– Фрицы зашевелились! – сообщил Федотов.
Репнин приник к нарамнику. Немцы кучковались по десять-пятнадцать человек, они прятались за деревьями и потихоньку обкладывали танк.
– Осколочный, – спокойно сказал Геша, когда до немецкой цепи осталось метров пятьдесят.
– Есть! Готово.
– Выстрел!
Грохот расколол неустойчивую тишину. Борзых, оставив рацию, добавил из пулемета. Немцы падали и разлетались сбитыми кеглями, застрочили из автоматов – пули звонко плющились о броню.
Полчаса спустя Репнин опять заметил шевеление у немцев. В ярком свете луны он разглядел, как солдаты вырубали кусты и выкатывали орудия. Это уже хуже.
Три орудия на той стороне лужайки, слева еще одно.
– Осколочный!
– Есть! Готово!
– Огонь!
Снаряд, пущенный почти в упор, отбросил пушку, разбивая ее.
– Осколочный!
– Есть! Готово!
– Огонь!
Взрыв уничтожил второе орудие и перевернул третье. Четвертое, то, что стояло левее, успело само выстрелить, однако артиллеристы так спешили, что промазали, а второго шанса им Репнин не дал.
– Огонь!
Борзых прошелся длинной очередью по кустам. И еще час протикал, натягивая нервы…
– Работает! Работает! – заорал радист.
– Гений!
– Вот, можешь же, когда захочешь! – сказал Бедный.
– Только не вся рация, товарищ командир, а передатчик.
– Все равно – гений! Передавай наши координаты. Просим-де помочь. Пусть выручают!
И получаса не прошло, как вдруг на вражеских позициях разорвался снаряд, потом другой. И посыпалось!
– Видали? – радостно завопил Борзых. – Наши лупят! Я им точные координаты выдал! Сработало мое радио! Ура-а!
– Ура-а! – подхватил Федотов, и даже Иваныч подал свой басок.
Репнин поглядел в перископ и мигом опознал знакомые силуэты «КВ-1М».
– Ура-а! – закричал Геша.
Из воспоминаний капитана Н. Орлова:
«…К переправе вышли не в лучшем виде, с одним танком. Софья на переправе упала с моста в воду. Волосы дыбом, в сосульках. Я сам раненый, хромой, еле держусь на ногах. Опираюсь на костыль – кто-то из ребят притащил мне увесистую сучковатую дубину.
Брижнев сказал, что остатки полка сосредотачиваются в селе Чапуры, и укатил. Мы двинулись туда. Навстречу нам сплошным потоком войска: артиллерия, танки, многокилометровые колонны пехоты… И только мы в тыл!
Тут произошел примечательный случай. Нас тогда угораздило попасть в какую-то воронку и застрять там. К танку направилась группа в белых полушубках:
– Кто такие? Почему драпаете?
Пытаюсь им доложить, кто мы и откуда. Даже не слушают, смотрят с презрением.
– Что за вид? Вояка хренов. Да по тебе трибунал плачет. Что за палка у тебя?..
Чувствую – хотят припаять бегство с поля боя. Я начал огрызаться. И кто-то из свиты съязвил:
– И воевал вместе с бабой?..
Тут я уже не выдержал, вскипел. Кричу экипажу:
– Заряжающий, слушай мою команду! Осколочным!
Тот разворачивает башню, опускает ствол. Эти опешили…
Не знаю, чем бы все это кончилось, но тут подъезжает «Виллис». Еще один крупный чин, тоже в белом полушубке, в папахе. Без прелюдий спрашивает:
– Кто такие? Как вас угораздило повалить танк набок? Танкист, ты пьян? Расстрелять!..
– Да мы шесть суток держим немцев под Верхне-Кумским, чтоб вы тут вот так могли! Я командир роты, а это последний танк 45-го гвардейского… Выходим из боя по приказу командования корпуса.
– Вольского?!
– Так точно.
– Немедленно вытащить их!
Садится в машину и укатил. К нам подгоняют КВ, пять минут – и мы на ходу. Спрашиваем:
– Кто хоть это был?
– Темнота. Это же герой Московской битвы – Ротмистров! Знать надо. Мотайте на ус!
Пришлось мотать…»