Супердиверсант Сталина. И один в поле воин

Помимо операции «Монастырь», наша служба во время войны вела примерно восемьдесят радиоигр дезинформационного характера с абвером и гестапо.

В 1942–1943 годах нам окончательно удалось захватить инициативу в радиоиграх с немецкой разведкой. Обусловлено это было тем, что мы внедрили надежных агентов в абверовские школы диверсантов-разведчиков, которые находились под Смоленском, на Украине и в Белоруссии. Наша удачная операция по перехвату диверсантов зафиксирована в литерном деле «Школа». Перевербовав начальника паспортного бюро учебного центра в Катыни, мы получили установки более чем на 200 немецких агентов, заброшенных в наши тылы. Все они были либо обезврежены, либо их принудили к сотрудничеству. По этим материалам был поставлен большой многосерийный фильм «Сатурн» почти не виден».

Глава 4

Операция «Перевал»

Москва, Кремль. 13 апреля 1942 года

Веяло теплом, хотя по ночам бывало, что подмораживало. Мокро, зябко, уныло.

Когда времена года сравнивают с человеческой жизнью, то весну почему-то причисляют к юности. Нет, весна – это детство, сопливое, зареванное и обкаканное. Весна грязна, она только обещает урожай, готовится к цветению и росту, а порой любви становится по нужде, чтобы те же птахи успели поставить птенцов на крыло до осени.

Надо быть молодым и незатейливым, чтобы у тебя кружилась голова от терпкого запаха набухающих почек, первых клейких листочков, от испарений подтаявшей земли. А тем, которым девяносто лет, видится лишь то, что есть на самом деле – сырость да слякоть.

Весенняя палитра безрадостна и скучна – голая черная земля, нагие деревья, переплетающиеся влажные ветви, бурая полеглая трава, запакощенные сугробы в тени. Долбит капель, плещут лужи, рассекаемые колесами авто, плюхают и чавкают сапоги да боты, выдираясь из липкой грязи.

Судоплатов усмехнулся своим мыслям – точно, как дед. Хотя почему – как? Дед и есть. Это организму его еще и сорока нет, а душа скоро век разменяет. Ну, не скоро еще…

Павел незаметно вздохнул, глядя в окно на здание кремлевского Арсенала. Поскребышев за его спиной еле слышно переговаривался с полковником Логвиновым, всегда ходившим в штатском. В простенке между окнами стоял стол генерала Власика, ныне пустовавший, – начальник охраны отбыл по делам.

Оперевшись о подоконник, Судоплатов едва сдержался, чтобы не подышать на стекло. Так сколько ему?..

– Проходите, товарищ Судоплатов.

По-прежнему улыбаясь, Павел кивнул и вошел в комнату офицера охраны. Полковники Пономарев, Горбачев и Харитонов находились тут, напоминая добродушного с виду трехглавого Змея Горыныча. Именно что с виду – любому супостату дадут укорот.

– Здравствуйте, товарищи, – сказал Судоплатов и сдал трофейный «Вальтер».

Три головы разом кивнули: проходите.

Толкнув створку, Павел переступил порог сталинского кабинета.

Стены, обшитые высокими дубовыми панелями, длинный стол для заседаний, на стенах – портреты Ленина и Маркса, Суворова и Кутузова. В кабинете стояла тишина, перебиваемая отчетливым стуком маятника, отсчитывавшего секунды бытия.

Сталин сидел за столом, погруженный в чтение. Павел лишь мельком заметил листы серой бумаги, клейменные орлом, закогтившим свастику. Бросалась в глаза готическая вязь заголовков. Судоплатов ощутил легкий холодок, опознав творения Хмыря.

Он не испытывал страха, поскольку вранья в документах не имелось, да и Хмырь был настоящим мастером. Морозило чувство ответственности, но ему ли привыкать?

Приход визитера не остался незамеченным – закрыв папку, Иосиф Виссарионович поднялся из-за стола и вышел навстречу.

– Здравствуйте, товарищ Судоплатов.

– Здравия желаю, товарищ Верховный главнокомандующий.

– Эк вы, по-военному! – усмехнулся вождь.

– Вживаюсь в роль, товарищ Сталин, – наметил улыбку Павел.

Сталин кивнул и, усадив за стол Судоплатова, стал прохаживаться по кабинету – засиделся.

– Мы ознакомились с предоставленными вами документами, – неторопливо проговорил вождь, – и уже сделали выводы. Тут до вас было людно, целый взвод генералов и маршалов пожаловал. Мы постарались донести до них мнение противника, и многих проняло. Товарищи Тимошенко и Малиновский, на бездействие которых рассчитывали господа фон Бок, Паулюс и Клейст, поклялись, что не позволят врагу вести перегруппировку войск, готовясь к контрудару, а Юго-Западный фронт не будет наступать изолированно от Южного. Там много что говорилось, но это, полагаю, самое важное.

Судоплатов кивнул.

– Да, товарищ Сталин. Я не стратег, мне просто за державу обидно. Я не хочу, чтобы те ошибки, которые допускались нашими полководцами в прошлом году, повторились и в этом. Ныне ставки очень высоки, а хорошее взаимодействие отдельных подразделений и армий – это, по сути, единственное преимущество вермахта перед Красной Армией. Так не пора ли его лишить этого преимущества?

– Мы согласны с вами, товарищ Судоплатов, – кивнул Сталин. – Пора. Давно пора. Правда, товарищ Тимошенко поспорил с немцами, так сказать. Он утверждал, что действия противника будут исключительно оборонительными. Следовательно, боевые порядки дивизий эшелонировать не нужно, ни вторые эшелоны, ни резервы не потребуются.

– А что товарищ Тимошенко станет делать, когда немцы прорвут фронт и повалят к Волге? – немного резче, чем следовало, сказал Павел. – Глубина тактической обороны не превышает трех-четырех километров, на фронт протяженностью почти в двести верст построено всего одиннадцать километров проволочных заграждений! А немецкая операция «Фредерикус» как раз и предполагает нанесение контрудара! И что будет делать товарищ Тимошенко, когда танки Клейста ударят нам в тыл, отрежут пути отступления, окружат наши части? Застрелится? Так нам от того легче не станет!

Вождь весело хмыкнул.

– А вы не такой уж холодный, каким хотите казаться, товарищ Судоплатов, – сказал он. – Не волнуйтесь, мы внушили товарищу Тимошенко необходимость создания глубоко эшелонированной обороны. Оборонительные сооружения и инженерные заграждения создаются ударными темпами. Спасибо еще раз, товарищ Судоплатов, за хорошую работу, но я хотел бы поговорить с вами не о тех ценных документах, с которыми уже ознакомился, а о вашей записке, где вы обращаете внимание на «преступную пассивность» адмирала Октябрьского…

Судоплатов пренебрежительно пожал плечами.

– Какой из него комфлота, товарищ Сталин, если корабли отстаиваются в гаванях? Почему их главный калибр не обстреливал захваченные немцами Николаев и Одессу? Приморская армия специально оставила Одессу, чтобы преградить немцам путь в Крым, и красноармейцы до сих пор держатся[6 - В нашей реальности немцы заняли Крым в октябре 1941 года.], но чем занимался флот? Ставил мины! От кого, спрашивается? Во всем Черном море нет ни единого немецкого корабля, разве что румынская канонерка болтается в устье Дуная, опасаясь удаляться от берега. Пока что на минах подорвалась пара наших собственных судов! Не знаю, о чем думает нарком Кузнецов, я его уважаю, но остаюсь при своем мнении – дальнобойная корабельная артиллерия, в отсутствие судов неприятеля, должна поддерживать с моря сухопутные силы, а не болтаться в портах приписки!

Сталин кивнул.

– Нарком Кузнецов прибудет к вечеру, и мы с ним все обговорим, – сказал вождь. Подумав, он добавил: – Мне по душе ваша позиция, товарищ Судоплатов, и… хочу поблагодарить вас за Василия. Нашлись доброхоты, сообщили, как вы что-то жестко выговаривали Васе…

Судоплатов усмехнулся:

– Вряд ли это можно было назвать выговором, товарищ Сталин. Просто мужской разговор. Я сказал Василию, что он должен гордиться своей фамилией, а не позорить ее. Что не ему надо искать опору в отце, а отцу чувствовать, что на крепкое и надежное плечо сына можно опереться. Простите, товарищ Сталин, я, наверное, вторгся в область, куда посторонним ходу нет…

– Нет, товарищ Судоплатов, государственный деятель принадлежит государству, то есть народу. И я не зря затеял этот разговор – Василий бросил пить! Он помирился с женой и, кажется, взялся за ум. Сказал как-то, что постарается заслужить свое неоправданно высокое звание к концу войны… Да, чуть не забыл. Вы встречались с Катуковым?

– Так точно, товарищ Сталин. Обсуждали тему создания танковых армий. Чтобы танки показали всю свою мощь, в бой, в прорыв надо бросать сотни бронемашин! Лишь тогда выйдет толк. А это уровень даже не танковых корпусов, а именно армий. Что до Катукова, то он не просто хороший танкист, у него к этому талант.

Вождь кивнул.

– Я вызывал его к себе на дачу. Генерал-майор Катуков назначен командиром 1-го танкового корпуса и тоже уверен, что корпус тесен для «тридцатьчетверок» и «КВ». Я обнадежил этого «талантливого танкиста» – сказал, что 1-й танковой армией командовать будет тоже он. Просто надо иметь терпение… И вам тоже, товарищ Судоплатов.

– Так точно, товарищ Сталин.

– До свидания… товарищ комиссар госбезопасности 3-го ранга.

* * *

Как и «в прошлой жизни», Красная Армия начала наступление в Донбассе 12 мая. Судоплатов не искал в этом скрытый смысл, поскольку все объяснялось простейшими причинами – кончилась весенняя распутица, подсохла степь, стали проходимыми дороги, вот и пришла в движение РККА.

Но были и различия, заметные одному Павлу.

К северу от Харькова, с рубежа Белгород – Волчанск, наступала не одна лишь 28-я армия, но еще и 5-я, и 26-я, уцелевшие при осаде столицы УССР и вовремя выведенные из Киевского укрепрайона.

Южнее Харькова прорвали немецкую оборону 6-я, 57-я и 9-я армии. Общей задачей наступавших советских войск было окружение 6-й армии вермахта в районе Харькова.