Аббревиатура

– Вы ещё не уехали?

– Борис Иванович, вы какую задачу перед нами ставите? Немедленно выехать или собрать редуктора?

– Естественно собрать редуктора!

– Тогда мы сами решим, когда нам выехать. Сейчас мы подбираем комплект документации, подбираем нужный инструмент, билеты взяли на четырнадцатое.

– Ну, смотрите, если что будем спрашивать с вас!

Звонок директора застал нашу команду инженеров сборщиков за изучением чертежей. Толя Виноградов и Володя Кулешов прокомментировали разговор:

– Не делай добра, не получишь зла!

На САЗе нас ждала ударная, почти круглосуточная работа и спартанские условия жизни. Самое привилегированное жильё было у меня: отдельный номер – подсобка в директорской гостинице с большой горой стирального порошка в центре комнаты. Спать там можно было только предварительно проветрив помещение и с открытыми на ночь форточкой и дверью. Мы приезжали на работу с первым трамваем, а уезжали с последним. У работников цеха создалось впечатление, что мы вообще не уходим с работы. И на самом деле это было недалеко от истины.

Руководство завода не очень-то радовали наши успехи по сборке редукторов, ведь они-то, ссылаясь на сложность работы, просили себе полгода. Поэтому, в силу своих возможностей, они иногда подтормаживали наше рвение. То у них нет контровочного клея, то сухого льда, а приобрести в киосках мороженного – идите куда хотите и покупайте сами.

Пришлось взбодрить руководство завода через их главк из Москвы. Понятно что дружбы нам это не добавило. В итоге за четыре дня до Нового Года мы собрали и обкатали редуктора, но наша радость была недолгой –   позвонил начальник и сказал, что их всё-таки надо сдавать военной приёмке. И это оказалось не всё!

Накануне вечером в цех пришёл разработчик с главным конструктором комплекса и сказали, что в конструкцию самого сложного волнового редуктора вкралась ошибка: окно в корпусе редуктора для зацепления с шестерней башни сделано не с той стороны и его надо переделать. А это означает, что редуктор надо разобрать, отправить корпус в механический цех на доработку, затем повторить сборку, обкатку и сдачу приёмке. А времени-то нет.

После короткого совещания в узком кругу Толя Виноградов предложил договориться с начальником цеха, чтобы нам дали доступ к расточному станку до утра. Расточить квадратное окно на цилиндрической поверхности, под которой на расстоянии нескольких миллиметров располагались тонкие зубья внутренней шестерни – ювелирная работа! Да ещё не дай Бог, чтобы стружка попала внутрь редуктора. Но не зря ведь наша команда состояла из инженеров с «золотыми» руками. К утру работа была сделана и мы успешно сдали  военной приёмке все изделия. В награду весь коллектив, закупив билеты в баню третьего разряда (другие билеты достать не удалось), отметил завершение эпопеи.

Такой бани я не видел даже сразу после войны. Бой в Крыму, всё в дыму, т.е. в пару и ничего не видно ни в бане, ни в предбаннике. Вместо душа – здоровенный шланг, из которого поливают друг друга.

Когда вернулись в Москву, то никто из руководителей – ни непосредственный начальник, ни директор – ни премии, ни спасибо. Мой друг и коллега Саша Бакеев, отметив это, сказал:

– Ты сам лопухнулся. Сидел на золотой жиле, а приехал ни с чем.

– Где это-то там была золотая жила? Там даже жрать было некогда.

– Ты сам говорил, что спал в подсобке, где стиральный порошок был насыпан горой. Мог бы себе и мужикам набить по рюкзаку порошка. Вот вам и премия, а то всё от начальства ждёшь! Великий Мичурин что говорил? Не надо ждать милостей от начальства, взять их самим наша задача! Вот так-то, Валера.

– Знаешь, Саша, на САЗе работают хорошие люди. Когда мы закончили работу начальник инструментальной кладовки пригласил нас к себе на склад. Кладовщице, своей подчинённой, он сказал:

– Эти ребята так работали! Я давно не видел такой работы! Дай им на память любой инструмент, который они захотят.

– И что выдала?

– Выдала. Конечно, не электроинструмент. Я, например, взял себе набор надфилей.

– Ну, тогда другое дело, на кой хрен вам стиральный порошок. Инструмент – лучше, хотя будь моя воля, я бы взял и то, и другое.

2. Страховое дело.

Ежегодно ближе к концу сентября к нам на дачный участок приходила одна и та же женщина – страховой агент. Мы за небольшие деньги на небольшую сумму возмещения  страховали свои постройки – как она говорила, практически от всего. Так шли год за годом, мы привыкли и полностью ей доверяли. Нас устраивала эта, в общем-то, не обременительная осенняя процедура. Она, понимая, что перед отъездом у нас много хлопот и времени в обрез, приносила уже заранее заполненные бланки, которые мы не глядя подписывали, отдавали деньги и расставались до следующего года. С надеждой, что обращаться в страховую компанию нам всё-таки не придётся. Так было и в этот раз.

Однажды она появилась в обычное горячее время и сказала, что теперь представляет новую страховую компанию «Югория». Эта компания гораздо лучше и надежней прежней, и хоть она нас страхует чуть-чуть дороже, но зато с большей страховой выплатой и, также как и прежде, от всех случаев, что в страховом свидетельстве записано обобщённо – цифрой три. Об этой компании вы наверняка слышали по телевизору, добавила она. Мы, пенсионеры, посетовали на приличное, с нашей точки зрения, увеличение стоимости полиса, но с другой стороны рассудили, что выплаты в случае чего в разы больше и успокоились.

На следующий год ближе к концу дачного сезона мы, готовясь к встрече с нашей близкой уже знакомой, преодолев лень, прочитали скучное содержание полиса. Но как не старались найти там случай три – сделать этого не смогли. Зато там были случаи, обозначенные заглавными буквами: А, Б, В, и так далее, в том числе случай З(но никак не три). Когда мы прочитали, от чего же в итоге застраховали своё дачное имущество, то оказалось, что от «ущерба, нанесённого падением летательных аппаратов».

Слава Богу, нам не пришлось уже в практически прошедшем страховом году обращаться в «Югорию», поэтому нас такой  «развод» повеселил. К тому же Лариса (моя жена) вспомнила, что на космодроме в это лето при запуске произошёл сбой, и какая-то часть ракеты упала в далёком сибирском посёлке на улице «Космонавтов» и попала точно в  крышу дома. Этот случай показывали по центральному телевидению. Посмеявшись, мы решили, что с точки зрения времени и пространства застраховались очень удачно, по времени вообще точно – тютелька в тютельку, а по пространству тоже неплохо, ведь ракета-то упала в нашей стране, а не на другом континенте где-нибудь в Азии или Африке.

Поэтому, когда осенью страховая дама пришла к нам с подготовленным страховым полисом, повторяющим прежний, мы попросили её так называемый «случай три» расшифровать дополнительно всеми, упомянутыми ей страховыми случаями, то есть буквами от А до З. На что она сказала, что ну её, эту компанию и есть у неё кое-что получше. И тут же, как факир из рукава, достала новый бланк.

Не поленившись и на этот раз, мы прочитали условия и главное – мелко написанный текст в конце договора, где черным по белому было написано, что страхованию подлежат дома из бруса не старше 10 лет. Тогда мы спросили эту даму, знает ли она сколько лет нашему садовому товариществу и соответственно домам. Тут она, обидевшись, спросила:

– Так вы что, не намерены что-ли страховаться? Давайте застрахуем ваш дом как будто он прошёл капитальный ремонт.

Мы возразили: – А как мы докажем этот ремонт в страховой компании?

– Ну, это когда будет? А может быть и не понадобится вовсе – пыталась усыпить нашу бдительность страховая дама.

– Давайте подписывайте, у меня мало времени – настойчиво продолжила она. Мы сказали: – Нет!

– Но у меня есть ещё компании, я готова вам их предложить.

Раскрасневшись, она стала вытряхивать из своей сумки на стол какие-то бланки. Мы твёрдо сказали:

– Нет, нет и нет!

Эта атака напомнила нам известный сюжет из поэмы «Мёртвые души». Помните:

«Ноздрев вспыхнул и подошел к Чичикову так близко, что тот отступил шага два назад.

– Я тебя заставлю играть! Это ничего, что ты смешал шашки, я помню все ходы. Мы их поставим опять так, как были.

– Нет, брат, дело кончено, я с тобою не стану играть.

– Так ты не хочешь играть?

– Ты сам видишь, что с тобою нет возможности играть.

– Нет, скажи напрямик, ты не хочешь играть? – говорил Ноздрев, подступая еще ближе.

– Не хочу! – сказал Чичиков и поднес, однако ж, обе руки на всякий случай поближе к лицу, ибо дело становилось в самом деле жарко.»

И вот, когда мы решительно и последовательно отказались, наша партия перешла в эндшпиль. Она сказала, что мы дачные сморчки, скряги и не хотим поддержать её лично и страховые компании. Из-за таких как мы в нашей стране страховое дело никогда не поднимется и не достигнет европейского уровня. Из-за нас она потеряла, как она сказала, «кучу времени и денег на поездки в нашу тьмутаракань и перепортила кучу бланков». Так понемногу она ввела себя в раж, лицо её покраснело, и, нервно сгребая со стола свои бумаги, она закончила встречу словами:

– Харизьму бы вам начистить за это!

Из окна было видно, как страховая дама нервно двинулась в сторону калитки. У калитки она остановилась, повернулась в сторону дома и смачно плюнула. Потом, перекрестилась, пнула ногой калитку и быстро зашагала прочь.

На этом наша многолетняя «дружба» закончилась, и мы больше её никогда не видели. Но, вспоминая великого Гоголя, мы подумали, что если бы у страховой дамы было побольше сил, то в борьбе за подъём страхового дела в стране, она и вправду начистила бы нам харизьмы или, выражаясь проще и по-современному, надавала бобов.

3. Манихинский жокей.

На горнолыжной базе в Манихино по выходным дням собиралось много горнолыжников – работников предприятия, их чад и домочадцев. Заметный десант горнолыжников высыпал из электрички и дружно шагал через посёлок, берёзовую рощицу и овраг к базе.