Целитель. Спасти СССР!

– Не спешите, дядь Вов, – сказал серьезно. – Вам еще попотеть придется. Надо заставить мозг заново двигать правой ногой. Поэтому, когда лежите, вы ее руками сгибайте в колене, и выпрямляйте. Столько раз, сколько сможете. Завтра на коленках ползать пробуйте, а потом станете разрабатывать ногу при ходьбе. Сначала на костылях, потом с палочкой, а там видно будет.

– Спасибо, Мишенька…

Голос дяди дрогнул, а глаза заблестели.

– Все нормально, дядь Вов, – торопливо сказал я, боясь, что сам расчувствуюсь. Сдерживать эмоции в моем «новом-старом» теле получалось пока весьма средне, гормоны порою оказывались сильней. – Я возьму ключ от гаража?

– Да забирай его насовсем! Зачем он мне?

Дядька, кряхтя, притянул руками правую, будто чужую ногу, и выпрямил ее.

–Во-во! – подбодрил я его. – Продолжайте в том же духе. Я еще заскочу!

Осмотревшись, снял ключ с гвоздика в прихожей, и был таков. Я действительно вознамерился «еще заскочить» – сбегаю в магазин, прикуплю для дяди Вовы продуктов, и зайду. Холодильник на кухне у дядьки исправно тарахтел, только в нем мышь повесилась с отчаянья.

Сбежав по лестнице, направил стопы к гаражу и отпер массивную стальную воротину – хоть золотой запас храни. Правда, пока что мы лишь картошку закладывали сюда по осени, на машину, даже на завалящего «Запорожца», вечно не хватало, но гараж и вправду хорош – капитальный, сухой и теплый. Вдоль стены дядя Вова сколотил крепкий стеллаж, полки которого уже мой папа заставил телевизорами, усилителями и прочей электроникой – битой, списанной, перегоревшей. Если хорошенько покопаться, можно нарыть кучу нужных деталей, да и корпуса – на выбор, бери любой. Чтобы уж точно удивить почтенную публику, лучше привезти на ВДНХ не один лишь системник с монитором, да «клаву» с «мышью». Хорошо бы еще и принтер собрать – не лазерный, конечно, а матричный, по схеме из девяти иголок.

Только в темпе надо все делать, в темпе – я должен приехать в Москву на зимних каникулах, а времени, считай, что нет. Надо же сначала на киевской ВДНХ засветиться.

Проц где взять? Вот в чем вопрос. На папу я, конечно, надеялся, но рассчитывать надо на себя. Отцовский институт – секретный «ящик», они там на оборонку работают, на космос. Вынесешь за ворота хоть транзик, первый отдел замучает!

Будем искать…

Сегодня, впрочем, разбирать электронные блоки и выпаивать микросхемы я не стану – терпения нет. Меня основательно потряхивает перед завтрашней разборкой. Как там все сложится? Легко ли ввязаться в перестрелку? Так ведь и убить могут! Это лишь Нео в кино до того ускорялся, что от пуль увернуться мог…

Оружия у меня нет, бронежилета тоже. «Зато грим есть!» – я с трудом согнал с лица глупую улыбочку. А чего? Хоть светиться перед бандосами или кагэбэшниками не буду. Как говорил великий Ленин: «Конспи`гация, конспи`гация и еще раз конспиг`ация!»

Гараж у дядьки получился не только теплый, но и просторный, удалось даже мастерскую-закуток выгородить в задней части. Там стояла печка-буржуйка, сваренная местными умельцами, а толстую бетонную стену прорезало зарешеченное окошко. И верстак поместился в этой «тайной комнате», и пара шкафчиков висела – туда я складывал инструменты, а в углу стояло огромное развалистое кресло. Рядом с ним пылился мой мотоблок, который я так и не довел до ума прошлым летом. Двигун, бачок и руль от мотоцикла «Днепр», почти готовая рама…

«Доделаю обязательно! – пообещал я себе. – К середине сентября все на дачах картошку соберут, начнут огороды на зиму перекапывать, а тут я: «Вспахать не желаете?» Шесть соток за пятнадцать рублей!»

Привык к хорошему, чтобы деньги в кармане лежали – мои, заработанные. Триста рублей на обновки разойдутся мигом, я же не одному себе туфли покупать собрался. Мысли о шальных пулях я отсеивал прочь…

Отодвинул мотоблок, и вытащил большой картонный ящик – память о моем театральном прошлом. Это всё Вита, девчонка из нашего класса. Она по жизни завзятая театралка, с малолетства мечтала стать режиссером. Вот и собрала труппу, а меня пригласила из-за того, что я мог под разные голоса подделываться. Под Сталина, например, или под Бабу-Ягу.

«Чуфырь-пуфырь! Сюда, сюда его, голубчика, – на жаркое после супчика! Недолго твой век будет, добрый молодец! И на силу свою не надейся, все равно я тобой пообедаю!»

Блистали мы на сцене недолго – Вита зимой перешла в другую школу, а без «худрука» какие репетиции, какие спектакли? Разбежались актеры «из погорелого театра»…

Порылся в париках, бородах и красных носах, и с удивлением обнаружил потерянную драгоценность – настоящие темные очки «Авиатор», они же «капельки». А я-то думал, что потерял их! Все дома перерыл, а они вон где «прятались»!

Нормально…

Перебрав парики, вытащил радикально-черный, и примерил. Паричок идеально сел на мою короткую стрижку, тут же придав модный стиль – темные волосы не доставали до плеч, но уши закрывали полностью. Полстраны ходило с такой прической.

А вот еще одна важная деталь – я называл ее прищепкой. Или нашлепкой. Нацепив «нашлепку» посередине носа, добился того, что мой орган обоняния приобрел хищную горбинку, как у Брюса Уиллиса, а голос – легкую гнусавость. Нормально…

Накладные усы я сперва и пробовать не стал, уж больно они пышными были для моего возраста, но неожиданно обнаружил на дне ящика реденькие «юношеские» усики, выполненные на почти прозрачном монтюре из тюля. Ну-ка…

Припомнив уроки Виты, я сделал «чи-из!», чтобы растянуть кожу над верхней губой, и посадил усики на медицинский клей. Из небольшого зеркала, приделанного к шкафчику, на меня глянул усатенький молодчик, брюнет лет двадцати. А если еще и очки? Хм… Джеймс Бонд отдыхает.

А Миша Гарин исчез, спрятался за чужой внешностью!

Будут искать…

Вечер того же дня

Первомайск, улица Дзержинского

Не заходя домой, я отправился в спорткомплекс – в секцию свою, в бассейн. С этой завтрашней поездкой я разнервничался, и мне надо было срочно сбросить напряжение, смыть страхи, усталостью перебить тревогу. Да и занятия оставлять нельзя. Вон, бросил в «прошлой жизни». И что? Объем плеч равнялся объему талии. Нет уж!

Часа два я изображал дельфина, пока не уморился. К этому времени бассейн опустел, и в спорткомплексе зависла гулкая тишина. Дети разошлись, а взрослые пловцы и ватерполисты еще только с работы возвращаются. Я переоделся и вышел в фойе, чьи стены были расписаны на тему водных видов спорта, а кое-где выложены мозаикой. За стеклянной стеной, будто в аквариуме, проплывали одиночные автомобили. Пешеходы, вертя головами, спешили на ту сторону улицы, к гастроному на углу.

– Миша!

Я оглянулся на голос Насти.

– И ты здесь?

– А як же! – сестричка порой подпускала в речь украинизмы. – Подождешь меня?

– Шевели попой! – выразился я.

Настя повертела юрким задиком, и показала мне язык. Я только головой покачал, возводя очи горе, как мультяшный мишка, сдружившийся с Машей.

– Да ты не стой! – донесся Настин голос из раздевалки. – Посиди у нас! Я только волосы подсушу. Ладно?

– Ладно, – перешагнул я порог. – А меня тут никто не травмирует от избытка стыдливости?

Было слышно, как сестренка засмеялась где-то в лабиринте шкафчиков.

– Да все ушли давно!

Следом зашумел фен, а я присел на облупленную лавочку у самой двери. Достал расческу, и принялся вдумчиво расчесывать влажные волосы.

Водные процедуры помогли – переживания по поводу завтрашней перестрелки в Бугаёвке отошли на задний план. Пуля, конечно, дура, но меня трудно убить – когда я двигаюсь на сверхскорости, то не бегу даже, а несусь громадными скачками. Фиг прицелишься. Такую мишень, как я, и не увидишь толком – промелькнет размытое пятно, пыль всклубится, да зашуршит рассекаемый воздух.

«Все равно, страшно…» – вздохнул уныло. А что делать? Я же не прощу себе до конца своей второй жизни, если Марина погибнет. Я должен, просто обязан ее спасти!

«И спасу! – я сжал зубы. – Никуда не денусь. И хватит уже об этом! О других лучше подумай. Симпатичный товарищ старший лейтенант тебе дорог, ты хочешь избавиться от навязчивого кошмара, но народу-то больше. Двести пятьдесят миллионов! Их-то как сберечь?»

Я скривил губы в горькой усмешке – мне вспомнился молодой человек, с которым делил купе скорого поезда «Хабаровск – Москва» еще там, в «прекрасном далёко» 2018-го. Мы разговорились с ним о советской эпохе, о перестройке, и этот парень на полном серьезе сказал: «Наши отцы предали идеалы революции!» Вот так.

Конечно, отцов можно понять – натерпелись дефициту! Либерасты их супермаркетами поманили, те и купились. Понять можно, простить нельзя.

Я тоже бедовал при Горбачеве и обменивал продуктовые талоны на «суповой набор» – под таким политкорректным названием выступали несколько очищенных от мяса, чуть ли не обглоданных костей. Тоже маялся под гнетом «сухого закона» – и дрался в дикой очереди за пару бутылок шампанского к Новому году. Покупал спирт «Рояль» и кипятил турецкий чай «Ризе», иначе его не заварить.

Всякое пережил, но комсомольский билет не выбросил. Вот такой я стойкий и принципиальный, идейный и политически грамотный.