Чёрный лама

Когда орденский дирижабль пришвартовался, Марина вышла на решетчатый причальный пирс почти стофутовой высоты, гудевший под свежим ветром с моря.

Дважды она прилетала сюда, в комтурию, но ни разу не спускалась на землю: отношение к Ордену у нее было сложным и запутанным – в душе уживались почтение и враждебность.

Да, все они, эти командоры с магистрами, молодцы – мир берегут, за стабильностью и благополучием смотрят, за прогрессом следят, чтоб технологии не переросли дух и нравы.

Всё это славно и просто замечательно, но она – подданная Российской империи, и не желает, чтобы Орден водил её Родину на помочах, как дите неразумное!

Опять у меня эмоции на первом месте! – покривилась девушка, и громко позвала Паратова:

– Илья! Поехали.

– А ходок?

– Без нас разберутся!

Илья посмотрел на подъезжавшие паромобили, перевел взгляд на замотанную руку, и кивнул.

– Так-то так… Поехали!

3. Российская империя, Владивосток

Стремительный паровоз, обтекаемый, как дирижабль, несся по дуге, уводя за собою вереницу вагонов. Из окна купе Антону было хорошо видно, как бешено толкаются его рычаги.

Газ, сгоравший в топке, не давал дыма, и только отработанный пар расходился тающими вихрями, обмахивая зализанную будку и чуть выпиравшие полушария тендера. Это было красиво, но и говорило о плохом присмотре в депо – видать, прокладки в конденсаторе прохудились, раз уж пара столько выходит зазря…

– Красота-то какая, етить-колотить! – проговорил Еремей Потапович, заглядывая в окно. – Лепота!

– Во-от! – затянул Уваров. – А ты еще ехать не хотел.

– Дык, ёлы-палы… – смутно сказал ординарец.

За окном, словно караван добродушных исполинов, курчавых от зелени, проходили невысокие сопки. А вот и море блеснуло, выказывая самый кончик залива.

– Ишь ты его…

Поезд то прижимался к самому берегу, то отходил, повторяя изгибы Великого Сибирского пути.[17 - Первое название Транссиба.]

Перед Седанкой пошли дачи, а вот и окраины показались – старые здания из тёмно-красного кирпича смотрелись солидно, с подлинно купеческим степенством.

Вторая Речка открывалась широкими мощеными улицами, по которым катили машины и прогуливались пешие. Антон подумал с удовольствием, что его надежды сбылись – Владивосток представлялся экзотичным, немного даже заморским.

Среди обычных вывесок магазинов Елисеева, Тестова или Хлудова, то и дело ярчели полотнища, испещрённые иероглифами. А во-он на той сопочке, прямо со склона, вырастают сурового вида редуты морской крепости. Левее форта синеет луковичка церкви, а правее загибает углы крыши буддистский дацан. Азия-с.

Нырнув в туннель, поезд замедлил ход, и буквально подполз к вокзалу, выстроенному в стиле русских палат.

– Приехали! – сообщил Гора, подхватываясь.

– Похоже на то, – хмыкнул Уваров.

Открыв дверцу шкафа, он снял с вешалки мундир, и облачился. Глянул в зеркало, по уставу ли сидит фуражка. Фуражка сидела, как надо.

На привокзальной площади Антона Ивановича встречали двое – мужчина лет тридцати, простоватой внешности и в партикулярном платье, с повязкой на левой руке, а также девушка редкой красоты, прилагавшая массу усилий, чтобы скрыть всё то, чем её щедро наградила природа.

– Ишь ты ее… – буркнул Ерёма.

«Неужто феминистка? – подумал Уваров, любуясь девичьим личиком, не тронутым помадой, пудрой, да тушью. – Не дай Бог…»

– Потапыч, сними пока номер в ближайшей гостинице.

– Эт-можно. Я тут одну знаю, «Золотой Рог» прозывается… Ну, как знаю? Сказывали про неё…

Но граф уже не слушал верного ординарца, его вниманием завладела девушка.

Она подошла ближе, стараясь не покачивать бедрами.

– Антон Иванович? – уточнила красавица.

– Так точно, – поклонился Уваров. – А вы, надеюсь, та самая агентесса Облонская?

– Сыскной агент Облонская, – сухо представилась девушка.

– А имя у сыскного агента Облонской имеется? – кротко осведомился начальник Региональной канцелярии.

– Марина Васильевна, – вздернул сыскной агент свой чудный носик. – Пожалуйте в машину, господин Уваров.

– С удовольствием, госпожа Облонская, – мягко сказал Антон Иванович.

Марина посмотрела на непосредственное начальство с подозрением: насмешничает оно, что ли? Начальство ей мило улыбнулось.

Региональная канцелярия Третьего отделения размещалась на Светланской, занимая весь верх добротного особняка, выстроенного в два этажа на склоне, спускавшемся к главной улице. Впрочем, со Светланской к канцелярии следовало подниматься в гору. Таков уж был Владивосток – ни единого ровного места.

Зато кабинет начальника мог порадовать душу любого бюрократа – тут и большой стол, и кожаные кресла, и поясной портрет государя – художник изобразил Александра Четвертого в пол оборота. Затянутый в полковничий мундир, император был орёл.

Правда, усаживаться за стол Уваров не стал – пока ехали, Паратов выложил всё о тетюхинских приключениях (Марина молча вела машину).

Полученные известия немало встревожили Уварова. Уж сколько лет «недвижный Китай» был закрыт для мира, варился потихоньку «в собственном соку» – большая, густонаселённая, отсталая держава. И вдруг такая активность! С чего бы вдруг?

Выслушивая сыскного агента с делопроизводителем, уточняя детали, Антон расхаживал вдоль окон, за которыми виднелись крыши домов, а дальше поднимался лес мачт – то были корабли, стоявшие на рейде в Золотом Роге.

– Занятненько… – медленно проговорил он, останавливаясь, и рукою отдёргивая штору. – Илья Петрович, я вас попрошу составить донесение в Петербург. Во-от… Определенно ничего сказать пока нельзя, но предварительные выводы сделать мы обязаны.

– Слушаюсь, Антон Иванович, – поклонился делопроизводитель. – Я могу идти?

– Ступайте, Илья Петрович.

Оставшись вдвоем с Мариной, Уваров почувствовал вдруг знакомое волнение – и не знаемое дотоле стеснение. Эта девушка влекла его – и отталкивала. Он очень надеялся, что под резкостью «младшего оперативного сотрудника», под строптивостью ее и необузданностью, скрывается обычная барышня, скромная, милая и нежная. Мечтающая о том, о чем мечтают все барышни на свете, а не о продвижении по службе и прочих скучных вещах. Похоже, однако, что Облонская думает обратное…

«Сейчас я ей улыбнусь!», – подумал граф. Девице это страшно не понравится, вот потому-то и охота подразнить ее…