Оперативные тайны

«К восьмерке приплыла семерка. Судя по довольной роже Лося, у него не менее восемнадцати. Надо тянуть еще. Меня выручит любая картинка» . И Рябой потребовал:

– Давай, еще одну в открытую.

Взглянув на вывернувшуюся так некстати подряд вторую семерку, небрежно отбросил карты в сторону

– У меня перебор!

Лось удовлетворенно хмыкнул и нараспев произнес известную дразнилку:

– Не «очко» меня сгубило, а к одиннадцати туз. Ну а мои колотушки можешь не смотреть: с двух карт перебора не бывает. Сам знаешь. Не журись, Рябой. В другой раз фарт словишь.

– Мне-то что? Теперь костюмчик студента твои заботы.

И Рябой, стараясь сохранить достоинство, отправился восвояси, насвистывая лихой мотивчик.

Лось небрежно кивнул новичку:

– Носи пока френч. Вещь не моего размера. Но когда понадобится, то отдашь по первому требованию.

И равнодушно отвернувшись, Лось вернулся на свои нары. Его приятель по кличке Молот разочарованно вздохнул:

– Скучновато разошлись: без драки. Умыл ты Рябого. Только не пойму, зачем ты вступился за политических? Среди них много инородцев. Они в Бога не веруют и царя – не жалуют.

– Эх, Молот, на дворе 1916 год. Войне конца и края не видно. Народ недовольство проявляет. А вдруг по воле этих революционеров все свершится? Возьмут они власть и тогда вспомнят, как я за них заступался.

– Ты что, Лось с ума съехал? У царя войска, полиция, чиновники, а эта кучка горлопанов лишь листовки раздают, да бомбы кидают.

– Да по мне пусть хоть перебьют друг друга. Но чтобы не проиграть ставки надо делать на обе стороны. Да и сам паренек еще может пригодиться для дела. Пусть мое добро помнит.

Лось вновь завалился на нары и, отвернувшись к стене, захрапел.

А спасенный им от раздевания студент Титов сидел в углу среди политических и раздумывал о превратностях судьбы:

«Этот амбал Лось спас меня от расправы не по доброте душевной. Неужели он, как и я, агент полиции и защищает меня по ее заданию? Хотя, скорее всего по глупости рассчитывает на победу революции».

В отличие от уголовника Лося студент юридического факультета Титов, работающий на полицию под псевдонимом «Схимник», в свержение царя не верил. Едва поступив в университет, он сразу примкнул к революционерам. Это было модно. Дух неповиновения слабой власти витал в воздухе. Но однажды Титова вызвали на беседу в охранку. И полицейский чин продемонстрировал полную осведомленность о делах их подпольной организации. Заметив удивление молодого человека, ротмистр Петров довольно рассмеялся:

– Как видите, наши осведомители работают со старанием. Не желаете присоединиться к борьбе со смутьянами? Да не вскидывайтесь в яростном негодовании! Не хотите и не надо! Только рано или поздно вас арестуют. И тогда с опозданием поймёте, что лучше у нас тайком получать хорошее вознаграждение, чем хлебать баланду в тюремной камере.

В тот раз Титов решительно отказался, но во избежание подозрений скрыл от товарищей сделанное ему в охранке предложение. С этого момента он начал присматриваться к своим соратникам, пытаясь вычислить предателей. Но когда прошла волна арестов, он начал сожалеть об отказе от сделанного ротмистром предложения.

Окончательно он решился на предательство, когда случайно увидел, выходящего в обнимку с девицами из дорогого ресторана руководителя их организации Тимофеева. В тот момент Титов ощутил злобу и ненависть:

«Мы с трудом собираем деньги для революционной борьбы. Бедняки по копейке от себя отрывают, а этот боров тратит партийные деньги на веселых девиц. Сволочь!»

С этого дня Сергей Титов все чаще подумывал о переходе на другую сторону баррикад:

«Меня неминуемо ждёт арест. А после учёбы в университете, я в качестве присяжного поверенного смогу защищать бедняков на судебных процессах. И ради общественной пользы мне не стоит жертвовать карьерой».

И наступил день, когда Титов с опаской направился в охранное отделение. Ротмистр встретил его радушно:

– Я с первой встречи был уверен в вашем согласии на сотрудничество. Вы умны и способны оказать нам помощь в борьбе с внутренними врагами, которые страшнее германских войск. Мы умеем ценить своих помощников.

– Мне не нужны деньги. Просто я ненавижу всех этих мнимых борцов за справедливость, которые при малейшей опасности сбегают за границу и там шикарно живут на партийные деньги.

– Я вас вполне понимаю. Вы теперь наш сотрудник, только без погон, и ваши сообщения в целях конспирации будете подписывать вымышленным именем, допустим, «Схимник».

– Да, но в нашей подпольной группе есть бывший семинарист.

– Вот и хорошо. Если ваши товарищи заподозрят кого-нибудь в измене, то узнав, что их выдает какой-то «Схимник», подумают на этого человека. А поскольку он не виновен, то ему будет легко оправдаться.

И осознавая подлость сделанного ему предложения, Титов для обеспечения собственной безопасности дал согласие. Он на нескольких листах описал деятельность своей тайной организации и перечислил входящих в неё лиц. Ротмистр похвалил:

– Вы дали нам важные ниточки, дергая за которые, мы пресечём преступные замыслы и убережём от каторги многих молодых людей.

Едва Титов ушел, офицер с довольством подумал, что разочарованный в идеалах революции Титов станет весьма ценным сотрудником. Ротмистр не ошибся. Важная информация шла от Схимника беспрерывно. Оберегая тайного сотрудника от разоблачения, охранка проводила аресты по его сообщениям лишь в крайних случаях.

Когда через несколько месяцев нашли в петле тело бывшего семинариста из их группы, Титов в ужасе подумал, что товарища ошибочно казнили по его вине. Но ротмистр при встрече сумел убедить его, что юноша покончил с жизнью из-за несчастной любви. И Титов, подавив угрызения совести, продолжил тайное сотрудничество.

Но настал момент, когда товарищи всё же заподозрили Титова в предательстве. И полиция была вынуждена его арестовать, что сразу оправдало его в глазах подпольщиков. Полиция намеревалась вскоре освободить Титова из-за отсутствия доказательств вместе с другими мелкими фигурами революционного движения.

Но история распорядилась иначе. В феврале 1917 года произошла революция и содержащиеся в тюрьме политические заключенные были выпущены из тюрьмы. Боясь разоблачения, Титов сразу поспешил к зданию охранки. Здесь уже кипели страсти. Разъяренная толпа долбила куском рельса дверь и бросала в здание вывороченные из мостовой булыжники, наслаждаясь звоном разбитых стекол. Титов заметил среди руководителей толпы Тимофеева и сразу понял, что главарь их организации тоже стремится уничтожить изобличающие его полицейские документы.

Наконец дверь слетела с петель, и в проем ринулись народные мстители. Титов, не раздумывая, бросился вслед за всеми. Вбежав на второй этаж, он ворвался в кабинет теперь люто ненавидимого ротмистра, втянувшего его в тайное сотрудничество. Отсюда уже успели вынести массивные напольные часы, серебряные подстаканники, и украшенный дорогими камнями портсигар. К везению Титова большинство погромщиков интересовали материальные ценности, а не официальные документы.

Титов бросился искать среди разбросанных на полу папок своё досье секретного сотрудника. Ему повезло найти его в углу кабинета. Поспешно засунув драгоценную папку под пальто, Титов поспешил к выходу. С трудом прорвавшись сквозь толпу все прибывающих для грабежа и разгрома людей, Титов выбрался на улицу и поспешил домой.

Едва войдя в комнату, он запер дверь и разжёг печку. Затем начал вырывать по несколько листков из своего секретного дела, комкать их и бросать в пламя. С наслаждением наблюдал, как безжалостный костерок бесследно уничтожает свидетельства его бесславного предательства. Закончив уничтожение, с тревогой подумал:

«Только бы ротмистру удалось скрыться за границу. Если поймают, то он, спасая свою шкуру, сразу меня выдаст».

Но Титов зря беспокоился. На следующий день он узнал, что переодетого ротмистра опознали, и казнили, протащив за привязанную к ногам веревку по булыжной мостовой. И Титов вздохнул с облегчением: он был свободен от своего темного прошлого.

Вскоре после нового переворота и победы большевиков Титов, оправившись от страха, решил потребовать от новых властей оценить его прежние революционные заслуги. С учётом его юридического образования ему предложили работу в уголовном розыске. Новая должность вполне удовлетворяла самолюбие Титова, опьяняя бескрайностью всевластия и относительно благополучным материальным достатком.

Прошло пять лет. Масса событий, стремительно сменяющих друг друга, постепенно начали вытеснять из сознания Титова его прошлое сотрудничество с охранкой. И ему стало казаться, что тайна его бесславного предательства навсегда ушла в прошлое. Так было до дождливого вечера 1923 года, когда при очередной облаве, в закинутые милицией сети попал человек, способный погубить достигнутое им с риском благополучие.

В тот вечер операция прошла без особых происшествий. Все камеры были забиты задержанными людьми. Бродяги и уголовники здесь томились вместе с загулявшими нэпманами. Титову и его товарищам предстояло проверить весь этот человеческий материал. Эта работа не была формальной и скучной. Титову нравилось разгадывать в считанные минуты, кто перед ним сидит: матерый преступник или случайно задержанный при облаве смертельно напуганный мещанин.

В буре революционных событий были уничтожены картотеки уголовников. И для их опознания новая власть привлекала специалистов из сыскной полиции, не участвующих до революции в политических репрессиях. Но опытных сыщиков не хватало, и Титов с товарищами полагались на свой опыт и обостренную интуицию.

Спустившись вниз в подвальное помещение, он начал внимательно рассматривать задержанных. Внезапно его глаза встретились с настороженным прищуром хорошо одетого господина в модном котелке. И чекист узнал руководителя их подпольной организации Тимофеева. Титов тут же приказал конвойному привести того на допрос.

Пока Тимофеев протискивался сквозь толпу задержанных к выходу из камеры, Титов обежал взглядом остальных задержанных и увидел среди них знакомое круглое лицо Лося:

«Ещё один сюрприз. По слухам этот рецидивист гастролирует в Поволжье и причастен к убийству. Надо будет выяснить, зачем он в Москву пожаловал. Но сначала разберусь с Тимофеевым. Похоже, встреча с этими двумя типами сулит мне нечаянный интерес».

Заведя Тимофеева в кабинет, Титов сел за стол и сухо спросил: