Неокантианство. Одиннадцатый том. Сборник эссе, статьей, текстов книг

Из этого ограниченный неспециалист преждевременно сделает вывод, что первые тысячи ученых обвиняют друг друга в том, что они ошибаются в своих интерпретациях Канта, и тем самым даже обвиняют друг друга в том, что они неспециалисты, а не эксперты по Канту. Но это далеко не так! Все оказывается совершенно иначе, совершенно чудесно, совершенно удивительно. Противоречивые интерпретации Канта ценятся и почитаются как «проницательные» и «ценные» «взгляды Канта».

Однако мы, простые обыватели, не знаем, какая из этих «ценных» интерпретаций Канта верна, то есть какая из них правильно отражает доктрину, не знают этого и «эксперты». Ибо никто из них еще не доказал правильность своей «кантовской интерпретации». Но такая мелочь, как строгое, убедительное доказательство, в кантовских джунглях и не требуется. Они довольствуются так называемым столь же «проницательным» обоснованием, которое столь же сомнительно, как и сама проницательная точка зрения Канта. Поэтому человек также «терпим» к различным взглядам Канта. Они объявляются «ценными» взглядами Канта.

Обосновать такую терпимость нелегко. Но это возможно. Все остальные науки страдают от самой грубой, бесстыдной и безнравственной нетерпимости. Они не позволяют переступить порог ни одному утверждению, которое является ложным или даже просто сомнительным, то есть бездоказательным, и поэтому математик, например, грубейшим образом нарушает моральный принцип терпимости, просто выбрасывая своего оппонента, который хотел выдвинуть «проницательную» математическую «точку зрения», что прямая линия не является кратчайшим соединением двух точек или что иногда 2 x 2 может быть и 5. В «науке» Канта ситуация совершенно иная. Здесь мы видим самую дружелюбную терпимость, поистине приятную гармонию. Эта терпимость, однако, создается следующими соображениями:

Те, кто участвует в интерпретации Канта, – знатоки Канта (в отличие от «непрофессионалов»). Поскольку каждый из них находит в учении Канта нечто отличное и противоположное от своих коллег-знатоков, несомненно (поскольку мы имеем дело со знатоками), что Кант также думал обо всем этом. Из этого, однако, следует, что Кант во многих случаях противоречил сам себе и, прежде всего, что он был чрезвычайно разносторонним, поскольку из него можно вычитать столько же мнений, сколько магометанин может вычитать из Корана.[31 - Один египетский сановник сказал Наполеону Первому, что в Коране содержится вся мудрость, которая только существует. Когда он спросил, можно ли также узнать из него, как изготавливается порох, то получил ответ: «Это тоже есть, но нужно быть писцом, чтобы уметь это читать». Совершенно верно. Все зависит от правильной интерпретации, от «проницательного понимания».] Этот человек, так сказать, сказал все, что можно придумать (возможно, и кое-что еще), и поэтому он написал «самую разностороннюю, самую гениальную, но в то же время (разумеется) и самую противоречивую книгу», которая когда-либо существовала. Противоречие действительно приводит к многогранности. Если, например, кто-то хочет избежать противоречия, он может сказать: «Мир существует»; если же он достаточно «изобретателен», чтобы не уклоняться от противоречия, он может с такой же серьезностью заявить во второй части своей работы: «Мир не существует». Таким образом, с помощью противоречия он может сделать ровно в два раза больше утверждений, чем без него, то есть быть ровно в два раза более разносторонним. Соответственно, от другого ученого Канта мы узнаем, что противоречие на самом деле является частью «гениальности», что оно и есть гениальность, что настоящий гений не должен быть настолько ограниченным, чтобы уклоняться от противоречий.

Итак – «противоречие гениально». Давайте посмотрим, что значит противоречие: противоречие состоит в том, что в одном месте моей книги я говорю: «Эта вещь существует», а в другом месте с той же уверенностью утверждаю: «Эта самая вещь (которая, несомненно, существует) не существует» (или также: «Сомнительно, существует ли эта несомненно существующая вещь»). Что же я утверждал на самом деле? Очень просто! Оба утверждения одинаково сильны, поэтому мое второе утверждение отменяет первое, а первое отменяет второе. Утверждения взаимно противоречат друг другу. Так что же я утверждал? – Я вообще ничего не утверждал, и, следовательно, гениальность противоречия заключается в том, что человек вообще ничего не утверждает. Таково положение вещей в нашем и даже в обывательском понимании Канта, и теперь я советую читателю принять участие в «Кантовском движении», если он хочет стать гением. Ему не нужно ничего говорить, если он делает это только в гениальной форме противоречия, ибо это единственная форма, в которой можно сказать что-то, не сказав ничего.

Но то, что идея гениального противоречия весьма плодотворна, более того, она даже имеет моральный эффект, поощряя терпимость и называя провозгласителей этого учения «терпимыми вольнодумцами», а их оппонентов – «нетерпимыми ортодоксами», проистекает из того, что последователи этой Кантовой деноминации могут каждый без ошибки интерпретировать («понимать») или даже «переинтерпретировать» Канта совершенно противоположным образом. Ибо противоречие между различными «кантовскими взглядами» возникло не от того, что Канта неправильно истолковали, а от того, что сам Кант был достаточно «тщательным, разносторонним и изобретательным», чтобы противоречить самому себе.