Целитель. Двойная игра

– Мне кажется… – начал Вакарчук неуверенно, но, вспомнив про «активное сотрудничество», твёрдо договорил: – Я почти уверен, что курьер ещё и радист – передаёт мои шифровки на коротких волнах, потом принимает ответ и делает закладку уже для меня.

– Ах вот оно что… – протянул Игорь Елисеевич. – Что ж, это многое объясняет. Да, пока не забыл, – сказал он, поднимаясь. – Мы хитрым способом оформили вам длительную командировку, так что проблем на заводе быть не должно. Работаем!

Пятница, 18 апреля 1975 года, день

Московская область, Усово

Черненко терпеть не мог, когда Брежнев попросту звал его Костей. Спору нет, такое обращение отдавало доверием и говорило о дружеской приязни Генерального, но Константина Устиновича оно коробило – глубинная крестьянская натура, не чуждая тщеславия, восставала против небрежного отношения к нему, самому влиятельному человеку в ЦК.

Черненко помотал седой головой, усмехаясь своим мыслям.

«А что? Разве неправда? – погордился он маленько, красуясь перед собой. – Как говорят англичане, свита делает короля!»

Константин Устинович мягко улыбнулся, вспоминая, с какой чваной снисходительностью относились к нему члены Политбюро и секретари ЦК КПСС. Что для них какой-то заведующий Общим отделом? Серенькая канцелярская крыска!

А Черненко и впрямь никогда не лез в первые ряды, скромно держался в сторонке, ни на что не претендуя. Зачем? Он и без того был третьим человеком в стране!

Завотделом сошёл с натоптанной дорожки, чтобы провести рукой по тёмной пахучей хвое. Угадал – это не ёлка, а пихта. Иголочки мя-ягкие, совсем не колются… А дух какой… Шаловливый ветерок прошёлся по парку, клоня верхушки. Берёзки и даже столетняя липа взволнованно зашелестели, а Константин Устинович поправил шарфик – берёг больные лёгкие.

Стоило вернуться на аллею, как мысли потекли по старому руслу. «Бумажная душа!» – ласково звала его жена, даже не подозревая, что в шутке крылась изрядная доля правды. Всю жизнь Константин Устинович перебирал бумажки, и они, чудилось порой, наделили его своей тайной силой и властью.

Он истово верил в могущество канцелярии, в животворящие способности указов, циркуляров и директив. А ведь все документы ЦК КПСС – все! – вплоть до тех, что решали вопросы войны и мира, проходили через Общий отдел, ложась Черненко на стол. И уже по его велению, по его хотению одну бумагу придерживали, а другой давали ход, подсовывая на подпись генсеку.

Леонид Ильич был очень доволен работой завотделом – «Костя» никогда не грузил его, отбирая время. Напротив, облегчал жизнь, грамотно советуя или напоминая о важном. Вот, дескать, это решение стоит согласовать поскорее, подпишите вот здесь… И вот здесь… А следующий документ я бы рекомендовал отослать на доработку. Сырой, дескать.

Дошло до того, что даже члены Политбюро испрашивали у него, простого «орговика», аудиенции Брежнева! А как же? Ведь он единственный, кто вхож к Генеральному каждый божий день – работа у него такая. И крутились потихоньку валы тяжеловесной канцелярской машины, двигая «корабль СССР» верным курсом…

Константин Устинович досадливо поморщился, уставясь в тёмную зелень ёлок, промеж которых затесались белые стволики берёз. Что-то сбои пошли в отлаженном механизме!

Потоптавшись на аллее, он развернулся и побрёл к дому, смахивавшему на маленький уютный замок.

– Где же их носит? – нетерпеливо проворчал завотделом.

Будто дождавшись вопроса, за высокой оградой засигналили, и два офицера охраны споро открыли ворота. Во двор проехала старенькая «Чайка», блестя обильным хромом, словно худосочная дамочка, заменяющая побрякушками увядшую красоту. Следом, фырча мощными моторами[13 - Как правило, для эскорта использовались так называемые дублёрки – «Волги» ГАЗ?24–24 с 200-сильными двигателями от «Чайки».], скользнули «Волги» охранения и вплыл огромный приземистый «ЗИЛ».

– Ну наконец-то!

Черненко заторопился навстречу гостям. Прибыли сухонький, по-старчески суетливый Коля Тихонов, ходивший в замах у председателя Совмина, и осанистый Андрюха Кириленко, возведённый в члены Политбюро. Оба давно дружили с Константином Устиновичем, став ядром сплочённой группировки «хохлов» в ЦК. С ними таиться не надо, не сдадут.

Николай Александрович приветливо покивал, а Андрей Павлович крепко пожал руку Черненко.

– Здоро?во! Чего звал? – Внешняя представительность уживалась в Кириленко с простецким характером.

– Посекретничать надо, – сухо сказал Константин Устинович.

Тихонов неуверенно повернулся к дому, но хозяин покачал головой.

– Лучше прогуляемся, – насупил он брови.

– Родина слышит, Родина знает… – насмешливо пропел Кириленко.

– Вот именно. – Черненко неуклюже развернулся и пошагал по аллее, чуть косолапя. Гаврики из Общего отдела не стали бы записывать своего «КУ», но кто даст гарантию, что резвые ребятишки Андропова не поставили дачу на прослушку? Могли и мальчуганы Пельше постараться, с них станется…

Андрей Павлович догнал его, пристраиваясь сбоку, и предложил семечек, до которых был большой охотник. Заведующий Общим отделом покачал головой, тогда ладонь подставил Тихонов – Кириленко щедро отсыпал ему.

– Полезная, говорят, штука, – сказал он, непринуждённо лузгая. – Ага! И вообще…

– А что за секреты? – поинтересовался Тихонов, забегая вперёд.

Аккуратно щёлкая семечки, он складывал шелуху в ладошку, а вот Андрей Павлович, не стесняясь, сплёвывал под ноги.

– Возня непонятная началась, – заговорил Черненко, складывая руки за спиной. – Никогда бы не поверил, что Суслов с Андроповым сойдутся, а вот, спелись, голубчики! И Лёня наш… Солирует!

Выматерившись, Кириленко отряхнул руки.

– На поправку Лёнька пошёл, оклемался! – Его взгляд приобрёл остроту и колючесть. – Выходит, надурил нас Чазов, помогли-таки Генеральному… эти… как их там… Тьфу! Баби… Бар-би-тураты!

– Академик тут ни при чём! – отрезал Константин Устинович. – Лёня под этими… бар-битуратами как во сне жил. В башке муть, языком ворочал еле-еле. А теперь вона как! Взорлил!

– Не понимаю… – озабоченно нахмурил лоб Тихонов.

– А никто не понимает! – размашисто повёл рукою Черненко, выплёскивая раздражение. – Вылечили Лёню! Знать бы, кто… А нембутал он больше не принимает. Бросил!

– Вон оно что… – протянул Николай Александрович, пересыпая лузгу в чугунную урну. – А я-то думаю, чего это Леонид Ильич бойкий такой… – Он вдруг остановился, и его брови поползли вверх, рисуя на лице прозрение: – Слу-ушайте… До меня только сейчас дошло… А ведь и Михал Андреич козликом прыгает, хотя года на два меня старше!

– Вот от него всё и пошло! – весомо, тяжко выговорил Константин Устинович, останавливаясь у развилки. – Где-то в начале месяца я с Лёнькой на охоту собирался. Страсть как я это дело не люблю! – признался он. – Как ни приеду в Завидово, так обязательно простужусь! Ну а куда деваться? Я уже и сапоги достал, и всё, что полагается, как вдруг – звонок из секретариата. Надо, дескать, поприсутствовать на собрании трудящихся! С Леонидом Ильичем согласовано. И я не сразу догадался, что это Суслов меня услал! Специально, чтоб без лишних ушей потолковать с Генеральным! Уж о чём они там базарили, неизвестно, а только с той самой охоты наш бровеносец помолодел будто. Да и леший бы с ним, так я ж не знаю теперь, что мне делать – действовать по нашему плану или обождать!

Разволновавшись, Черненко смолк – пускай сердчишко уймётся. «План… – криво усмехнулся он. – Ох уж этот план…»

Когда Брежнев не в шутку занемог, все кланы в ЦК развели суету, выдвигая преемников. «Хохлы» ставили на своего – Щербицкого. В этом и состоял «наш план» – расчищать дорогу Владимиру Васильевичу, устраняя возможных конкурентов нового генсека.

Обходя клумбу кругом, Константин Устинович вспоминал фигуры, сброшенные с доски, и те, что под ударом, – это рождало приятные жимы в душе.

В прошлом году он подкинул злую байку в «Шпигель», ославив Романова, – и всё, на партийной карьере «хозяина Ленинграда» поставлен жирный чернильный крест. Шелеста с Вороновым когда ещё вывели из Политбюро, а теперешние мишени – напористый и амбициозный Подгорный да беспринципный Полянский. Им в Общем отделе уже нарисовали «менэ, тэкел, фарес»!

Пустеет шахматная доска… Вот только в ферзи выйдет вовсе не Щербицкий. Не-ет, свой ход сделает скромная чёрная пешка!

– Твою ж мать… – резко остановившись, Кириленко повернулся к Константину Устиновичу, будто по команде «кругом», и сказал со сдержанной злостью: – А вот хрен им всем в зубки!

Вынырнув из сладких дум о будущем величии, Черненко недовольно пожевал губами.

– Вот что, товарищи. – Поколебавшись, Андрей Павлович заговорил-таки: – Я понятия не имею, что там за медики Лёньку оздоровили… или знахари, или чёрт с рогами, а только всё это ерунда! Отвлекающий манёвр! Зато я точно знаю, что Андропов таскает к Суслову целую кипу бумаг из «Особой папки»[14 - Особая папка, ОП – высшая степень секретности документа в СССР.], и они там с Генеральным постоянно их штудируют да шушукаются! Вот вам и трио!

– Слуша-айте… – беспокойно завозился Тихонов. – Не тройка… Четверо их. Косыгин тоже с ними!

Черненко замер.

– А подробнее?