Взлёт и падение. Книга вторая. Падение

– Да ну! – не соглашались иные. – Чего же под него копать? Человек не ворует и другим воровать не даёт, компания развивается, несмотря ни на что. Радоваться надо. Вон другие многие совсем развалились. Зарплату по полгода не платят.

– Потому и стал неугоден кому-то, что воровать не даёт, – уверенно говорили некоторые знатоки.

– Взяток в верхи не приносит, – утверждали другие. – Сейчас всё на взятках держится. Не подмажешь – не поедешь.

– Да за что давать-то?

– Ха, за что? Где живёшь? Да ты уже должен чиновникам за то, что родился в этой стране.

– Да что им нефти с газом мало? Они же после дефолта ещё богаче стали. А народ в полной клоаке.

– Им всегда мало.

– С ума сойти! Куда катимся?

– Да ерунда всё это! – утверждали третьи. – Дело в том, что у нас последнее время три происшествия произошло. Один самолёт заправщиком повредили, другой выкатился за пределы полосы. А ещё один приземлился с такой перегрузкой, что Дрыгало был вынужден остановить его на полную проверку.

– Дрыгало уже месяц, как на пенсии.

– А это и было ещё в прошлом месяце.

– Все эти происшествия – мелочи. Да и расследовать их должна комиссия ведомственная, а не из администрации области. Чего они смыслят в авиации?

Разговоров, домыслов и просто откровенных сплетен ходило очень много. Но итогом всех их была всё-таки озабоченность: а что будет, если снимут Дунаева? Кто придёт на его место и как поведёт себя? Понимали, что, как говорится, дыма без огня не бывает. Но истинную причину знали очень немногие.

А причина была в форме собственности. Покончив с распределением лакомых кусков в регионе, обратили внимание и на аэропорт, входящий в десятку крупнейших в России. Но тут произошёл облом. Все аэропорты подобного класса были в федеральной собственности и считались государственными. В то же время несколько самолётов было куплено за деньги местного бюджета и оформлены они были, как собственность региона. Таковыми считались все самолёты Ан-28, несколько самолётов Ту-154 и самолёты Ан-74.

В администрации губернатора рассудили: если аэропорт находится в ведении федералов, то пускай они о нём и заботятся. Но центр заботиться о чужом для него предприятии не желал. Оттуда уже давно ничего не финансировали, кроме себя.

Коса, как говорится, нашла на камень. А Дунаев оказался между молотом и наковальней. Ранее имевший льготные налоги за пользование землёй, находившейся в региональной собственности, аэропорт без объяснения причин вдруг лишился этого. Вернее, причину объяснили тем, что налог брали неправильно и предоставили счёт за все предшествующие годы. Дунаев слетал в Москву в министерство имущества, но там ничего не получил, кроме туманных и неопределённых обещаний. А министерство авиации? Увы, старых руководителей давно не было, как не существовало больше и министерства гражданской авиации. А в министерстве транспорта, где организовали департамент авиации, вообще были все новые люди, и им был до «феньки» этот вопрос.

Образовался замкнутый круг.

В регионе к аэропорту и его делам стали относиться с прохладцей, как относится мачеха к пасынку. Уж неизвестно с чьей подачи в администрации губернатора созрело решение разъединить лётный комплекс и аэропорт, против чего выступал Дунаев. Доподлинно известно, что за такое решение был профсоюз лётного состава и его руководители.

– На одного пилота по расчётам приходится более 10 человек обслуживающего персонала, – говорили они. – Зачем, скажите, нам кормить их? Конечно, Дунаев не лётчик, чего ему прислушиваться к нам?

– Мы его выбирали для того, чтобы он выполнял нашу волю, – вторили другие. – А раз не желает этого делать – пускай уходит. Мы выберем себе руководителя из числа лётного состава, которому близки и понятны чаяния лётчиков, а не бухгалтеров и экономистов. Тогда и зарплата в два раза вырастет.

– Есть такой человек, – говорили третьи. – Виталия Гаппа помните? Тот, что ушёл несколько лет назад работать в банк. Его недавно по местному телевидению показывали. Он на Ту-154 летал.

– Так он тебе и пойдёт из банка обратно. Дурачок он что ли, этот немец?

– Уговорим. А то, что немец… так у нас пол страны евреев и немцев. Ну и что?

– Если отсоединимся от всех этих нахлебников – тогда заживём!

Нашлись люди, которые за спиной Дунаева и лётного профсоюза ничего так и не решившего, начали переговоры с Гаппом.

– Но ведь у вас есть генеральный директор, – возражал тот. – Я в курсе его дел. Обстановка у вас нормальная, зарплату вовремя получаете и даже, несмотря ни на что, развиваетесь. Сами же его выбирали.

– Тогда другое время было. Сколько лет прошло.

– Когда вам хорошо было, вы были за него, – улыбнулся Гапп, – теперь вам плохо, и он стал неугоден. Между прочим, сейчас всем плохо. После дефолта.

– Не всем, – поправили его, – банкирам хорошо.

– Как сказать, – неопределённо ответил Гапп и от дальнейших переговоров отказался. – А вообще-то идея отсоединения аэропорта от авиакомпании мне нравится.

Постепенно идея разделения компании на аэропорт и лётный комплекс обретала всё больше сторонников среди лётного состава и всё чаще об этом велись разговоры на разборах. Безграмотные экономически лётчики почему-то почти все уверовали, что стоит им отсоединиться, как с небес проливным дождём посыплется денежная манна, как в рублёвом, так и в долларовом эквиваленте.

– Вы посмотрите, сколько людей в аэропорту шляются без дела? – вопрошали они. – А штаб? Его трёхэтажное здание буквально забито женщинами. Зачем они нам нужны? Мы оставим себе несколько нам необходимых людей, остальным скажем до свидания.

– Глядите, чтобы вам до свидания не сказали, – возражали противники перемен. – Лётчики в наше время тоже лишними стали. Знаете, что в отряде у Токарева делается?

– Там совсем другая авиация. А у нас налёт упал незначительно. Кстати, от них надо тоже отделяться. Зачем нам Ан-2 нужны сейчас, если они не летают?

Часть кулуарных и подзаборных разговоров, глухое недовольство лётного состава транспортной авиации Дунаевым, не желающим выполнять их решения, не могла не доходить до генерального директора, и он решил положить этому конец, неожиданно явившись на один из разборов лётного отряда. Литвинов представил ему слово. Дунаев вышел на трибуну.

– Я ничего говорить не буду, – начал он. – Наши дела говорят сами за себя. И пришёл я не говорить, а выслушать вас. Пожалуйста, задавайте вопросы, говорите, что вас волнует, чем недовольны. Говорите здесь и сейчас, а не в туалетах и в курилках.

В зале повисла тишина. Прошла минута, другая.

– В чём дело? – обратился к лётчикам Литвинов. – Задавайте вопросы.

Головы лётчиков повернулись к штурману Плаксину, который всегда и больше всех был чем-нибудь недоволен. Вернее, он был всегда недоволен всем, что бы ни делала администрация, и критиковал её деяния везде и всюду. Он был недоволен, Ельциным, Клинтоном, погодой, Организацией Объединённых Наций, собственной женой, которая ушла от него, ценами в магазинах, российскими самолётами, плохими дорогами и нашими машинами. Он был недоволен тем, что солнце всходит на востоке, а заходит на западе. Его всегда можно было видеть ворчащим и недовольным по любому поводу. Даже в полётах в кабине он выражал массу недовольств и ворчал на проводников, приносящих питание в кабину, что такую пищу не будут жрать даже собаки. Надо сказать, что бортовое питание бронских пилотов было в отличие от других компаний прекрасное. Подавались даже икра и заморские фрукты. Лётчики это всё не съедали, и кое-что складывали в гигиенические пакеты и уносили домой.

Во многих коллективах есть категория недовольных и вечно брюзжащих людей, но штурман Плаксин был просто уникален по своей способности критиковать всех, всё и вся сам, будучи при этом уж если не образцом разгильдяйства, то и не образцом примерной работы и дисциплины. Он был пофигистом. А ещё он когда-то заочно окончил юридический институт, поэтому в отряде считался знатоком законов стран всего мира и почему-то всегда убеждал коллег, что их везде и всюду все обманывают. За это лётчики выбрали его профсоюзным боссом первой эскадрильи.

Плаксин молчал.

– Плаксин! – крикнул кто-то. – Чего сидишь? Давай!

Тот, наконец, встал и почесал затылок. В зале раздался лёгкий смешок.

– Смеётесь? – осадил их Плаксин. – Над собой что ли? – Он снова почесал затылок. – Вот французские лётчики бастуют, им зарплаты в 10 тысяч долларов мало. А что же у нас? Мы и тысячи не получаем. А семью кормить надо.

– Ты же холостой, – не выдержал кто-то.

В зале снова засмеялись. Все знали, что он, женившись, снова оказался холостяком через… две недели.

– Да тихо вы! – осадил лётчиков Устюжанин. – Человек за народ болеет.

– Я понял вопрос, – кивнул Дунаев. – В этом году мы повышали зарплату дважды. С первого числа следующего месяца повысим ещё на 20 процентов.

– У-у! – недовольно пронеслось по залу. – А цены-то прут! Минимум на 40 нужно.

– Можно и на 50, но сначала эти деньги нужно заработать, – ответил Дунаев. – Мы пересмотрим общие тарифы, которые, по сути, не менялись с советских времён. Делалась просто поправка на инфляцию. Теперь основной оклад пилота не будет полностью зависеть от налёта часов. С этим я согласен с вашим профсоюзом.