Танец дождя

– Вы чего надумали?! – испуганно спросила она.

– Кончай ломаться! Сама зазвала. Зря, что ли, тащился сюда под дождем?!

– Вам надо идти, – решительно сказала Люба, тоже встав из-за стола. Краска сошла с лица, оно стало бело-матовым. – Уж извините, что так вышло. Не специально – я ленту меняла, вот и задела, наверно, что-то.

– Да брось! – Сергей подошел к ней, притянул к себе. Он уже не дурачился, чувствуя, как накатывает, дурманя голову, горячая и темная волна желания.

– Отпустите, закричу! – пригрозила она, глядя на него снизу вверх потемневшими от злости глазами и упираясь в грудь острыми локотками.

– Ага, сейчас дед примчится, если гром перекричишь, – пробормотал он, подталкивая Любу к диванчику.

Сильным и гибким движением она вывернулась из его объятия, отскочила к окну, за которым по-прежнему неистовствовала гроза.

– Как вы можете! Вы же не любите меня!

– Точно, ненормальная! Какая любовь! Кто тебе сказал, что она есть?! – опять подступил к ней Сергей. – Вы-то и любить не умеете! Вам бы мужик поздоровее да с языком поцветастее – лапшу на ушах развешивать. Вот ей-то вы и верите. Ах, как вам идет это платье! Ах, дозвольте вашу ручку поцеловать! Тьфу! Обставляете всё красивыми словами, себя разукрашиваете всякими пудрами и помадами, юбчонки нацепляете короче некуда. А цель-то одна – мужика в ЗАГС заманить!

– Ну и гад же ты! Лучше не походи! А то морду расцарапаю – перед женой не оправдаешься! Тоже мне цитрус отыскался! Фальшивый!

Нелепое прозвище отрезвило Сергея больше, чем её угроза: ляпнет же такое!

– Ладно, не трону, – остановился он. – Больно нужно!

Люба отвернулась к окну и разрыдалась. Да так горько, что Сергею стало не по себе: «И что на меня накатило? Зачем?»

– Стихни, а, – попросил он негромко и, подойдя ближе, осторожно погладил ее по голове, – сказал же: не трону.

Она вдруг повернулась к нему и припала зареванным лицом к его груди.

– Как вы меня напугали! – прорвалось сквозь слезы. – Вы же не такой, я знаю.

– Все мы такие! – отрезал Сергей. – Цитрусы фальшивые. В другой раз умнее будешь. Все утихни, – почти грубо оттолкнул ее от себя, чувствуя, что сейчас может добиться от нее всего, без всякого насилия. Стоит лишь приласкать. – Пошел-ка я…

«Ишь, жалостливый какой выискался! – злился на себя Сергей, выбравшись на улицу. – Тюфяк! Не надо было лезть – тоже мне, понимаешь! Веру она напомнила! А что Вера? Да такая же, как все! Какой ей с него был прибыток? А тут случай выпал: в жены начальника попасть. Главный агроном, не абы что! Это вам не связист-электрик. Все путём! Каждый устраивается в этой жизни, как умеет, – чтоб посытнее да забот поменьше. Только ненормальные – такие, как он, да еще эта Люба – дурью маются».

Сергей шел прямиком по лужам, забыв раскрыть зонт. Бездонное небо безмолвно кромсали кривыми красными зубами частые молнии, лишь изредка раскатисто бухал в отдалении гром, и хотя дождь прекратился, порывами ветра с деревьев сбрасывало на него приличные порции воды.

– А, черт с ним! – сказал он вслух, заметив, что промок насквозь, до озноба. Охолонуть не повредит. Тоже мне, насильник – самоучка!

х х х

…От Любы больше заявок не поступало. «Вот и ладно, – говорил себе Сергей, – а то моду взяла: захотела – вызвала. Много о себе воображает!»

Удивительно было другое: после той грозовой ночи как-то быстро стала забываться Вера. Не тревожила воспоминаниями так часто, как раньше. Поутихли горечь, тоска и обида, мучившие прежде так, что порой из рук все валилось. Но тогда почему по-прежнему нет мира в его душе? И почему не выходит из головы теперь эта глазастая студентка? Из огня да в полымя? Ну, позарился было на неё – так это чтобы проучить, не больше того. Слава богу, ничего такого не случилось – с какой стати переживать? Кончать надо эту канитель! То Вера, а теперь – еще и эта… Люба. Пора бы уже налаживать нормальные отношения с женой. Второй год изводит человека ни за что, ни про что!

Пора бы, да не выходит, хотя именно сейчас, когда вроде отпустило с Верой, и надо начинать жить, как все. Все-то Надя знает про него и терпеливо ждет своего часа. А вот тёща, женщина выдающейся комплекции – что спереди, что сзади, – не выдержала как-то на днях:

– Наблюдаю тебя, зятёк, и не пойму никак: чем моя Надея тебе не по нраву? Девку я тебе в чистоте соблюла. Домовитая, хозяйственная. Не то, что нынешние – бесстыжие гулёны. Пьют, курят, а счас, слышала, и колются, и нюхают всякую дрянь. Может, я вас стесняю чем? Скажи, не бойся – я для единственной своей кровиночки ничего не пожалею. Хотите отдельно жить, давайте кооператив вам купим. А то машину возьмем, а? По твоей беготной работе – в самый раз. Ты подумай, сынок. Не могу я спокойно смотреть, как Надея к тебе со всей душой, а ты вроде замороженный какой. Ага, как айсберг в океане…

Тут Виктория Петровна даже всплакнула, но быстро подавила в себе жалость. Торопилась, видно, выложить зятю всё, что в себе за год накопила.