Родовая отметина

– Мы потешные послы от князя Всеслава Ясноокого. Пришли повеселить соседей, родичей. Заодно уговориться, дабы лес по правде и взаимному согласию поделить. Бумага есть от князя и архиерея нашего к князю вашему… Так и доложите светлому Прониилу Сирому!

– Это как – потешные? – надулся стражник, пытаясь вникнуть в сказанное. – Однако князь разберётся… – махнул он рукой.

– Потешные – знать с миром, с весельем, песнями и танцами. Но дело несём важное! Так и доложи князю, – всё же пояснил Денис и добавил. – А возглавляю людей я, Денислав, сын умершего князя Святослава…

Стражники пожали плечами, переглянулись и вошли в ворота. Створка издала протяжный, нудный скрип и со стуком захлопнулась.

Подтянулись к Денису и остальные “послы” во главе с Ярмошкой.

– Дабы ждать было веселёй, затянем песню про лето красное, про солнце ясное! – ударил в бубен скоморох.

– Давайте, – поддержал Денис. – А ну-ка, Стенька, вдарь нашенскую!

Гусляр, не раздумывая, поправил инструмент, который висел у него спереди на кожаном ремешке, и с силой провёл по струнам. Они отозвались озорно и призывно. Явдоха с Росомахой подобрались, выпрямились, а шут слегка тряхнул колокольчиками бубна… И понеслась вверх раздольная песня!

Денис невольно заулыбался, давно не слышал этот напев с проникновенными словами, которые, казалось, знал всегда. Поддавшись настроению, он стал подпевать, обнаружив к своему удивлению, что голос у него звучит сочно, ровно и сильно. Даже Ярмошка подмигнул парню и притопнул ногой в такт.

– Зело выводишь! – похвалил скоморох.

И молодицы одобрительно закивали, повели плечами и заискрились глазами…

Так увлеклись импровизированным концертом, что не сразу восприняли большую группу дружинников, которая проворно выскочила из ворот и принялась окружать артистов. За воинами вывалилась толпа простых людей, растеклась вдоль частокола и с интересом начала рассматривать это необычное видение. О странствующих скоморохах слышали, но ещё никто не видел их воочию. Поэтому люди дивились и восторженно обменивались впечатлениями. Неслись одобрительные выкрики.

Когда дружинники плотным кольцом замкнули выступающих, те утихли и насторожились. Денис растерялся и высматривал, к кому бы обратиться для прояснения ситуации. И тут все притихли – из ворот вышел невысокий мужчина, в котором только по богатой блестящей сбруе, высокому остроконечному шелому отделанному узорами, золотым резным ножнам и пристальному, властному взгляду можно было предположить, что это сам князь Прониил! За ним следовали рослые воины при полном боевом снаряжении: в кольчуге, со щитами и копьями. Из-за них пугливо выглядывали знакомые стражники-охранники.

Князь остановился перед ясноокими, смахнул пот с подбородка, втянул воздух и изрёк:

– Кто старшой?

– Я… – смело выдвинулся вперёд Денислав.

Пронька обернулся к своему сопровождению:

– Этого в пыточную, а тех – в кутузку.

– Мы же с миром… – начал было Денислав, но его уже подхватили под руки и потащили.

Ярмошка искривился и крикнул людям:

– Братки! Дайте потешить души ваши, не губите песню добрую и танец озорной…

Народ зароптал неопределённо, но дружинники пинками уже толкали послов к воротам. Им вслед неслись крики непонимания, разочарования, на что Пронька среагировал быстро. Он круто развернулся и неожиданно зычно прокричал:

– Не ропщите, братия! Выведать надоть – подосланы они али нет! Акимка-крюк у мёртвого прознает правду. Не ропщите зазря! А мы округу оглядим: нет ли пришлых и войска чужого!

Последние слова подействовали, и народ потянулся в городище, возбуждённо обсуждая происшедшее. А князь с воями, выстроившихся в две шеренги, направился в прилегающий лес.

Летний день заканчивался. Унылое солнце висело над лесом в лёгкой дымке облаков. На городище наваливались длинные тени…

Утро начиналось хмуро, тревожно. Акимка-крюк, здоровенный мужик, с изрезанным шрамами лицом и оголённым мощным торсом, встретил Денислава, вошедшего в “пыточную” с двумя дружинниками, приветливо. Он благостно, даже ласково, осмотрел парня с головы до ног так, как примериваются к телку, перед тем, как его подрезать, разделать и приготовить поварам. Потом обошёл кругом и махнул стражникам рукой:

– Подьте вон, не мешайте…

Те подозрительно переглянулись и не спеша вышли.

Пыточная представляла собой странную смесь мастерской, кузни, фельдшерского пункта и скотской бойни! Механизмы, станки, верстаки, громоздились, как в столярке. Ножи, ножницы, крючочки, шила разных размеров, молотки, топорики и другой инструмент, аккуратно разложенный на отдельном столике, отдалённо напоминал медицинский. В углу горн, в котором тлели остатки дров. Свисающие с потолка верёвки: одна с крюком, другая с петлёй – и стены, обрызганные тёмно-коричневыми и красными, разной формы пятнами навевали тоскливые мысли о разделке туш.

Акимка продолжал обходиться с Дениславом учтиво. Он пододвинул громоздкий, неопрятного вида стул:

– Присядь…

Денислав торопливо уселся и заговорил взволнованно:

– Пошто меня пытать? У меня и моих людей нет злого умыслу. Пришли с добром, отыграть праздник шута горохового…

– Ого-го-го! – перебивая, передразнил его палач. – Ишо не встречал правдивых, – он наклонился с кривой гримасой и заговорщицки зашептал: – У каждого тайна есть… Скоки людишек через мой крюк проскочило, и у каждого нашлось тайное… Наш князь знает сие.

Зазвонили вдали колокола, палач выпрямился, посмотрел на маленькое оконце, перекрестился и продолжил философствовать. Денис слушал и покрывался смертным потом. То ли Акимка давненько не упражнялся в своём изуверском умении, то ли настроение у него было хвастливое, но рассказывал он страшное!

Оказалось, палач практиковал в пытках три главных ступени: обыкновенное битьё плетью узника, привязанного к колоде. Подвешивание за ноги. И, как последнюю, самую действенную ступень – на крюк за ребро! Применение молотков, раскалённых щипцов, спиц и тому подобных изувер считал промежуточными стадиями.

Искоса палач наблюдал за реакцией ясноокого и оставался доволен.

Его “милые” откровения прервал шум. Открылась дверь, и ворвалась девушка. Её глаза блестели слезами, а руки, которыми она придерживала полы длинного сарафана, дрожали.

– Отче! Мати рожае… А бабка Дуська мре…

Девушка захлёбывалась в чувствах, с трудом подбирая нужные слова. Грозный Акимка побледнел, скукожился, а его нижняя губа задёргалась:

– Повитуха Дуська мре? – переспросил он неожиданно писклявым голосом.

И тут Дениса словно бес подтолкнул. Он, пока Акимка, лихорадочно натягивал рубаху, предложил:

– Я умею у младенцев… пупки резать, во! – загорелся он.

Палач очумело посмотрел на свою жертву, но думал недолго:

– Пойдем…

Роды прошли успешно. Денислав в своих действиях руководствовался простыми принципами: чистота и аккуратность. Работал, как заправский акушер! Это было наитие, навеянное провидением…

Родилась девочка. Денис, смело отрезал ножом, который предварительно подержали в кипятке, а затем охладили, пуповину. Легонько хлопнул дитя по попке, и оно залилось криком. Потом омыл девочку в кадке, вытер расшитым полотенцем, запеленал в льняную простынь и передал счастливому отцу.

Палач выглядел растерянным мальчишкой! Он сжался, уменьшился в размерах и с глупой улыбкой, боясь придавить, трепетно прижимал кроху к груди. Его жена уже приходила в себя. Она облизывала губы, облегчённо вздыхала и обессилено прикрывала веки. А в дверях дома стояла девушка и восхищенными, припухшими очами смотрела то на новорожденную сестрёнку, то на раскрасневшегося парня…

Дальше события развивались для Дениса суматошно, смешавшись в один слабо воспринимаемый миг.

После родов Акимка потащил Дениса в соседний дом, где уже отпевали умершую повитуху, бабку Дуську. Отдав должное покойнице, палач, не выпуская руки парня, кинулся к княжескому терему: Пронька уже и сам намеревался послать гонцов в пыточную, дабы справиться, как проходит дознание.