Студент. Человек в мире изменённого сознания

– Бывает, – смущенно кашлял в кулак председатель. – Нету других людей… Я с ним поговорю еще, припугну построже, а уж вы как-нибудь сами с ним, пристыдите что-ли.

Просили колхозного сторожа Игната при случае сказать бригадиру, чтобы не выражался. Думали, старого человека послушается.

Дедушка Игнат искренне удивился: «Кому, Семену? Да ему, сивому мерину, родить легче, чем от мата отвыкнуть. Сызмальства это у него. Без штанов еще ходил, а уже матерные слова знал.

После этого на Семена Петровича махнули рукой и старались не обращать внимания, но и ему, видно, на пользу пошел разговор с председателем. Материться совсем он не перестал, но заметно было, что сдерживается.

– Пошли, девчата, доделаем что ли, – встала Света Новикова.

– Дай отдохнуть – то! – взмолилась Таня Савина.

– Девоньки, засидимся, хуже… А то, до зимы здесь будем торчать?

– Домой хочется, – жалобно сказал кто-то.

– Хватит ныть, пошли…

Когда мы пришли с поля, дед Савелий сидел с Караваевым на лавке за столом. Перед ними стояла бутылка водки.

Увидев квартирантов, дед Савелий засуетился и намеревался привстать, но Караваев придавил его к скамейке и с усмешкой сказал:

– Не мельтеши. Чай, в своем доме, не в гостях.

И в нашу сторону добавил:

– Места всем хватит, вона лавка какая, во всю стенку.

– Много наворочали-то?! – спросил дед Савелий.

– Много не много, а спины болят, – не стал притворяться Алексей Струков. Алексей учился на третьем курсе и получал Ленинскую стипендию.

– А девки?

– А что девки? Работают.

– Да где там! Маломощные. Известно, город. Наши-то бабы пожилистей будут, – поддержал Караваев.

В дверь постучались и в избу вошли Света Новикова и Таня Савина.

– Мальчики, приходите сегодня к нам вечером, а то девчонки что-то заскучали, – сказала Света Новикова.

– Домой просятся, – добавила Таня.

– Как же это ты, дочка, рожать будешь, экая тощая какая, – пожалел Таню Караваев, по-своему оценивая ее изящную фигурку.

Таня покраснела и растерянно посмотрела на подругу.

– Как все рожают, так и она родит. Другого способа не придумали, – без стеснения ответил Юрка, второкурсник с внешностью киногероя, тот, которому не понравилось, что я воспринял известие о колхозе без эмоций.

– Ишь, как все, – засомневался Караваев.

– Она двойню родит. Правда, Танечка? – засмеялась Света Новикова.

– Веселый народ, пошли вам Бог женихов хороших, – пожелал дед Савелий.

– Да хоть каких-нибудь бы послал, – живо откликнулась Света. – У вас вот нет, разбежались все.

– Что правда, то правда, – сказал Караваев. – Молодежь вся в город норовит, не хочет на земле хозяйствовать.

– И то, одни мальцы сопливые остались, – поддержал дед Савелий.

– А туда же, не моги и слова поперек сказать, он тебе и комбайнер, и тракторист. По нонешним временам – фигура.

– Фигура, да дура, – перебил Караваев. – Водку жрать научились, а мужик кроме этого никакой. Прошлый раз Васька Коршунов просит: «Дядь Иван, дай трояк до завтра». А в гости зайдешь, у бабы рубль просит, чтобы бутылку купить. Мужик, ядри твою в корень!

– А вот гляди у меня! – Караваев вытащил из бокового кармана пиджака пачку замусоленных десяток.

Видал? То-то! Приди ты, к примеру, ко мне – напою и накормлю.

– Так оно так, – поддакнул дед Савелий. – Дочка – вот тоже с зятем. Не батьке помочь, а с батьки. А у меня уж ноги не ходят хозяйствовать… Сад пропадает. Картошку насилу выкопал, дай бог тебе здоровья, Иван, помог. А то: картошки дай, мясца дай, а приехать, вишь, занятые.

– Картошки, мясца! – передразнил Караваев. – А тыщу не хошь? Мой Колька прикатил летом: «Тыщу дай, мотоцикл Ковровец хочу купить».

Он вдруг по-собачьи ощерился:

– Накось, выкуси! Десять не хошь? Заработай, гад ты этакий!.. Так ты знаешь, что он сказал? Я, говорит, когда-нибудь придушу тебя, батя. Ты понял, нет? За тыщу, батьку родного!

Караваев разнервничался, руки дрожали и дергалось веко.

– Родителей не почитают, старых не признают. Куды – ы! Слова не скажи поперек. Щас – в морду, а то ножиком норовит, – пожаловался дед Савелий.

– Во-во! Осатанели совсем. Я, говорит, дед, пашу, на мне колхоз держится, – передразнил кого-то Караваев.

– Это пока в Армию пойдет. А там, прощай колхоз, – заметил дед Савелий. – Так что, девоньки, женихов в городе ищите. Нашенские-то ненадежные теперь.

– Так ваши-то, которые ненадежные, у нас в городе все, – заметила Таня, а Света Новикова добавила:

– Разбирайтесь теперь, какие ваши, какие наши. Одинаково водку пьют.

– За кого ж замуж выходить будете? – поинтересовался дед Савелий.

– Что ж, совсем трезвых что-ли не осталось? – обиделся за ребят Слава Сорокин, третьекурсник с французского отделения.

– Верно, хороших-то больше. Это пьяницы нам только чаще примечаются, потому как, хороший – дело обыкновенное, а пьяница – вроде бельмо на глазу, – утешил девушек дед Савелий…

Девушек пригласили к столу, но они застеснялись и поспешили уйти, выдав истинную причину своего прихода. Вчера приходили «женихи» из местных, орали частушки под окном, ругались матом, грохали кулаками в дверь и звали на «матаню».

Мы поужинали, потеснив к краю стола хозяина с его приятелем, и стали собираться в клуб, где разместились наши девушки, а Савелий и Караваев все еще сидели за столом, злобствовали непонятно на что и попутно ругали за нерадивость председателя: скотина, мол, в коровнике по колено в навозной жиже, а техника сплошь и рядом под открытым небом. И мы долго еще слышали задиристый тенорок деда Савелия и недовольный рык Караваева.