Дорога войны

– Сам морда!

– Не ругайтесь, – сделал замечание Искандер. – Эдуард, ты же культурный человек…

– И интеллигентный!

– И интеллигентный. А выражаешься, как варвар.

– Да это Гефестай все! Оч-чень грубая и неотесанная личность.

– А по сопатке? – агрессивно осведомился кушан.

– Видишь? – горько вопросил Эдикус. – Вечно красней за него в цивилизованном обществе!

– Если кто-то ведет себя невоспитанно, – менторским тоном проговорил Искандер, – то это еще не означает, что нужно отказываться от нормативной лексики и принятых норм поведения.

– О-о! Какой же ты зануда!

Сергий улыбнулся, снова погружаясь в омут памяти. Все началось в 2006-м, в День конституции Таджикской Республики…

Искандер дозвонился к нему в Москву и попросил помочь – Рахмон Наккаш, тамошний «наркохан» и депутат меджлиса, совсем уж достал дядю Терентия, самого близкого человека для сына Ярная из Пурашупуры и сына славного Тиндара Селевкийского. Сергей мигом собрался и, с Эдиком на пару, вылетел в Душанбе. Оттуда они добрались до кишлака Юр-Тепе, где их ждали Искандер и Гефестай. Дядю Терентия к тому времени наккашевцы уже словили – и держали в каталажке-зиндане. Лобанов взялся отвлечь охрану, пока друзья будут освобождать дядьку. Был праздник-той, был пир, были «культурно-массовые мероприятия» – песни и пляски, бои по правилам и без. Он тогда выступил против местного чемпиона-пахлавона Холмирзо, зятя самого Наккаша. И все шло хорошо до самого последнего момента. Сергей как думал? Пока он будет месить пахлавона, друзья подкатят на «уазике», вытащат дядьку Терентия, прихватят его самого и выжмут из мотора все лошадиные силы, чтобы уйти к Памирскому шоссе. А там ищи-свищи их! Скрылись бы, растворились в местном населении. Они бы с Эдиком вернулись в столицу бывшей родины, и Гефестая с Искандером прихватили бы с собой, и про дядьку бы не забыли…

Не вышло – защищаясь, он убил Холмирзо. И весь немудреный план полетел к черту… А жизнь так вывернулась, такой крутой вираж заложила, что крышу сносило поминутно!

Ибо довелось ему перешагнуть порог Врат. И оказаться в сто семнадцатом году нашей эры. В древней Парфии. Чокнуться можно!

…Они стояли на стенах Антиохии-Маргианы, защищая город от римлян, идущих на приступ. Угодили в плен, стали рабами-гладиаторами, один раз даже в Колизее выступили. Славный был бой, только тигра того до сей поры жаль. Хотя. Не убей он тогда усатого-полосатого, стал бы тигриным кормом, вкусным и питательным…

В тот «знаменательный день» сам префект претории[11 - Префект претории – начальник императорской гвардии, одна из высших должностей, доступных для сословия всадников.] вручил Сергею меч-рудис, освобождая от боев на арене. На другой день префект не поленился явиться в школу гладиаторов и предложил Лобанову поступить на службу в преторию, в когорту для особых поручений. Сергей тогда согласился, но с условием – друзья станут в строй вместе с ним. Префекта наглость рудиария до того восхитила, что он согласился. Так Сергей Корнеевич Лобанов стал Сергием Корнелием Роксоланом. И началось.

Заговор четырех консуляров[12 - Консуляр – почетное звание для бывшего консула.] стал первой пробой на прочность. Ничего, выдюжили. И со вторым заданием справились – вчера только из Египта вернулись, «злого волшебника» Зухоса ликвидировав, врага народа римского, а завтра им приказано явиться в дом префекта. Видать по всему, готовится новая миссия из разряда невыполнимых…

Тут ровное течение мыслей Сергеевых пресеклось – с громким гоготом в таверну ввалились батавы. В кожаных штанах и куртках, волосатые, бородатые, с длинными мечами. Целая тысяча этих свирепых вонючих мужиков из Германии стояла лагерем на Целии – как противовес претории. Копьеносцы-гастилиарии из племени батавов составляли императорский эскорт, а любая встреча с преторианцами заканчивалась дракой.

К Ларсинии занесло шестерых. Пятеро батавов были помоложе, один постарше, но зато какой – двухметровый! Краснощекий богатырь с мышцами, борода веником – вылитый Бармалей.

– Гвардейцы кардинала! – быстро проговорил Эдик и допил вино.

Искандер брезгливо поморщился – от батавов ощутимо несло, – а Гефестай довольно крякнул.

– Самое время, – сказал он, неспешно затягивая перевязь. – Напились, наелись… Разборка на десерт.

Бармалей заорал:

– Очистить помещение!

Молодой батав весело загоготал и поддержал старшего товарища:

– Кыш отсюда, петухи![13 - «Петухами» германцы презрительно звали римлян за их привычку украшать шлемы перьями (обычай, заимствованный у галлов).] Остальные умело прокукарекали.

Четверка преторианцев сделала вид, что это не к ней относится.

– Я сказал… – затянул Бармалей, багровея.

– Чем это вдруг завоняло? – перебил его Чанба. – Из латрины, что ли, подтекло?

– Не-е… – ухмыльнулся Ярнаев сын. – Это германское дерьмо само к нам пришло! Во-он в тех бурдюках, видишь?

– А-а! – «догадался» Эдик. – Вижу, вижу! Такие, на ножках, да?

– Во-во! Батавы называются.

– А заросли-то… Мама дорогая! Это ж сколько в тех бородищах блох…

– Блох! – фыркнул Гефестай. – Да там уже тараканы завелись! Или мыши.

– А в тебе заведутся черви! – прорычал рыжебородый Бармалей и вытащил меч. – Скоро!

– Не понял, – озадачился абхаз, вставая и сладко потягиваясь, – им чего надо-то?

– Видишь, железяку показывает? – растолковал ему кушан, вытаскивая из ножен длинный сарматский меч-карту с перекрестьем в виде полумесяца. – Это он намекает так, чтоб мы ему бороду сбрили! Закусали человека насекомые, заели совсем…

– Стрижем-бреем, скальпы снимаем! – пропел Чанба, вооружаясь гладием.

Бармалей рванулся, обрушивая тяжелый клинок на Эдика, но тот ловок был – отскочил, пропарывая германцу и куртку, и кожу. Меч Бармалеев развалил столик, сбрасывая посуду, и застрял в точеной подставке. Гефестай не оплошал, подрубил великана из северных лесов.

– Первый клиент обслужен! – выкрикнул абхаз. – Следующий!

Молодые германские воины не устрашились – их охватило лихое бешенство. С криками «Хох! Хох!» они бросились на преторианцев всем скопом.

– Наша очередь, – сказал кентурион, вставая из-за стола.

Тиндарид кивнул, дожевывая грушу из Сигнии, и поднялся. Бросил руки за плечи и выхватил из ножен за спиной оба своих меча – две длинных узких полуспаты испанской ковки.

Роксолан вынул из ножен свой акинак – скифский меч длиною в локоть. Хорошее оружие, хоть и древнее. Само в руку просится.

Искандер скрестил мечи и развел их с вкрадчивым, позванивавшим шорохом. На него налетел батав в распахнутой куртке, открывавшей волосатую грудь, украшенную клыками и когтями медведя, нанизанными на шнурок. Могучую шею, почти скрытую кудлатой бородой, охватывала толстая золотая цепь.

– «Златая цепь на дубе том…» – продекламировал сын Тиндара.

Германец сделал мощный выпад, достаточный, чтобы вышибить дверь. Левый меч Искандера отбил батавский клинок, а правый поразил гастилиария в бок. Батав грузно опустился на пол, с детским изумлением глядя на кровавый фонтанчик, пачкающий штаны.

– Рана, конечно, болезненная, – прокомментировал эллин, бывший хирург и завполиклиникой, – но не смертельная. Жить будешь!

Два батава сцепились с Гефестаем и Эдиком, третий прыгал за их спинами, норовя достать преторианцев через головы друзей. Четвертый, шарахнувшись от Искандера, возник перед Сергием, держа в правой руке меч, а в левой – нож, размерами не уступающий акинаку.

Роксолан отшагнул, подпуская батава поближе. Кровь, разбавленная фалерном, бурлила, требуя предать варвара смерти. Германский меч просвистел в воздухе сверкающей дугой, справа налево, и неторопливые движения Лобанова мгновенно набрали скорость. Он перекинул акинак в левую ладонь и сделал резкий выпад, накалывая батава между ребер. Гастилиарий взревел, отмахивая мечом наискосок, полосуя воздух ножом.

Сергий ударил ногой, перешибая батаву левую руку в запястье. Та изогнулась не поздорову, а нож отлетел к стене. До Роксолана донеслись громкие причитания хозяина таверны, с ужасом наблюдающего за тем, как приходит в негодность его собственность.