0,5

Уже ждет арендодатель, все схвачено: за двенадцать тысяч вроде бы неплохая однокомнатная квартира. Залог – столько же. Помимо аренды нужно платить коммуналку.

Добрался. Так себе домик. Сверкает разноцветными панелями, красивыми лишь издали, а подойдешь ближе – видишь, что радостное цветовое месиво кусками слезает со стен, сбежать спешит. Не место ему здесь. Хоть лифт есть. Даже два. Пока ждал, огляделся – наскальная живопись времен верхнего палеолита: «Вася лох». Хлам под лестницей. И лишь одно позитивное объявление на доске: «Выбросил мусор в подъезде – хрюкни:)».

Торжественно получил ключи от своего нового жилища, обещая вести себя тихо и спокойно. Вручал их здоровенный мужик, видимо успевший в девяностых «прохавать» многое. Ножевой шрам через все лицо, походка приблатненная. Наверное, стоило поискать и другие варианты, не соглашаться вот так с ходу, прямо на «Авито». Впрочем, видеться с этим персонажем особо часто не придется. Договоренность такова, что оплату Андрей будет переводить на карту.

Закрыл дверь на щеколду и громко выдохнул. Минут десять просто сидел на пуфе в прихожей, слушая мерное тиканье полумертвых механических часов. Тут теперь дом.

Тик-так. Тик-так.

Твоя жизнь идет не так.

Надо в душ. И в магазин. За водкой.

Похрустел в «Пятерочку». Переулки, уже утонувшие во мраке и заполнившиеся противным дешевым желтым светом, казались неузнаваемыми и в то же время такими приевшимися – этот свет превращает все города России в безликую массу, всех людей делает одинаковыми. Гололед. Дороги не чищены. И «Пятерочка» вдалеке светит как маяк.

Вернувшись, спешно, но уже более тщательно осмотрел квартиру. Новостройка, но дешевая. Видимо, сюда переселяли людей из деревянных бараков под снос. Ремонт сделан по ГОСТам, и ни каплей краски больше. Абсолютом стандартизации являлась розетка для радио, какое и не купить уже нигде. За окном – стройка точно такого же здания, по тем же стандартам, копия копии копии копии. И строители, вопреки всем правилам безопасности, спешат возвести новую копию быстрее. Скоро начнутся проверки: и деньги полетят в нужные кошельки, а инспектора будут ловить их с закрытыми глазами.

За стройкой только лес и ЛЭП – шумящий город резко обрывается. Дикая территория, где лишь редкие частные покосившиеся хибары кричат: «Здесь уже занято». Скоро и их крик оборвется, когда город вновь захочет расти, и бульдозер проедется пару раз, сровняв постройки с землей. Ну или просто сожгут, а пожарные будут перекуривать и смотреть, как красиво полыхает. С закрытыми глазами.

Маленький, громко гудящий советский холодильник. Маленький рябящий телевизор над ним. Маленькая электрическая плитка. Маленький чайник и такая же микроволновка. И большие, просто огромные часы. Квартира как квартира. Только больше на музей похожа – жизни тут никакой. Больше походит на коммуналку, только без соседей. Ванная вообще выглядит так, будто каждый день здесь принимают душ десятки людей. Стена отсырела, краска пластами отслаивается прямо под ноги. По мнению Андрея, именно так выглядит ванная, где сначала моются уставшие узбеки, после – зэк, а следующая в очереди мать, которая будет купать троих детей, пока в дверь стучат две деревенские модницы, недавно переехавшие в областной центр, еще не успевшие ни хахаля завести, ни на работу нормальную устроиться. Ну а после всех – студентка, живущая в одиночестве. Знал Андрей такую ванну. И студентку когда-то знал. Двух кавалеров разом заарканила, пока деревенские бабы зевали.

Короткий коридор, где на полу лежит самый дешевый резиновый коврик из «Леруа Мерлен» – гигантского строительного магазина, выросшего на пустыре, пока Андрей был в армии. На стене – вешалка на три куртки и зеркало. Все оттуда же. Кухня с маленьким обеденным столом, комната с диваном в стиле рококо – пышным, с подлокотниками, закручивающимися в спираль по всем правилам золотого сечения, с обивкой, которая когда-то была мягкой.

Прежде чем начать пить, нужно сделать звонок Марине, забрать вещи. Переодеться, человеком себя почувствовать.

Теперь она живет с парнем, теперь она водит маленькую синюю машину, теперь она не работает и ей как раз нечем заняться. Через полчаса Андрей уже сидел на соседнем кресле, они катили к ее родителям. Разговор не клеился. Все как-то за год поменялось в ней. Или в Андрее? Увлечена новыми людьми, горит свежими идеями. Тренировки, йога, благоустройство города. Убедившись, что у нее дела идут хорошо, а она – что у него тоже, попрощались. Можно сходить в душ, переодеться в чистое и добыть из холодильника водку.

В одиночку пить – западло. Тем более после такого большого перерыва. Год ни капли по своей воле – одно, но когда «не положено», то и ощущается иначе. Поговорить с кем-нибудь хотелось, поделиться – во всем теле еще не утихало ощущение личного праздника, вовсе наоборот – нарастало, ширилось. День, которого ты столько ждал, наступил. Ну, пусть не Питер. Зато с деньгами кое-какими, зато с жильем. Зато в родном городе! А ждал-то как сильно! Сильней, чем все свои дни рождения, если сложить, или нет, помножить силу ожидания!

Накидался Андрей один, глотая стопку за стопкой, запивая апельсиновым соком и закусывая колбасой средней паршивости, и уже пьяным попытался дозвониться друзьям. Звонил настойчиво. Звонил, дожидаясь голоса автоответчика, сообщающего, что абонент не может ответить. Его настойчивость не могла пробить стены, построенные за время, как жизни разошлись.

Еле держась на ногах, добрел до пивнухи, торгующей алкоголем по ночам, где втридорога разжился бутылкой виски. Надо аккуратнее с тратами, быстро деньги уйдут. Но сегодня есть большой повод, который с кем-то необходимо разделить.

Решился вызвать такси и лично навестить Костю. Грустно напевал веселую мелодию, дожидаясь, пока девушка-оператор криком заставит кого-нибудь из ленивых водителей взяться за заказ. У них теперь новая мода: пока сверху рублей тридцать-сорок не накинешь, никто не повезет.

Андрей попросил сделать тише музыку и расплылся на заднем сиденье.

– Тут куда? – осведомился водитель, не оборачиваясь к пассажирке.

– Направо, – будет дом Кости. – Ага. Вот тут. Третий подъезд.

Машина затормозила у входа, Андрей расплатился, поблагодарил. Тошнило, но стерпел, а в голове с непривычки вертолеты набирали ход. Песня эта паршивая еще: всю дорогу одна и та же, только в двадцати пяти ремиксах.

Магнит на двери отключен. Дурацкая ситуация: нужно ли звонить в домофон, в таком случае? Не стоит, наверное. Андрей поднялся, устало прошаркав по ступеням до четвертого этажа, и позвонил сразу в дверь. После троекратного чириканья за ней послышались шаги.

– Кто? – проявил интерес женский голос, приглушенный сталью.

– Надежда Юрьевна, это Андрей. А Костю… – Андрей запутался с непривычки, какие человеческие, обыденные по своей структуре фразы приходится строить. – А Костя дома?

Прямо как в детстве. А Костя выйдет? Костя, вынеси попить. Да потом уроки сделаешь, математику утром у меня спишешь! На улице дела поважнее: мы в какашки собачьи втыкаем петарды «Корсар-5» и они на три метра вверх разлетаются! Леркиного брата всего перепачкало! Мы там такую бандуру железную откопали, пошли сдавать!

Дверь чуть приоткрылась после щелчка, в щели показалась Костина мама. Внешне – типичная русская женщина, с теми самыми формами, с тем самым лицом, какое вы сейчас представите. В халате, не менявшемся годами. Вроде и характер-то был такой: и в горящую избу войдет, и коня на скаку остановит.

– Привет. Нет его, – тихо и как-то недоброжелательно сказала она.

– А где? Я ему звоню, он трубку не берет. Поговорить бы надо, я вот только из армии.

– Он у пидора этого, который в соседнем дворе, наверное.

Мысли Андрея слиплись, соображал он с трудом. Повисла тишина, секунд на десять, пока он пытался понять, о ком идет речь. К проему пролез ребенок, отодвигая мать, с интересом спросил: «Мама, кто там?»

– О, Макс, привет. – Андрей протянул ему руку, чтобы все по-взрослому было. Дети любят, когда с ними как с большими.

– Привет, – робко сказал маленький Макс, смущенно улыбаясь и силясь вспомнить имя Костиного собрата, которого когда-то видел, но теперь совершенно не помнил. Мама аккуратно отодвинула малого от двери, недовольно бросив «иди отсюда», не дав эту самую руку пожать. Они снова смотрели друг на друга.

– У Лехи, что ли? – допытывался Андрей, предположив, о ком все-таки идет речь.

– У Лехи, у Лехи. Есть сигарета?

– Да, конечно. – Андрей стал елозить по карманам, в одном из которых утонула пачка. Непривычно. Не так, как на форме. Нашел. Протянул. Она вышла в подъезд, мягко прикрыв дверь. – А за что такое отношение? Случилось чего?

– А ты, можно подумать, не знаешь? – Она с сомнением оглядела Андрея и протянула, повысив голос: – Не пи-и-изди вот только мне.

– Да я еще до армейки ему дозвониться не мог, все увидеться не могли, а там как-то времени не было общаться, – будто бы извиняясь за свое незнание, лепетал Андрюха, потряс пакетом, в силуэте которого можно было распознать бутылку: выпить с ним, мол, хотел.

Надежда Юрьевна сделала демонстративную затяжку, подержала дым в легких и, выдыхая, проговорила:

– Торчат они.

Опять тишина. Только слышно, как по трубам чье-то говно в канализацию спускается.

– В смысле? Как? На чем торчат?

Надежда Юрьевна закатила глаза и изобразила коматозное состояние, в каком ее сына недавно принесли домой два других наркомана.

– Не знаю я на чем, но неадекваты полные временами.

Андрей тупо бросил что-то неразборчивое – о том, что попытается их разыскать. Пошел, шатаясь, вниз по лестнице. Сверху донеслось: «Ты им там отвесь». Обиженно хлопнула металлическая дверь.

Шел быстро. Улицу окончательно съела чернота, фонари горят через один, мороз щекочет. Уже видно его жилище – деревянную двухэтажную конуру, из пары труб дым валит и медленно растекается по округе. Только при жутком морозе такое можно увидеть.

Свет в толчке горит, в комнате – нет. Замедлив шаг, Андрей тишком вошел в подъезд. Так же тихо, стараясь не скрипеть половицами, поднялся на второй этаж. Выдохнул, прислушался: тишину нарушают лишь глухие звуки из телевизора, доносящиеся через несколько стен, непонятно с какой стороны. Казалось, что тихий-тихий бубнеж идет отовсюду. Постучал в дверь, и стук этот, напротив, казался скрежетом, громким и противным, за которым ничего не последовало, и пришлось рвать эту тишину снова. Это как пачку чипсов пытаться открыть в кинотеатре на самой драматичной сцене, и вместо того, чтобы сделать это быстро, рвешь по чуть-чуть. Нет, по чуть-чуть не надо. Дернул дверь – и она, о чудо, распахнулась.

На Андрея вылился мрак. И вонь. Липкий запах какой-то синтетической дряни. Андрей нащупал выключатель в коридоре, вытащив из памяти его примерное место. Было время, когда они пили в этой квартире по выходным, поэтому расположение всех вещей, важных для выживания на протяжении пары суток, Андрей помнил. Знал даже, где искать спички и соль.

Лампочка вспыхнула, открывая взору ад. По всему коридору разбросан мусор: остатки еды, упаковка, бутылки. Вдоль прихожей лежит доска, еще недавно служившая косяком двери. В полумраке, царившем на кухне, можно было лицезреть похожую картину. Квартира Леши превратилась в настоящий притон.

Комнатная дверь со скрипом отворилась, Андрей вошел, нащупал выключатель и там, но лампа не работала. А, так это потому, что ее и нет в люстре – вот она лежит, на табурете, а внутри ее трубочка, что служила корпусом пластиковой ручки. Раньше она была почти прозрачная, теперь – бурая.