Страж последнего рубежа

И смела результаты кошачьего эксперимента.

Вечером Ксю обнимала кота, лёжа на диване под «Гарри Поттером».

Кот поднял на неё голубые глаза. И она снова испытала странное чувство. Как будто с её новым питомцем что-то не так. Что-то нужно поправить.

– Может быть… – задумчиво. Погладила.

И неожиданно улыбнулась, весельем прерывая саму себя:

– Может быть, назвать тебя Каем? Неправильный кот с льдинкой в сердце. Горячее сердце – холодный разум? Только на всю голову отмороженный кот – это комплимент, если что, – мог доехать до меня на электричке.

ГЛАВА 8 | СКОВОРОДА

Ксюша несколько раз за день взрывалась:

– за книгой;

– во время просмотра видеороликов;

– во время приготовления ужина.

Каждый раз взрыв начинался со всплеска рук и слов:

– Нет! Ну я, конечно, всё понимаю! Память, игры разума… Но перепутать Рому с этим!!!

А потом – шаги из угла в угол. Огибала диван и обеденно-письменный стол. Бессвязные рассуждения.

Кот сидел. Жмурился. Был внимателен. И при приложении хорошей доли фантазии – чуток.

Последний променад Ксюши закончился тем, что она взяла фонарь (красивый, с разноцветными стекляшками-витражами), накинула ватник – и вышла из дома в ночь, через зады, к калитке, ведущей не на деревенскую дорогу, а на холмы – к реке.

Кай поспешил за ней.

Холм с видом на реку, которая тонула в темноте. Слышался только шёпот воды. И мерцал на том берегу огонёк коровника. Палатка под покровом ветвей тенистого дуба. Костерок на излёте. Старик в плюшевом балахоне на раскладном кресле у костра. Сковорода с яичницей в тлеющих углях. В животе Кая урлыкнуло: очень уж захотелось этого шкварчащего, ещё жидкого желтка. А образ старика тут же сросся с чугунной сковородой. Старик-сковорода.

Короткое приветствие. Кай урлыкнул для приличия.

Ксю сразу перешла к делу. Марина. Сын. Ошибка. Игры памяти.

Старик доброжелательно слушал, как давеча Кай. Когда Ксюша выговорилась, в густой августовской ночи повисла тишина. Хруст костра. Дыхание деревьев.

Старик заговорил. Что-то о душе и искрах. Кай потерял нить повествования. И навострил уши, только когда старик заговорил о страхах: страшно быть озадаченным. Быть озадаченным чем-то страшным – ещё страшнее. Марина – страшным горем, например. Это как чёрная дыра, стягивающая энергию, забирающая свет от искр. Энергию нужно экономить. И разум, а может, и душа оказывают медвежью услугу – затыкают дыру первым попавшимся объектом. Подгоняют действительное под желаемое, пусть и вопреки логике.

Знаешь, почему после смерти одного из супругов в счастливых браках оставшийся обычно скоропостижно вступает в повторный брак? Хочет, чтобы счастье длилось.

А ещё мозг просто экономит энергию: открытая задача стягивает на себя ресурсы. Закрываешь первым попавшимся пусть и абсурдным аргументом/человеком – и вуаля! Нет проблем. Сил – с избытком.

В мягких отблесках костра Кай видел хитрые искры в добрых глазах старика.

– Сейчас передо мной не Марина, – продолжил старик, – а девушка, которая издалека увидела одни единственные объятия, дала событиям свою трактовку. Испытала непонимание и возмущение. И быстро закрыла нарастающую внутреннюю боль (открытый вопрос) теорией про изменчивую память. Заткнула одно другим. Ты уверена в том, что видела? Или тебе просто больно оставлять увиденное без ответа?

Ксюша оправдывала Марину тем, что память выхватила первое попавшееся из реальности, чтобы заглушить боль. А сама подхватила первую попавшуюся теорию, чтобы не оставлять окно открытым, не оставаться озадаченной. Тогда вместо злости и бунта пришлось бы искать информацию, разбираться. Тратить силы.

– Только вот, – старик озорно хихикнул, – в области душевных страданий Марина бросилась в объятия незнакомца, потому что иначе её переедет танк. А девочка по имени Ксюша стянула с ближайшей полки теорию замещающей памяти, чтобы не щипали блохи.

«Клуб начинающих мракобесов объявляется открытым», – сказал бы Кай, если бы умел говорить.

ГЛАВА 9 | БЕГЛЕЦ ПОД БУЗИНОЙ

– Мать с бабкой поочередно садятся со мной за семейные альбомы. Показывают пальцами на лица – это бабушка Груня (помнишь её?) готовила пироги с вишней, от которых невозможно оторваться, и собирала большие семейные праздники в Апрелевке. Она же в Апрелевке жила. И мы выезжали к ней на неделю каждое лето, пока ты не пропал… А это – дядя Коля… и новая история. Все вокруг очень хотят, чтобы я вспомнил то, чего не знаю. У них нет сомнений, что сам я не вспомню. Даже шанса мне не дают.

В ночь возвращения от уличного философа, старика-сковороды, Ксю нашла лже-Рому у себя под забором. Он сидел на стволе поваленного дерева под разлапистой бузиной и нервно курил.

Он не скрывал от Ксюши обмана: ему было слишком страшно. Да, выпал шанс прикинуться пропавшим и обнаруженным ребёнком. Фото даже не смотрел. Хотел уклониться от бродяжничества и мелкого мошенничества, а полицейские какого-то пропавшего мальчишку обсуждали, Рому.

Когда увидел Ромино фото, давать задний ход было слишком поздно… Думал, при встрече с разочарованными родственниками пропавшего мальчишки начать сумасшедшего отыгрывать. Однако семья его приняла…

Кай смотрел на поверженного беглеца. Ликовал за Ксю – вот он, триумфальный час признания: можно разоблачить лжеца или похвалить себя за правоту.

Поначалу псевдо-Рома развеселился… Всё складывалось гладко. А потом задался вопросом, и стало жутко. Одним простым вопросом: почему они это делают? Тогда волосы встали дыбом. Что за страшный секрет заставляет выдавать незнакомца за сына? Какие последствия снимет с семьи возвращение сына?

– Они просто ждут суда по подтверждению личности, – жалко едва пискнул незнакомец, прикрывающийся именем Рома. – А что дальше? Что со мной будет, когда я стану им не нужен?

Кай смотрел на сосредоточенное лицо Ксю. Он безошибочно считывал, о чём думает хозяйка: «Марина знает, что на самом деле случилось с Ромой. С настоящим Ромой. И она уверена, что сын не вернётся».

Кай даже не задумывался, почему он так уверен в своей способности читать мысли хозяйки.

ГЛАВА 10 | ЛЕДИ И РАДИОВОЛНА

Облупленная парта стала продолжением подоконника с видом на местный храм. На неё водрузился фикус. Экран компьютера, не подключенный к сети и безнадёжно сломанный. Три розетки удлинителя на подоконнике. У парты – стул и табурет.

Ксюша посмотрела на своё творение. Перевела взгляд на указ по формированию коворкинг-зон в библиотеках:

– «озеленение – фикус в наличии» – галочка,

– «не менее двух рабочих мест: стул и табурет» – есть,

– «хороший вид» (в случае Ксюши – вид на храм) – кто посмеет сказать, что вид нехорош, того отдадут инквизиции (внутреннее гнусавое хихиканье при абсолютно серьёзном, переполненном чувством гордости лице).

За храмом – крыши деревенских домов, гряда холмов, река и заливные луга на той стороне. Благодать.

Пять стеллажей старых книг в комнате на пятнадцать квадратных метров на втором этаже старинного кирпичного здания. Письменный стол, он же абонемент, на пьедестале из палет (ибо, по правилам, абонемент должен быть на возвышении).

К указу прилагалась брошюра с библиотекой, обставленной в икеевском стиле. Чёрный металл открытых стеллажей вместо потрёпанных досоветских шкафов. Зелёные круглые кресла вместо видавшей виды табуретки. В отчёт о переустройстве сотен библиотек пойдут как раз такие показательные фото, а за цифрами спрячутся облупыши вроде её краевой библиотеки.

Ксюша распахнула окно. После перестановки поднялась пыль, и с двойной силой разгулялся старушечий запах вышедших на пенсию книг.

Мимо храма прошёл пожилой мужчина с глубокими морщинами и землистым цветом лица. Он сложил руки за спиной. В одной из них громко вещало радио: пенсионер был глуховат. Р ядом с ним трусила старая такса по кличке Сарделька – кличка совпадала с внешностью.