Целитель-8

– Ари! Слева!

Кахлон, щеря зубы, резко наклонил пулемет. Двое вертухаев вскидывали автоматы, когда «Миниган» взвыл, испуская мерцающие струи огня. Два удара сердца – и сотня пуль раскромсала тела, швыряя кровавые ошметки.

– Вира! Вира!

Ариэль не смог отказать себе в удовольствии – прошелся очередью по окнам тюремного начальства, вынося рамы, превращая шкафы с документами в щепки и бумажную труху.

– Порядок!

Вертолет взмыл над тюрьмой, и чуть клонясь, понесся к горам. «Хьюи» словно спешил вырваться из мглистых миазмов огромного, опасного города, умчаться поближе к свежести и чистоте небес.

Юваль с Ари подхватили бледного Раджеви и втащили в кабину.

– Ташаккур, – лепетал зэк, разлаписто переваливаясь, – бессяр ташаккур…

– Не за что! – ухмыльнулся Алон.

Масуд, без сил припав к вздрагивавшему борту, развел губы в счастливой улыбке, и хрипло захохотал, выдыхая былые страхи, тревоги и боли.

* * *

«Хьюи» сел на горном уступе, сдвигавшем лесистый склон потеками рыжей глины и осыпями острого скальника. Едва лыжи коснулись каменистой почвы, за которую упорно цеплялись жесткие, чахлые злаки, спасатели и спасенный бегом покинули вертолет.

Пелед уже выруливал на подержанном «Пейкане». Словно подгоняемый ветром, срывавшимся с лопастей, Алон подбежал к машине, и нырнул на переднее сиденье.

– Живее! – гаркнул он. – САВАК уже спустила с цепи всех своих псов!

Спецназовцы стеснились на заднем сиденье, зажав исхудавшего Раджеви, и Гилан мягко выжал газ, трогаясь.

– Быстрее, – буркнул Юваль, – сейчас рванет.

– Это ужасно, – ухмыльнулся водила, поглядывая в зеркальце заднего вида.

Лопасти винтокрылой машины докручивали последние обороты, когда изнутри блеснуло палящее пламя. Не умещаясь в металлической утробе «Хьюи», огонь и дым рванулись наружу, разнося вертолет и раскалывая воздух грохотом, ломким и резким. А уж как падали обломки, как клубящееся облако гари, закручиваясь, всплывало к небу, Пелед не досмотрел – обшарпанный «Пейкан» шустро свернул на дорогу к горнолыжному курорту, и покатил вниз, с завизгом тормозя на поворотах.

Улыбаясь, Алон повернулся назад.

– Не тесно?

– Не, рабби, – серьезным тоном ответил Юваль. – Диванчик как раз на троих, а эта худоба, – он небрежно хлопнул по плечу Кахлона, – как бы не в счет. Ари только в профиль и видно.

– Сейчас кто-то получит, – мрачно пообещал Ариэль.

Раджеви понимал с пятого на десятое, натужно улыбаясь, и Рехавам медленно, спотыкаясь, как попало расставляя ударения, заговорил на фарси:

– Очухались, Масуд?

– Д-да, вполне, – закивал спасенный. – А… кто вы?

– Да так, проходили мимо… – Алон кашлянул и построжел. – Кто мы, неважно, а операцию по вашему освобождению задумали в Советском Союзе. Только запомните, Масуд: вы ничего никому не должны, даже КГБ СССР. Просто русские поставили на вас. У иранских коммунистов – полный раздрай, а поддерживать болтунов из Туде – только время и деньги терять…

– И… зачем я тогда русским? – напрягся Раджеви.

– А вы нужны не русским, а иранцам, – спокойно заговорил Юваль. Его выговор был безупречен.

– Именно, – заворчал Алон. – Шахский режим вот-вот падет, и кто тогда подхватит власть? Существовала реальная опасность установления диктатуры аятолл, но мы ударили первыми. Теперь ход за вами. Только свергать шахиншаха нужно по уму, так, чтобы страна не впала в хаос, не потерпела крушение, а благополучно выплыла – уже с новым кормчим. И почему бы вам не занять вакантное место у штурвала? А русские… – он пожал плечами. – Вы же хотите строить социализм, пусть даже в исламской обертке? Вот и стройте! А Советский Союз вам поможет…

«Пейкан» догнал старенький автобус, пристраиваясь сзади, и очень вовремя – раздирая воздух сиренами, вверх, к перевалу, рвались машины с мигалками и даже легонький броневичок.

Масуд нервно сглотнул, а белая кожа узника, не знавшая солнца, побледнела еще больше.

– Если все так… – промямлил он, и выдохнул: – Я согласен.

Алон лишь кивнул, удобней устраиваясь на сиденье.

– Мы свезем вас к верным товарищам по партии, и я объясню, как выйти на советского резидента. Только свяжитесь с ним обязательно! Времени очень мало, а Иран бурлит…

Раджеви задумчиво кивнул. Затем, встрепенувшись, протянул руку, и полковник Моссада крепко пожал ее.

Понедельник, 10 апреля. День

Карельская АССР, Сегозеро

Колун развалил березовую чурку одним ударом. Звонко лопнув, половинки шлепнулись по сторонам колоды. Я и их расколол, по очереди. Вот теперь можно и топориком поработать, а то больно здоровы поленья…

Нарубив дров, я выпрямился и отер лоб. Окреп, однако. В пятницу, помню, едва три чурки осилил, а нынче десятую надвое делю, и хоть бы что. Не запыхался даже.

– Сила есть, ума не надо… – мой голос звучал немного дико в стылой тишине. Да и тюпанье топора воспринималось как нечто противоестественное, даже кощунственное, вроде матерной частушки в церкви.

Величественные колоннады сосен хранили тишину и ловили ветер хвоей. Озеро и вовсе молчало, досыпая. К маю лед прорыхлеет, вот тогда ночной воздух наполнится протяжными гулами, темнота пугать станет утробным, скребущим треском подвижек. А пока гладь, да твердь.

И зверья не видать. Так только – белка сквозанет, заяц мелькнет… Пару вечеров волки выли, хором, да так слаженно – заслушаешься… Но даже волчий вокал не был чужд здешним дебрям, скалам и водам – их грязнят погадки цивилизации, однако горизонты оставались чисты. Даже распахнутую синеву неба не портили инверсионные шлейфы.

Заводские трубы, железные дороги, холодные «Икарусы» и теплые «ЛиАЗы» – всё это было, но далеко от тутошней глухомани.

Покачав в руке топор, я воткнул его в колоду. Присел, и набрал в согнутую руку увесистую охапку дровишек. Камин хорош вечером, когда огненная засветка шатается по бревенчатым стенам, и мерещится, будто избушка еле-еле переступает куриными ногами, а метелки трав под сводом покачиваются ей в такт.

Но до чего ж прожорлив камелёк! Сколько он дров на дым переводит…

Окунувшись в сухое тепло зимовья, я подкормил обжору, а сам рядом присел, сумрачно следя, как по изжелта-белым полешкам расползаются угольно-черные пятна, смыкаясь и трескаясь под суматошными извивами огня.

Если равнять мое настроение с градусником, то оно замерло на отметке чуть выше нуля. Физически я пришел в норму. Сегодня, вон, зарядку сделал, аж десять раз отжался. Ну, про душевные терзанья лучше не вспоминать, а вот ментальный ресурс, похоже, выработался вчистую. Ноль целых, ноль-ноль…

Я не верил в окончательность потери моих «сверхспособностей». Конечно, слить всю силу – это слишком круто даже для юного организма, но восстановиться можно. Мозг же никуда не делся, вот он, весь тут – серая жижа, обиталище разума, души и прочих расплывчатых понятий. Значит, и энергия его несказанная с ним. Копится, набирается по капельке…

– Да и хрен с ней… – проворчал я, легко, без прежней истомы вставая. Надо бы еще парой охапочек запастись.

Прикрыв дверь за собой, шагнул – и замер. На местный саундтрек наложился новый звук, механический и гулкий, похожий на вой спортивного «Яка», идущего на посадку.