Между интуицией и анализом: Путеводитель по философской мысли эпохи кризиса и обновления (1880–1955)

Британский эмпиризм.

Глава I. Утилитаризм как социальная философия: от Бентама к Миллям (генезис, доктрина и внутренние противоречия).

1. Предварительные замечания.

Эволюция британского эмпиризма после Юма не ограничивается университетской философией. Хотя шотландская школа здравого смысла Томаса Рида и последующий академический идеализм временно доминировали в профессорской среде, эмпиристская традиция продолжала существовать и развиваться вне стен университетов, найдя новое выражение в утилитаристском движении XIX века. Его истоки прослеживаются в творчестве Иеремии Бентама, чье становление пришлось на конец XVIII столетия, но реальное влияние проявилось уже в следующем веке. Между классическим эмпиризмом и утилитаризмом существует отчетливая преемственность, выраженная в методологическом единстве. Бентам и его последователи, подобно Юму, применяли метод редуктивного анализа, сводя сложные явления к простым элементам, и опирались на принципы ассоциативной психологии, разработанные в XVIII веке. Прямое интеллектуальное родство Бентама с Юмом подтверждается и тем, что чтение «Трактата о человеческой природе» стало для него откровением, особенно в части критики теории общественного договора и утверждения полезности как основы добродетели.

Однако при сохранении методологического ядра произошел существенный сдвиг в акцентах и практических задачах. Если классический эмпиризм, включая Юма с его проектом науки о человеческой природе, был в первую очередь ориентирован на теоретическое понимание мира, познания и морали, то утилитаристское движение приобрело ярко выраженный практико-реформаторский характер. Его главной целью стала не интерпретация, а преобразование социальной реальности – правовых, политических и моральных институтов. Эта преобразовательная энергия была востребована либеральными и радикальными кругами английского среднего класса, стремившимися к реформам в противовес консервативной традиции, усилившейся после Французской революции. Философская упрощенность утилитаризма, его кажущаяся понятность и опора на ясный принцип наибольшего счастья наибольшего числа людей стали не слабостью, а силой, превратив его в эффективный инструмент социальной критики и политического действия.

Таким образом, утилитаризм предстает как закономерное развитие и социальная адаптация эмпиристской традиции в новых исторических условиях. В его эволюции внутри XIX века автор выделяет две основные фазы: первоначальный философский радикализм Бентама и последующую, более утонченную и расширенную версию, разработанную Джоном Стюартом Миллем. Обе фазы, объединенные общим индивидуалистическим пафосом и ориентацией на общественное благо, противопоставляются третьей, более поздней фазе – политическому идеализму, заимствовавшему из немецкой и греческой мысли органицистскую концепцию государства.

Обращение к личности и наследию Иеремии Бентама в качестве отправной точки для анализа утилитаристского движения XIX века обусловлено не столько его абсолютной философской оригинальностью, сколько его уникальной ролью систематизатора и практического катализатора. Хотя принцип полезности, который он положил в основу своей системы, не был его изобретением – его истоки прослеживаются у Хатчесона, Беккариа, Пристли, Юма и Гельвеция, – именно Бентаму принадлежит заслуга его радикального, последовательного и всеохватного применения к сферам морали, законодательства и социальных институтов. Его фигура знаменует собой качественный переход от теоретического эмпиризма XVIII века к эмпиризму деятельному, реформаторскому. Бентам становится центральным звеном, соединяющим интеллектуальную традицию с политической практикой: он трансформирует философский принцип в рабочий инструмент для критики и преобразования действительности. Его жизнь и труды демонстрируют эволюцию от частных вопросов правовой и пенитенциарной реформы к осознанию необходимости тотальной политической реконструкции как условия любого иного прогресса.

Ключевым представляется методологическое единство Бентама с его предшественниками-эмпиристами, выражающееся в приверженности редуктивному анализу и ассоциативной психологии, что обеспечивает преемственность традиции. Однако его радикальный рационализм, безразличие к исторической традиции и неприятие теорий естественного права или общественного договора как «бессмыслицы» задают новое, антитрадиционалистское и антиинтуитивистское направление мысли. Его изначальная ориентация не на гуманистический пафос, а на критерии рациональной эффективности и полезности системы подчеркивает характерный для него холодный, почти инженерный подход к социальным проблемам. Труды Бентама, часто публиковавшиеся фрагментарно и благодаря усилиям последователей вроде Дюмона или Джеймса Милля, формируют не столько законченную догматическую систему, сколько обширный проектный арсенал – от Паноптикона как модели тотального социального контроля до конституционных кодексов. Таким образом, начало анализа с Бентама оправдано его ролью создателя парадигмы: он не только унаследовал и переработал идеи предшественников, но и конституировал утилитаризм как влиятельное общественно-политическое движение, определившее интеллектуальную и реформаторскую повестку для последующих мыслителей, включая Джона Стюарта Милля.

Ядро бентамизма составляют два взаимосвязанных постулата: психологический гедонизм как описательная антропология и принцип полезности как нормативный императив. Согласно первому, человек неизбежно подчиняется «двум верховным властителям» – удовольствию и страданию, что представляет собой не моральный выбор, а непреложный факт человеческой природы. Однако Бентам переводит это описание в нормативную плоскость, утверждая, что единственным рациональным критерием добра и зла является способность действия увеличивать или уменьшать общую сумму счастья. Таким образом, принцип полезности (или наибольшего счастья) провозглашается не просто констатацией фактического стремления, а объективным мерилом моральности, преобразующим индивидуальную погоню за удовольствием в задачу максимизации коллективного благосостояния.

Логика этой системы требует инструмента для соизмерения и расчета «счастьесозидающих» последствий действий, что находит выражение в гедонистическом исчислении. Оно предполагает количественную оценку удовольствий и страданий по параметрам интенсивности, продолжительности, определенности, близости, плодотворности, чистоты и – применительно к сообществу – распространенности. Несмотря на очевидную практическую трудность, а зачастую и невозможность точного математического расчета, сама эта модель выполняет критическую функцию, рационализируя моральные и законодательные решения, переводя их из сферы интуиции или традиции в область взвешенного, пусть и приблизительного, учета последствий.

Ключевым для социальной философии Бентама становится понятие «общего интереса», которое он трактует не как мистическую или органическую сущность, а как сумму интересов отдельных индивидов. Эта редукция позволяет рассматривать общественное благо как арифметическую совокупность частных благ и ставит задачу гармонизации интересов через законодательство. Последнее призвано не просто суммировать стихийные устремления индивидов, а создавать такие рамки, в которых рациональное стремление каждого к личной выгоде, направляемое и ограничиваемое законом, приводило бы к возрастанию общего благосостояния. Однако здесь возникает фундаментальное напряжение между эгоистической психологической основой и альтруистическим общественным императивом. Бентам пытается разрешить его, апеллируя, во-первых, к признанию «удовольствий благожелательности» как естественной составляющей человеческой психики, а во-вторых, к механизмам ассоциативной психологии, способным через воспитание связать личное удовлетворение с общественным благом. Тем не менее, его пессимистический взгляд на правящие элиты, движимые узкокорыстными интересами, логически ведет к радикальному политическому выводу: только демократизация управления, передача власти в руки всех через всеобщее избирательное право и подотчетные институты, может гарантировать, что законодательство будет служить «наибольшему счастью наибольшего числа».

Критический анализ бентамизма, отраженный в тексте, выявляет его внутренние сложности и упрощения. С одной стороны, его сила – в методологической ясности, последовательном применении редуктивного анализа и переводе абстрактных моральных и политических понятий в операциональные термины индивидуальных переживаний. Это позволяет создать мощный инструмент социальной критики, особенно в таких областях, как реформа уголовного права, где принцип минимизации необходимого страдания (поскольку «всякое наказание само по себе есть зло») ведет к гуманным и рациональным выводам. С другой стороны, его слабость – в склонности к чрезмерному упрощению. Это проявляется в трактовке качественно разнородных удовольствий как сугубо количественных величин, в проблематичном сведении общего блага к простой арифметической сумме частных благ, что игнорирует возможные системные эффекты и качество общественных связей, а также в известной узости антропологической модели, сводящей многообразие человеческих мотивов к калькуляции удовольствий и страданий. Как точно отмечает Джон Стюарт Милль, Бентам выступает скорее как «великий реформатор философии», мастер разложения сложного на элементы и конструирования практических идеологий, нежели как глубокий философ, адекватно учитывающий всю сложность человеческой природы и социальной реальности. Именно эта сочетающая силу и ограниченность упрощенность, однако, и сделала его систему столь эффективным орудием социальных преобразований.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.