Неокантианство. Шестой том. Сборник эссе, статей, текстов книг

Химические типы», теорию которых Ж. Б. Дюма развивал с 1839 года, следуя гипотезе замещения Лорана, следует пока отделить от «механических типов» того же автора. Последние можно здесь оставить в стороне, так как они не смогли достичь того классификационного значения, которое обещал их создатель. Химические типы Дюма представляли собой прежде всего ряды химических соединений со сходными основными свойствами, в которых предполагалось одинаковое число эквивалентов, объединенных одинаковым способом. Соединения такого типа Дюма сравнивал с планетарными системами. Атомы удерживаются вместе благодаря их сродству.

«Если атом одной материи заменить другим, то останется та же система. Простой атом может быть заменен сложным атомом без изменения общей структуры. Если замена производится в соответствии с тем же числом видов и взаимное расположение атомов остается тем же, новое соединение сохраняет тот же тип».

Видно, что аналогия, которая приводит к обозначению типа, заключается в идее абстрактного чертежа в смысле Кювье-Бленвиля, который, хотя и дал название бегло связанным видам, тем не менее, уже должен был быть определен выше из области этих самых видов. Затем Герхардт в своей систематической разработке придал этому абстрактному так называемому типу более конкретное, репрезентативное значение. В этом смысле представителями этих серий «типов» стали: вода (H2O), соляная кислота (HCl), аммиак (NH3) и водород (H2); или, согласно другому расположению «основных типов»: водород (HH), вода (H2O), аммиак (NH3) и, кроме того, рудничный газ (NH4). Позже были добавлены пятый и шестой типы. Но в то же время, в отличие от морфологических CUVIER, эти химические типы превратились из типов химической конституции в типы групп химических процессов. Уже Герхардт подчеркивал, что абстрактные типы – это не символы внутреннего строения, рассеяния атомов, а формулы преобразования, аналогии метаморфоз:

«Тип – это просто единица сравнения для всех тех тел, которые демонстрируют аналогичные разложения, как и он, или которые являются продуктом аналогичных разложений».

Эти виды преобразования усложнились, когда Уильямсон ввел «конденсированные», а Кекуле – «смешанные типы», а реализация неполного насыщения потребовала создания «остатков» или «неполных молекул». Но даже эти тонкости ничего не изменили в логической структуре этих типов, так же мало, как и споры, возникшие в связи с попытками свести четвертый тип к третьему, а также в связи с изменяемостью рациональных формул. Ведь химические соединения, представленные формулами, не сливаются плавно друг с другом, а следуют закону постоянных пропорций. Конечно, некоторые явления, которые химик привлекает в свою область, демонстрируют плавные связи. Например, рассмотренные ранее агрегатные состояния, сплавы и так далее. Но именно те виды соединений, которые химик знает как типы, имеют общий логический характер с некоторыми логическими типами. В остальном же они даже логически не находятся на одном уровне с надуманными типами организмов, которые относятся примерно к тому же периоду развития науки. Ведь только там, где они ошибочно интерпретируются как конститутивные формулы, они предстают, как мы видели, как абстрактные или конкретные символы молекулярного строения химических соединений. С другой стороны, они связаны более тесно, чем эти «чертежи», поскольку связаны количественно. По всей видимости, те же отношения сохраняются и тогда, когда наш логический вопрос ставится перед гипотезами фон Гоффа и Вислиценуса о механических условиях валентности и молекулярном строении соединений.

Столь же фиксированные типы в конечном итоге присутствуют и в подразделениях кристаллов. Однако внутри отдельных кристаллографических систем, которые могут быть жестко разделены теоретическим выведением, из «типичных» основных и наиболее общих форм путем строго непрерывных переходов могут быть выведены другие формы. Но, согласно обсуждениям второго раздела выше, это предельное рассмотрение смещает фиксированную структуру форм, которые оно приводит в плавную связь, так же мало, как предельное рассмотрение в геометрии и анализе. Биквадратичная призма остается строго отделенной от биквадратичной двойной пирамиды, хотя она получается из этой наиболее общей формы квадратичной системы, когда главной оси позволено пересекаться на бесконечном расстоянии; точно так же «тип» гексакисоктаэдра, наиболее общей формы регулярной системы, от «типа» октаэдра, простейшей базовой формы системы. Мотив для представления этих форм как типов снова заключается исключительно в их репрезентативном значении. Они не способны к преобразованию, которое превратило бы репрезентативный член фиксированных типов в логический тип текучей связности.

XI. Резюме

Общие результаты вышеприведенного исследования заключаются в следующем:

1) Помимо тех делений, члены которых могут быть строго отделены друг от друга, логика должна признавать и те, члены которых сливаются друг с другом через множество промежуточных ступеней, и члены которых находятся, таким образом, в текучей связи.

2) Текучая связь не обязательно является непрерывной. Скорее, во многих случаях она обусловлена неравномерностью корреляций коллективного эпитома, которые остаются со всеми возможными причинами для разделения.

3) Подлежащее делению целое, члены которого имеют непрерывную связь, не обязательно является родом, но может быть и индивидуальным объектом, развитием индивидуального эпитома.

4) Область классификации понятий, члены которых бегло связаны, простирается не только на естественные науки, но и на наше практическое и теоретическое познание в целом.

5) Слово «тип», которое в практическом познании имеет в основном значение репрезентативного члена, а в научном познании было первоначально использовано Блейнвилем по отношению к группам организмов в таком смысле, постепенно натурализовалось в научном употреблении как обозначение видов, находящихся в свободной связи.

6) Классификации объектов, члены которых находятся в плавной связи, поэтому уместно называть классификациями типов.

7) Существуют различные типы:

a) схематические типы (III)

б) Репрезентативные типы (IV)

в) Типы развития организмов (VI)

d) Типы языков (VIII)

д) типы периодов (IX)

8) Логическая классификация типов сама является типологическим делением коллективного эпитома, члены которого находятся в сложной текучей связи, а именно типологическим делением на репрезентативные типы.

9) Первоначально (Бленвиль-Кювье) так называемые типы зоологии и ботаники были не типами текучей связности, а просто репрезентативными родами фиксированной ограниченности (V). Химические и кристаллографические так называемые типы также не являются типами в логическом смысле этого слова (X).

10) Непрерывная текучая связь, которую математический пограничный взгляд устанавливает между типами с фиксированным ограничением, не делает эти типы типичными в логическом смысле слова (II).

LITERATUR – Benno Erdmann, Theorie der Typen-Einteilungen, Philosophische Monatshefte, Bd. 30, Berlin 1894.

Принцип идентичности как принцип воображения

Глава 33

203. Тривиальное замечание, что каждый предмет представляется тем, чем он является по своему содержанию, т.е. что он представляется тождественным самому себе. Кажущаяся тривиальность, однако, таит в себе двусмысленность этой версии. С кажущимся большим основанием можно было бы сделать парадоксальное утверждение, что никакой предмет не представляется тождественным самому себе. Доказательство этого было бы простым: то, что представляется в воображении, является сознанием (43). Если бы, таким образом, каждый предмет представлялся тождественным самому себе, то сознание этого тождества с самим собой должно было бы присутствовать в каждом представлении, должно было бы быть постоянным компонентом, вечно повторяющейся характеристикой каждого предмета. Самонаблюдение, однако, кажется, решительно противоречит этому. Представляя себе дерево в восприятии, событие в памяти, страну молока и меда в воображении, полицию в абстракции, мы находим в себе воплощения характеристик, присущих каждому из этих предметов; однако никакие следы обычно не указывают нашему вниманию, что в каждом из них, кроме того, мы представляем себе тождество с собой как ту же самую характеристику.

204. Итак, является ли тождество с самим собой воображаемой характеристикой, характеристикой, полученной из тощей древесины школьных знаний? Может показаться, что это так, и так оно и было. Однако, если бы это было так, нам пришлось бы пойти дальше. Мы неизменно приписываем непроницаемость предметам восприятия людей. Но в большинстве случаев восприятия телесных вещей со свойствами посредством одного лишь чувства зрения сознание непроницаемости отсутствует, характеристика непроницаемости, восходящая к тактильным и моторным ощущениям, заменяется характерной для лица характеристикой простого заполнения пространства. Каждый предмет, кроме того, заполняет промежуток времени, причем не исчезающе малый, а косвенно измеряемый, пропорциональный, как показали психофизические исследования времени. Каждый предмет, кроме того, организован как звено во временном ряду изменяющихся содержаний сознания. И все же мы не всегда осознаем эти временные отношения (1). Аналогично и с характеристикой идентичности. Она тоже не отсутствует без исключения. Напротив, она всегда становится очевидной, как только мы обращаем внимание на то, как воображаемое представляется. Тогда кажется столь же неопровержимым, сколь и тривиальным, что в каждой воображаемой вещи мы находим тождество с собой. Какой бы предмет мы ни выбрали, мы находим каждый из них в этом состоянии тем, чем он является; ни один из них, пока мы представляем его таковым, не становится другим, не уходит в себя. Если предмет изменяется, он становится другим в той мере, в какой он изменился. Таким образом, как временные отношения предметов не проявляются в постоянном сознании их временности, так и тождество каждого предмета с самим собой не приводит к сознанию этого тождества каждого предмета с самим собой. Хотя у нас часто отсутствует сознание времени, мы непоколебимо заключаем, что каждый предмет стоит во времени. А заключаем мы это потому, что, когда мы наблюдаем сознание, мы находим его без исключения во временных отношениях. Точно так же мы должны придерживаться того факта, что каждый предмет тождественен с самим собой, хотя идея тождества с самим собой осознается лишь в исключительных случаях, как характеристика в предмете, который тождественен с самим собой. Поэтому мы должны вернуться к предыдущему рассмотрению (151), чтобы продолжить его. Если брать психологически, то в идее содержится то, что реально воображается в ее предмете; если брать логически, то, напротив, то, что можно четко выделить в ней в соответствии с состоянием нашего анализа содержания, присуще каждому предмету. В фактическом запасе нашего меняющегося хода воображения то в один, то в другой раз могут быть неотчетливыми те признаки, которые требуются как отчетливые в логически определенном предмете. Любая существенная черта предмета также может временно оставаться неотчетливой, если наше внимание не обращено на ее воспроизведение. Такие признаки могут даже иногда отсутствовать в фактическом инвентаре нашего научного мышления, поскольку наше научное мышление в своем фактическом течении лишь в исключительных случаях соответствует логическим нормам. Если, таким образом, оно действительно отсутствует в нашем воображении, то оно может быть бессознательно возбуждено или даже заторможено для этой формы репродуктивного возбуждения. Оно может даже стать временно или навсегда невозбудимым, т.е. забытым. Выключения такого рода происходят, в частности, когда сверхпороговые стимулы для восприятия или ассоциативного воспроизведения регулярно повторяются или остаются эффективными в течение длительного времени. Психологические модификации воображения, однако, и здесь не затрагивают наши логические круги. Если, с точки зрения логики, то, что может быть показано в каждом предмете в соответствии с состоянием нашего анализа его содержания, присуще ему, то из этого следует, что мы должны рассматривать тождество с самим собой как характеристику, которая одинаково принадлежит каждому предмету, каким бы ни было его содержание. Ибо мы находим это тождество с собой в каждом предмете, как только обращаем внимание на то, как он представлен.

205. Более того, тождество с самим собой не является характеристикой объективного, которая была бы общей с другими видами сознания, которые тогда должны были бы быть поняты как беспредметные. Скорее, это характеристика, которая принадлежит только объективному, т.е. характеристика, присущая только ему, и в этом отношении сущностная характеристика.

На первый взгляд, это кажется парадоксальным. До сих пор мы отличали предметы мысли от самой мысли, от сформулированных и несформулированных суждений. Действительно, никому не придет в голову сомневаться в том, что суждение, сформулированное суждение, а также вывод, определение, описание, классификация, доказательство, метод и т.д., короче говоря, любой процесс мышления как таковой, тождественен самому себе. Но несомненно и то, что каждая из этих форм мышления, как и каждое из конкретных слов, которыми мы их обозначаем, являются предметами, которые, как и все предметы, обладают содержанием и объемом, то есть эпитетами, которым мы приписываем определенный состав. Именно в природе мысли заложено то, что она может сделать себя, т.е. каждый вид своих операций, предметом.

Но возражение можно обобщить. Разве наши чувства и воления, а значит и сознание в целом, не имеют права быть тождественными самим себе? Не является ли тогда тождество с самим собой характеристикой, общей для всех видов воображения, в более широком смысле, для всех видов чувства и желания, то есть характеристикой сознания рода? Здесь, в другом повороте, возобновляется идея, которая уже встречалась в предыдущем месте (193). Мы устраняем это возражение так же, как и только что рассмотренное более узкое. Несомненно, мы должны представить себе каждое отдельное чувство и каждый отдельный акт воли, так же как и каждый вид чувства и акта воли, более того, роды чувства и воли, и, наконец, на этой психологической лестнице, род сознания в целом как тождественный самому себе. Но все это возможно только в том случае, если мы объективно постигаем каждое отдельное чувство или волевой акт, а также каждый из вышестоящих родов, включая сознание. Иначе говоря, мы не только переживаем чувства и волевые процессы, но и способны через самовосприятие определить содержание каждого чувства и волевого процесса, далее обобщить общие черты различных этих процессов через абстрагирование в виды и роды и, наконец, связать их в ряды психологического порядка. Короче говоря, мы можем объективно постичь не только наше мышление, но и наше чувство и желание, т.е. мы можем получить представления о нашем чувстве и желании. Воображение, как мы уже видели (49), выходит, так сказать, за пределы своего значения: оно выходит за пределы всего, что может быть дано нам в сознании. Если то обстоятельство, что мы можем объективно постичь мышление, является необходимым условием возможности всякого логического исследования, то то обстоятельство, что мы можем также объективно определить наше чувство и желание, является необходимым условием возможности всякого психологического исследования. Мы определяем родовое содержание чувства, говоря, что в нем мы сознаем состояние, в которое нас вводит некоторый стимул, и т. д. Тождество с самим собой является, таким образом, общей характеристикой сознания, а следовательно, и каждого из его видов и отдельных форм, в той мере, в какой сознание и его виды понимаются объективно. По этой самой причине оно является собственной характеристикой для всего, что становится для нас предметным.

Нам остается только указать на последнее возможное продолжение возражения. Оно может быть осуществлено только теми, кто испытывает неудобства. Все, что мы признаем реальным независимо от нас, мы, конечно, также представляем себе как тождественное с самим собой; то же самое касается и трансцендентного, которое мы постулируем как основу всего реального.

206. Более того, тождество с самим собой является изначальной характеристикой нашего объективного сознания. Оно не может быть выведено из какой-либо другой характеристики; ведь оно содержится в каждой характеристике, поскольку последняя сама является объектом. Поэтому его также нельзя интерпретировать как некое подобие, например, как «абсолютное» подобие. Оно не может быть ни аналитическим, ни синтетическим следствием равенства, поскольку всякое равенство есть отношение между предметами, каждый из которых, поскольку он является предметом, также предполагается тождественным самому себе. Это не вид, а предельный случай равенства, к которому оно приближается тем больше, чем меньше становятся все возможные различия между двумя объектами, и который достигается тогда, когда все возможные различия перестают существовать, и два предмета таким образом сливаются в один и тот же. Как предел, он остается столь же своеобразным и независимым, как и всякий предел по отношению к переменной, которая может бесконечно приближаться к нему, никогда не достигая его иначе, как отдавая свою сущность. Поэтому он остается столь же отличным от равенства, как, скажем, тангенс от секущей или дуга от соответствующей хорды. И этот логический предел равенства отличается от предельных случаев математического равенства тем, что рассмотрение, ведущее к нему, никогда не может стать фундаментальным выведением, а может быть только предельным рассмотрением, ценным для определенных целей, поскольку каждый случай равенства предполагает тождество сравниваемых объектов самим себе.

207. Уже из вышесказанного следует, что тождество с самим собой должно далее рассматриваться как простая характеристика объективного (107). Она не терпит анализа на большинство компонентов, ибо каждый из этих анализов предполагал бы тождество с собой каждой характеристики, полученной через него. Поэтому здесь применимы те же соображения, которые только что решили вопрос об оригинальности этой характеристики. Тождество с самим собой каждого предмета оказалось для нас предельным случаем всякого возможного отношения, так как в нем двойственность членов, которая в конечном счете существенна для всякого отношения, упраздняется, поскольку два члена совпадают в одном и том же. Таким образом, соображение, согласно которому мы рассматриваем тождество с самим собой как предельный случай равенства, является лишь частным случаем того, что позволяет понимать его как предельный случай всякого возможного отношения. И здесь, как и там, остается еще не разрешенное несоответствие, состоящее в том, что предполагаемый предел представляет собой определение, которое уже лежит в основе возможности каждого такого рассмотрения.

208. В конечном счете, тождество с самим собой является единственной изначальной характеристикой предметов нашего воображения. Ибо, определяя предмет как представление, как нечто воображаемое, как эпитома, как содержание, как окружность, как нечто вообще, как высший род, мы предполагаем его в каждом из этих способов определения. Поэтому все эти предшествующие определения являются не только альтернативными определениями тождества с самим собой, но и производными от него.

209. Поэтому мы должны сказать: предмет и тождество с самим собой – это одно и то же; быть предметом – это не что иное, как быть тождественным с самим собой. Это снова кажется парадоксальным. Но он уже теряет этот характер, когда мы проясняем для себя логические отношения, связывающие воедино все различные определения предмета, которые нам удалось вывести. С психологической точки зрения объект был прежде всего идеей; с логической точки зрения он стал воображаемым, затем олицетворением, затем содержанием и протяженностью, отсюда – высшим родом или чем-то вообще, наконец, тождеством с самим собой. Теперь мы исходим из логического определения предмета = воображаемое = эпитома, а затем отождествляем эти определения с окружностью и высшим родом. Затем мы можем представить себе высший род с точки зрения определенных выше фактических категорий субстанции, процесса и отношения. Это означает, что предмет, рассматриваемый с точки зрения категории субстанции как высшего рода, является содержанием; с точки зрения категории процесса он предстает в этом высшем роде как понятие; а с точки зрения категории отношения он предстает как тождество с самим собой. С другой точки зрения, мы можем сказать: каждый предмет, рассматриваемый наиболее абстрактно, показывает себя как эпитома, т.е., как мы должны были сказать с нашей исходной точки, как предмет второго порядка; эпитома, однако, является высшим родом, поскольку она включает отношения элементов между собой; в каждом отношении, наконец, есть тождество с собой как момент, который также может быть понят как предел отношений вообще. С двух последних точек зрения, таким образом, также возникает несоответствие, содержащееся в рассмотрении тождества как отношения: тождество с самим собой является предметом, когда оно понимается как высший род; оно является предельным случаем отношений с точки зрения, которая ведет вверх от этой категории к высшему роду.