Тайна родимых пятен или невероятные приключения Тишки Бедового и его друзей

Первой забила тревогу неуёмная повитуха Фёкла. Просидевши весь праздничный день, святые Покрова, в нужнике, она донюхалась до причины расстройства своего живота. “Вода!” – ахнула бабуля, глянув на буроватую гладь в ведре, только что извлечённом из колодца. Понюхав для верности повторно, схватила посудину и выбежала на улицу.

– Отравили, окаянные! Отравили! – завопила она, устремляясь к куму Степану.

Как мужчина основательный, кум долго осязал принесённую жидкость, мотал головой и с недоверием спрашивал:

– А ведро давно мыла? Может ты в нём свиньям варево носила?

– Что ты такое говоришь, Степан? Я ещё в своём уме, и газету в одних очках читаю!

– Ну, ладно, ладно… – отступил кум, – проверю-ка я и свою воду…

Проба источника питья повергла родственников в уныние, а потом в непомерно искренний гнев!

– Говорили умные люди – не доведут до добра эти хлюсты!

И – началось…

Ещё не успела высохнуть грязь от прошедших дождей, как прибыли представители санитарного надзора. Тщательно осмотрев прилегающую к “Хламу -90” местность, взяв пробы грунта и воды, зашли в офис пообщаться с собственниками “дела”… После длительного общения, уезжали с добрыми, просветлёнными лицами.

Прошла неделя, а выводов санитаров никто не приметил. “Хламовая” вонь только усилилась. Народ заволновался больше. Послали представителей в райцентр… Приехала более солидная комиссия. Опять обследовали местность, нюхали воздух, землю, даже кустарники и деревья. Зашли решительно в офис и… удовлетворённые уехали!

– Купили всех, стервецы! – понеслись слухи. – Сход надобно собирать! – предложили наиболее дальновидные.

Когда полыхающий заревом день потянулся к дымчатому горизонту вечера, показались первые дома городка c многообещающим названием Ляпово. Городок, районный центр описываемой местности, расположился на пологом холме. На самой вершине виднелся купол и крест восстановленной церкви. Вокруг громоздились несколько многоэтажных домов, но, в основном, городок был одноэтажный, с ухоженными в разной степени добротности приусадебными участками.

Лошадь, почувствовав конец своим мучениям, оживилась и даже изобразила что-то похожее на бег. Этому поспособствовала и дорога, перешедшая в затяжной спуск. Приободрился и возница, дед Родька. Выплюнув давно потухшую “цигарку”, он натянул вожжи, придерживая раззадорившуюся скотину, и повернулся к дружкам:

– Подлетаем, хлопцы – чистите перья!

– Гуси на волю, помёт в поле! Вы это имели в виду, Родион Кириллович? – опустив ноги с края телеги, зевнув и энергично поморгав глазами, протянул Тишка.

За ним поднялся и Филька. Протёр косые глаза, поправил взлохмаченные волосы и сказал, со значением выставив указательный палец:

– Подлёт – это хорошо, но лучше подъезд – надёжнее и падать легче…

Городок встречал друзей пыльной хмарью, людской и транспортной суетой, украшенной негромкой музыкой, несущейся откуда-то с окраин.

Глава 2. Мать Устинья.

Звон колоколов мерно и торжественно плыл над строениями монастыря, над прилегающим пшеничным полем и хорошо утоптанной дорожкой, ведущей к городским домам. Молодая монашка Устинья, одетая во всё чёрное, на мгновение остановилась, чтобы насладиться божественными звуками. Они всегда волновали её, наполняли смутным беспокойством. В памяти всплывали чувства и образы, большей частью греховные, но бывшие уже в прошлом и потому… ну, не очень, чтобы греховные! “Прости мя Господи!” – перекрестилась она на всякий случай.

Отцом, которого Устя никогда не видела, гордилась, кажется, всегда. Её мама, пышнотелая красавица Таисия – глупая от рождения, очень сентиментальная, но практичная женщина – рассказывала о несостоявшемся муже с особенным упоением. При этом она томно прикрывала глаза густо накрашенными ресницами и мечтательно ворковала:

– Умён был, строг, но… нежен. А в любви!…

После этих слов женщина, как водится, роняла слезу – и не одну – и страдальчески закатывала глаза. Затем изящным движением вытирала мокроту и с искренней грустью констатировала:

– Таких мужчин уже не рождается… – и добавляла с резким сожалением: – Вывелись!

И хотя женой археолога Ганса Миллера – русского паренька, с непорочной немецкой наследственностью – Таисия никогда не была, всё же считала его единственным мужем на своём нелёгком бабьем пути.

Случилась эта затейливая история в “прекрасные”, застойные годы. Семья Таисии относилась к широкому слою советской рабочей интеллигенции. Жили на окраине города с волнующим названием – Брагино, что недалеко от Ляпова. Интеллигентность семье привносило образование – полное профессионально-техническое. По этой причине отец работал слесарем-сантехником ЖЭКа, а мать – маляром-штукатуром в том же месте. Рабочая жилка заметно обозначалась на теле семьи в дни празднеств. Здесь частенько случались нестыковки в восприятии отдельных деяний мужской половины. Что проявлялось в неумеренном, мягко говоря, принятии на крепкую рабочую грудь “горячительной тяжести” и последующем нецензурном общении, как с партнёрами по столу, так и с супругой по паспорту.

Однако, в целом, жили как все: иногда ели варёную с бумагой колбасу, выстаивали очереди на постельное и нижнее бельё, ремонтировали постоянно ломающийся телевизор и с восторгом слушали речи генеральных секретарей.

Городок был старинный – брагу на Руси варили с незапамятных времён. С краю к нему прилепился древний женский монастырь, чудом переживший становление коммунизма, его расцвет и “ускоренный” распад.

По случаю своей дремучей ценности, городок регулярно посещали археологические экспедиции…

Первый раз Ганс Миллер появился в Брагино как аспирант исторического факультета в составе экспедиции, копавшейся внутри древних холмов-захоронений. Появление археологов породило среди местного населения болезненное явление, названное остряками “чёрным гробокопательством”. Сначала, правда, такой побочный археологический эффект называли “звёздным кладоискательством”. Но поскольку брагинские энтузиасты науки, роясь в холмах ночами при звёздах, находили не слишком часто кости сомнительного происхождения, то и прилепилось это название: “чёрное гробо…”.

В отличие от народных умельцев, археологи трудились не напрасно: в одном из холмов дорылись до остатков давностного городка! Для помощи привлекли школьников. Так ученица старших классов Таисия Посадская познакомилась с Гансом Миллером, длинным, худым, но симпатичным парнем в очках с массивной оправой. Очки придавали солидность и научную таинственность. Парень был так влюблён в свою профессию, что говорил исключительно о раскопках и исторических событиях. На красавицу Таисию обратил внимание только потому, что она предложила “квартироваться” в её доме: была у экспедиции такая незадача – где ночевать.

Непохожий на местных ухарей, заученный паренёк увлёк девушку сразу и целиком. Все лето она провела с археологами. От Ганса не отставала, как тень от ясеня в солнечную полуденную погоду. Как все задуренные, молодой археолог был рассеянным. Поэтому не придал никакого значения факту, что однажды утором проснулся в постели вместе с Таисией.

На следующее лето Таисия встречала возлюбленного не одна: на руках мило улыбалась чёрноглазая, с длинными волосами премиленькая девочка! Но, занятый научными проблемами, парень никак не воспринял количественные изменения в семье своей покровительницы. Впрочем, Таисия, как и её родители, не отчаивалась: пусть себе движется вверх по учёной лестнице – мы своё возьмём! Девушка уже видела себя женой профессора в роскошных московских апартаментах.

Однако, по истечении очередного года, третьего приезда-пришествия аспиранта, начинающего археолога, по совместительству молодого папаши, не состоялось…

Как ни ждала на перроне Таисия будущего мужа – он не появился! Проворная малышка Устюшка с интересом разглядывала вокзальную суету и, в отличие от мамы, не печалилась. Она весело вертела головой, задавала множество вопросов и пыталась затеять игру с потрёпанным, несвежего вида вокзальным котом. И, когда бездомное животное уже удобно умостилось на руках Усти, Таисия поняла, что её планы рухнули! Вдали умыкнул за поворот хвост московского поезда, а перед глазами маячил грязный хвост привокзального бродяги.

Смахнув горькую мокроту, гневно глянув на бездомное животное, она сказала с отчаянием:

– Проклятые коты, нет от вас никакого житья – так и норовите опорочить честь и душу девичью! Гони его прочь! – накинулась на дочку.

Кот, получив хорошего пинка, недовольно мяукнул и проворно скрылся под ближайшей скамейкой. Сердито взяв девочку за руку, Таисия направилась к автобусной остановке. Устя, не совсем понимая настроение матери, оглядывалась, выискивая – куда же задевался кот?

С месяц молодая женщина не находила себе места. Не раз порывалась выспросить у руководителя экспедиции адрес Ганса. Но, представив многолюдные столичные улицы, взглянув на себя, провинциалку, со стороны… – в отчаянии садилась на скамейку, что возле дома, и тихо плакала: глупая-глупая, а боялась большого города.

Однако всё решилось, благодаря дочери.

– Мама, – спросила как-то ушлая девочка, – мне подружка Манька сказала, что у нас есть папа! Длинный такой, в очках и ужасно умный: знает даже, где золотые монеты зарыты, как Буратино. И ещё сказала, что ты его плохо любила, поэтому он нашёл себе другую…

Последние слова задели так больно, что Таисия возмутилась:

– Как его ещё было любить, разве что на руках носить! – тут она слегка задумалась и решительно добавила: – А насчёт другой… Тут я ему не позволю!

Несмотря на подкрадывающуюся к городу грозу – уже искрились молнии и с тёмных сплошных туч слетали первые капли дождя – собрала нехитрые пожитки, взяла последние сбережения стариков-родителей, поцеловала дочь и уехала в Москву.

Родители Таисии представляли то стойкое поколение, которое привыкло подчиняться судьбе, следуя поговорке: “Попал в стаю, лай не лай, а хвостом виляй! ” Поэтому отчаянный поступок дочери восприняли положительно, хотя и со скрытой скорбью. Приняв безропотно заботы по воспитанию и кормлению внучки, настроились на долгое ожидание возвращения дочери.

Прошёл ещё год…

Устя подрастала, особо не досаждая старикам своими шалостями и играми. Бабушка, Соломея Антиповна, с некоторых пор стала набожной, потому не строгой, даже терпимой. Старалась и внучку приобщить к вере. Однако приобщение замедлялось, так как девочка по некоторым библейским сюжетам частенько задавала вопросы, загонявшие старушку в тупик.

– Кем приходится Вам, бабушка, наш дед Дорофей?

– Как – кем?! – поражал Соломею вопрос, заданный по прочтении первых страниц Библии. – Мужем, конечно. И венчаны мы…