Целитель. Кровавое Благодаренье

– Я весьма сожалею, Синти…

– Нет, нет, Михаил! Вы здесь ни при чем. Как не тяжело это признавать, но Джек сам виноват, сочтя, что стандартной схемы безопасности будет достаточно. Увы, Джона Фицджеральда это не уберегло от расправы… Как и Джека Грегори.

Мне удалось подавить лицемерный вздох.

– Где вы, Синти? Я не имею в виду точную локацию!

– Я поняла, Михаил, – ответила Даунинг с нервным смешком. – Мы на Западе, в горах. У нас тут что-то вроде убежища – с выходом на Telesat и в «Интерсеть». Записываем видео, скидываем, передаем…

– Пропаганда и агитация.

– Да! – с вызовом откликнулась Синти. – Разве ваши большевики не с этого начинали? С газет и… с «эксов». Нам, чувствую, тоже придется учинить «экспроприацию экспроприаторов»! Я сняла всё, что у нас с Джеком было – несколько миллионов долларов, а сейчас в кассе всего двенадцать тысяч… Знаете, Михаил…

– Раз уж я обращаюсь к Синти, давайте опростимся в обе стороны! Миша. Этого достаточно.

Радиофон смолк на секунду – и речь потекла снова.

– Знаете, Миша… Мы давали взятки, закупали оружие и патроны, всякую электронику, просто чтобы спастись. На меня и моих друзей открыли настоящую охоту! Но теперь у нас в боевой группе – сто пятьдесят парней, прошедших Вьетнам, Эфиопию, Аравию… Так что… Задачу-минимум я решила. Теперь решаю задачу-максимум! Я хочу расколоть эти долбанные Штаты! Взорвать старый мир к такой-то матери, а потом разгрести завалы – и выстроить новый мир! Безопасный и… Ну, пускай не чистый, так хоть умытый!

– Понимаю вас, Синти… – выговорил я вполголоса. – И поддерживаю. Добиться справедливости вам не дадут, пока вы не вернетесь в Белый дом – по праву избранной… Хм… Если к тому времени президентская резиденция вообще уцелеет!

В ухо забился кашляющий смех.

– Да! Да! Это и есть моя цель, но обычным, мирным путем ее не достичь. Ну, что ж… Не хотели по-хорошему, буду действовать по-плохому! И… Спасибо, Миша, что позвонили.

– Не за что, Синти, – сказал я серьезно. – Звоните. Помогу, чем могу. До свиданья и – удачи!

– Bye-bye!

Воскресенье, 31 декабря. День

Москва, улица Малая Бронная

Собрать всех гостей в «красном доме» было бы не лучшей идеей, а пригласить к себе, в закрытый научный городок… Как минимум, неумно. Особенно, если учесть, что Марина и Фернандо – граждане Бразилии. КГБ меня просто не поймет.

Оставалась «недвига» вблизи Пионерских прудов. Все равно тесновато, да хоть пять комнат, на двух уровнях – Иверневой по жребию выпал верхний, а Дворской – нижний. Гостиная и кухня – общие. Васёнок занимается в кабинете, Лея играется в своей комнате наверху. Квартирный ответ!

Правда, я был коварен – минут пять изображал тяжкие раздумья, пока Наташа не воскликнула: «А давайте у нас!»

«А что? – мигом просветлел я. – Это мысль! Марину подселим к Лее, а Фернандо пускай ночует у Васёнка, там, помню, стоит здоровенный, монументальный диван!»

И контрабандная елка, пушистая лесная красавица из заповедника, украсила просторную гостиную. Свежее, с морозца, деревце оттаивало – и распускало восхитительный хвойный дух.

Не скрою, добрых полчаса сидел на старой тахте в стиле кого-то из Людовиков, и любовался. Ель, как будто вписанная в строгий конус, была математически великолепна, до того равномерно, идеально густела хвоя. Но вниманием моим владела не елочка, а те, кто ее наряжал.

Инна и Наташа вешали игрушки на верхние ветки, порой привставая на носочки. Понизу, непринужденно присев на корточки, цепляла шары Лея, а средний уровень украшали Юля и Марина Сильва де Ваз Сетта Баккарин.

Моя старшенькая действительно была похожа на бразильяночку, разве что женское начало лишь пробуждалось у Юлиуса, хоть и весьма явственно, а Марина уже расцвела. Она не поражала мужское воображение роскошеством форм – грудь небольшая, но высокая, похожая на две опрокинутые чаши, а узкая талия не круто, а плавно переливалась в округлость бедер…

– Любуешься? – Рита присела мне под бочок.

– Угу… – отозвался я рассеянно. – Изучаю… Слушай, а тебе не кажется, что вы с Баккарин слишком похожи, чтобы это было случайностью? Причудливо тасуются крови…

– Думаешь, я с ней родня? – в глазах у Риты замерла тревога.

– Думаю… Но родня дальняя и давняя, о Васёнке не волнуйся. Надо на эту красотку Светлану напустить, пусть сравнит ДНК.

– Знаешь… – женушка вытянула руки перед собой и растопырила пальцы, словно оценивая маникюр. – Я тоже думала о чем-то подобном… Ведь и ты, и Васёнок, и Лея… Юлька, Инка и Наташка – все у нее на контроле. Но ведь вы с Наташей не просто так нашли друг друга…

– Рит… – вытолкнул я, чуть ежась в душе.

– Нет-нет, Мишечка! – Рита тихонько засмеялась, притискивая меня. – Было время, когда я просто смирилась с вашей… м-м… нежной дружбой. После находила… весьма приятные бонусы – одно слияние чего стоит! А сейчас я просто рада. Да ты глянь только, какая прелесть наша Лея!

Теплое слово «наша» сразу на ум пошло…

– Ты хочешь сказать… – я ловко сменил траекторию разговора. – Что Марина носит в себе половинку генома целителей?

– Да! Но в скрытой форме, как у Инны. У Светки было иное определение, научное… М-м… В латентной форме!

– Ну-у… – затянул я. – Даже если всё сложится у Василия Михайловича и Марины Фернандовны… Хм… А если у их ребенка… та самая половинка генома перейдет в явную форму, как у Наташи? – и воскликнул тихонько, приглушая голос: – Ой, давай не будем гадать! А то зарядимся беспокойством на годы вперед!

– Давай! – со смешком согласилась Рита.

Тут Марина Сильва рывком обернулась, словно почуяв, о ком мы судачим, и обворожительно улыбнулась.

– Мигел! – воззвала она, протягивая мне красную пластмассовую звезду. – Нат-цепите, пор фавор! Поз-залуста!

Лея захихикала.

– Надо говор-рить: «Пожалуйста!»

– Пож-жалуста! – старательно выговорила Баккарин.

Я улыбнулся обеим сеньоритам, и полез на стул – иначе мне до верхушки елки не дотянуться…

* * *

Марина Сильва, вообще-то, звалась Мореной, но все наши, включая саму бразильяночку, привыкли звать ее «с русским уклоном». Вообще, красотка оказалась и умницей, к тому же упорной – пока Васёнок зубрил португальский, она постигала русскую речь. Девушка шесть лет подряд приезжала в Советский Союз встречать Новый год. Пока ее сверстницы томились в ожидании карнавала, Марина торопила время, мечтая снова увидеть заснеженную Москву, и Деда Мороза со Снегурочкой, и «Базилиу».

И во все эти зимы она прилетала либо с матерью, либо с дядей, Иваном Сетта, тоже артистом, как и его сестра. А когда я вчера встречал Марину в Шереметьево, у меня – Рита не даст соврать – вырвалось: «Ну, наконец-то!»

Юная красавица из страны, где много-много диких обезьян, прибыла с отцом – мелковатым, черным и очень подвижным.

Баккарин-старший выглядел настолько по-домашнему, по-свойски, что я поневоле расположился к нему. А когда обратился, как к дону Фернандо, он засмеялся, и живо, совершенно в итальянской манере, воскликнул: «О, этто излишком напищенно, лючше пер номе… по имени!»

Выпив за знакомство, мы обсудили лингвистические проблемы, и перешли на инглиш, чтобы не спотыкаться на каждом слове. «Папская» встреча проходила «в теплой, дружеской обстановке» – мы уединились в кабинете, и я торжественно раскупорил заветную бутылочку с коньяком, дожидавшегося распития долгие полвека.

– Морена… э-э… Марина, – по губам Фернандо скользнула хмельная улыбочка, – вся в мать, да и в дядю – бредит театром и кино. Девочка хочет поступать в московский ГИТИС… – он глянул на меня неожиданно трезвым взглядом.