Разбуди в себе зверя

Люди с годами начинают считать себя не теми, кем являются по сути, начинают зарываться, требовать большего, выходят из-под контроля. Тагир не терпел ни малейшего неподчинения и самостоятельности. Группировка довольно быстро разрасталась в 90-е. И чем быстрее это происходило, чем сильнее ты становился, тем сложнее было контролировать ситуацию, тем неизбежнее приближался конец. В итоге на тебя ополчатся все: и криминал, и органы правопорядка. Ты останешься один против всех, и тебя просто уберут. Это происходило со всеми крупными группировками. Как снежный ком, они росли, росли, и это происходило помимо воли их руководителя. Если не принимать новых членов, они будут создавать свои структуры и начинать с тобой войну за территории. Замкнутый круг. Гареев нашел действенный метод и смог обуздать это явление. Бригадиры вливающихся в структуру мелких группировок либо просто исчезали, либо надолго садились за решетку. Так же поступали и с рядовыми бойцами. Они с Моховым даже составили план по заготовке кандидатов для милиции на посадки. Ментам тоже спускали план сверху, который они с успехом выполняли при помощи Тагира. Все были довольны.

В четырнадцать лет Тагира Гареева одноклассники стали называть «чуркой». От матери-азербайджанки ему достались чуть смугловатая кожа, черные как смоль волосы и упрямый характер, от отца, татарина по национальности, – звучная фамилия да довольно обеспеченное детство. Отец хоть и имел высшее образование, но работал грузчиком на рынке, и семья отнюдь не бедствовала. Такую работу престижной не назовешь, но она открывала массу возможностей для дополнительного заработка. Конечно, нелегального, иногда противозаконного, но это был рынок, и, по сложившейся традиции, там царили свои законы – законы коммерции. Сын отнюдь не стеснялся занятия отца, но старался его не афишировать, хотя прекрасно понимал, что именно благодаря этому мог позволить себе гораздо больше, чем дети из семей интеллигентов. У него всегда были самые лучшие карандаши, линейки, фломастеры. В начальных классах всё было без проблем. Его отношения с одноклассниками складывались довольно ровно. Всё началось в седьмом классе. Первого сентября он пришел на линейку в новеньких фирменных джинсах и тут же почувствовал себя белой вороной. Детская зависть – чувство, с которым невозможно справиться. Джинсы стали последней каплей, переполнившей чашу. Ему устроили бойкот. Кто первый обозвал его «чуркой», он не помнил, но одноклассники мгновенно подхватили это прозвище. Почти полгода он с устойчивой периодичностью приходил домой с синяками на лице. Мать пыталась выяснить подробности, но отец строго-настрого запретил поднимать эту тему в школе и только шпынял сына, обзывая его слабаком. Тагир молча терпел, но таил обиду. Он не понимал, почему на него все ожесточились, ведь ничего плохого он никому не делал. На фоне издевательств одноклассников у него начал формироваться скрытный, злобный характер, мальчик начинал тихо ненавидеть всех. Потом неожиданно всё наладилось. Семья переехала в другой район, и он стал душой компании в новой школе. Однако где-то глубоко внутри засели озлобленность и недоверие. Боязнь оказаться униженным заставила искать страховку, заставила стать сильным. Он записался в секцию бокса и только на ринге почувствовал себя в своей тарелке. Наконец он смог побороть страх и выплеснуть свои эмоции. Всё, включая учебу, отошло на задний план. Осталось только безудержное желание диктовать свою волю окружающим, и бокс стал средством достижения этой цели. На соревнованиях его успехи выглядели довольно скромно. Он не стремился стать чемпионом, иногда откровенно сливая бой. Зато участилось его участие в уличных потасовках. Здесь, среди неподготовленных противников и при отсутствии запретов на приемы, он почти всегда выходил победителем, хотя не брезговал откровенным бегством, если понимал, что противник сильнее. Со временем у него выработался свой алгоритм уличной драки. В ход пошли всевозможные подручные средства: самодельные дубинки, свинчатки и даже велосипедные цепи. Победа любой ценой! В десятом классе, после очередной массовой драки, его поставили на учет в детской комнате милиции. Секция бокса была для него закрыта, но Тагир не жалел ни о чём, считая цель достигнутой. Его все знали на районе, боялись, и уже никому даже в голову не могло прийти обозвать его «чуркой». О своем будущем и перспективах он не задумывался, наслаждаясь достигнутым положением в среде подростков.

Через год его призвали в армию. На очередном утреннем разводе в распределительном пункте перед неровным строем призывников появился похмельный капитан в мятом кителе. «Покупатель» внимательно оглядел стриженых новобранцев и хрипло рявкнул:

– Спортсмены есть?!

«В спортроту набирают», – мелькнула мысль. Тагир, радостно улыбаясь, сделал шаг вперед. Тогда ему казалось, что он вытащил счастливый лотерейный билет. Если бы он хотя бы на мгновение мог представить, куда занесет его судьба, он бы скорее врос в асфальт плаца, чем сделал этот шаг. Не известно, зачем капитан искал спортсменов, но часть, куда они прибыли после двух дней пути, оказался банальным стройбатом в уральской глухомани. Место, куда он попал, показалось ему зоной строгого режима, только называлось по-другому. Да и контингент там собрался соответствующий: те, кто успел до армии побывать в колонии, больные на голову с диагнозом «дебилизм», ну и ребята из дальних аулов, которые ни слова не понимали по-русски.

В карантине молодых никто не трогал, только после принятия присяги салаг начали нещадно гнобить. Главным показателем дисциплины в армии было отсутствие преступлений и происшествий. Поэтому неудивительно, что сор из избы не выносился. Дедовщина, землячество, мордобой, воровство – сплошное глумление над свободолюбивой натурой Тагира. Солдат, которого избивают, унижают, однажды встает перед выбором. Можно было попытаться дать отпор, что с вероятностью в девяносто девять процентов обречено на неудачу, или плюнуть, приспособиться, смириться, как это делает большинство. Тагир, сжав волю в кулак и, образно говоря, наступив себе на горло, решил терпеть. Терпеть унижения, терпеть тяжелый труд в тридцатиградусный мороз, когда стынут руки и глаза слезятся от ветра. Этот первый год службы стал для него тяжелым уроком, намного более тяжелым, чем издевательства одноклассников или милиционеров. Он окончательно утвердился в своей правоте, что только тот, кто может навязать свою волю при помощи силы, имеет право на успех в жизни. А для этого все средства хороши: можно напасть сзади, убить из-за угла, чтобы напугать остальных и навязать свои правила. Но главное – нельзя никому доверять. Его жестокость, беспринципность и иезуитская хитрость не знали границ. К концу службы он сумел подмять под себя практически всех. Весть о демобилизации Тагир встретил со смешанным чувством. С одной стороны, ему всё обрыдло: и тайга, и вечно пьяные рожи комсостава, и ублюдочные товарищи. С другой стороны, он понимал, что на гражданке его никто не ждет с распростертыми объятиями. Нужно будет всё начинать сначала, чтобы занять достойное место под солнцем. По приезде домой Тагир не стал ничего выдумывать и, чтобы осмотреться, для начала устроился по примеру отца грузчиком на рынок. Там он и познакомился с Моховым, который вообще-то числился дворником, но метлу и в глаза не видел. Серый, по его выражению, следил за порядком и был на подхвате у директора, выполняя мелкие поручения. Нового сотрудника он сразу решил взять в оборот и показать, кто здесь старший. Однако с «наездом» вышел полный облом. Пригласив Тагира к себе в маленькую каптерку, Мохов начал беседу с легкого подзатыльника. Гареев-младший молча врезал ему в ответ по печени и добавил пару ударов по почкам уже валявшемуся на полу «начальнику». Серега затаил обиду и начал вынашивать план жестокой мести, однако ему не суждено было воплотить его в жизнь. Первые группировки рэкетиров стремительно захватывали районы столицы. Возникали первые спорные ситуации. Чаще всего при дележе коммерсантов, торгующих на рынках. Рынок, на котором обретались Мохов и Гареев, не стал исключением. К тому времени там прочно закрепились «люберецкие», и как-то само собой ребята оказались в составе одной из бригад. Разборки. Драки. Наезды на коммерсантов. Теперь они были намертво связаны. Тагир был очень доволен своим новым положением, но такая жизнь продолжалась всего пару месяцев, а в конце лета началась бандитская война «славянских» группировок с чеченцами. В той войне успех сопутствовал последним, тем более что столичная милиция серьезно ослабила «славян», устроив на них настоящую охоту. Многие бригадиры и простые боевики были арестованы. Тагир с Серым приняли решение срочно линять из Москвы в Питер. По первому времени достойного занятия там не нашлось, и пришлось им перебиваться банальными уличными грабежами. Серый не сильно заморачивался с методами воздействия на своих жертв, заправски орудуя ножом или кастетом. Тагир прекрасно понимал, что всё это не может продолжаться бесконечно. В конце концов они всё равно попадутся. Нужно было прибиваться к местной братве, но опять служить простым пушечным мясом не хотелось. Случайная встреча определила их дальнейшую судьбу. Еще когда он занимался боксом, их возили в Ленинград на соревнования. Тагир тогда ничего не выиграл, но навсегда запомнил парнишку, который отделал его в первом же раунде. Оба сильно изменились за прошедшие годы, но для его соперника это была первая в жизни победа, и поэтому он тоже запомнил Тагира. Вадим Орлов по кличке Граф к тому времени стал известным авторитетом в Ленинграде. Его группировка насчитывала больше пятидесяти бойцов и контролировала приличный район северной столицы. Уже через несколько месяцев Гареев сумел завоевать доверие Графа и прочно закрепился в роли его правой руки.

– Привет, как пообщались? – поинтересовался Мохов.

– Привет, Серый, как всегда, продуктивно. Ты знаешь, если честно, то я не ожидал, что менты так быстро на след выйдут.

Серый встрепенулся, перестал тормозить, поменял позу и напрягся.

– След? Интересно, что они нарыли?

– Пока не много, но хотели начать фабрики шерстить. Вовремя я подсуетился. Теперь дело закроют, и мы можем расслабиться. Ты нашел этого урода?

Серый кивнул и встал с дивана.

– Он в подвале. Я с ним потолковал немного. Давай решай, что дальше. Только, я думаю, нужно от него избавляться. Ненадежный он, да и засветиться мог.

– Хорошо. Пойдем посмотрим на него.

Серый мотнул головой и брезгливо скривил рот, всем своим видом давая понять, что идея босса ему не нравится.

Бетонная лестница, начинавшаяся в узком проеме, ныряла вниз и заканчивалась массивной стальной дверью. Мохов вставил в еле заметную щель длинный узкий ключ с прорезями по бокам и с усилием нажал на него. Дверь легко поддалась и распахнулась – мягко, почти беззвучно. Тут же в комнате вспыхнул свет. На голом матрасе, в центре бетонной коробки без окон, лежал человек. Он напоминал освежеванную тушу, на которую зачем-то напялили одежду. Синюшное распухшее лицо в кровоподтеках и рассечениях, засохшая кровь на одежде. Глаза Тагира удивленно расширились и стали постепенно наливаться кровью.

– Серый, твою мать! Ну на хрена! Ты что с ним сделал?

– Ничего, – тихо буркнул Сергей. – Он мне лапшу на уши пытался вешать, ну и пришлось…

– Ты, маньяк долбаный! Что теперь с ним делать?!

Последние лет десять Тагир вел довольно спокойный, размеренный образ жизни. Криминальные разборки за место под солнцем, передел бизнеса – всё это осталось в прошлом. Слава криминального авторитета, прочно закрепившаяся за ним, упорно подогревалась слухами о жестоких расправах с его конкурентами. На самом деле эти слухи распространяли его же люди. Тагира боялись, и в последние годы ему даже не приходилось прибегать к превентивным мерам воздействия на своих врагов. Было достаточно просто его сло?ва или просьбы. Только, похоже, Серый заскучал по былым временам. Тагир удрученно покачал головой.

– Так он хоть что-то успел рассказать тебе?

– В принципе, ничего нового. Когда получил товар у нашего человека из «Фармалинда», решил отвиснуть у своей новой телки. Он, оказывается, эту тему уже месяц практиковал. Сразу после закупки нырял к ней. А у нее брат – один из этих троих бандосов, которых ОМОН покрошил. Короче, она братцу слила инфу про наркоту, и ребята приняли его прямо в подъезде. Он им всю нашу кухню рассказал: где брал, у кого. Так что если бы их полиция не замочила, они бы прямо на склад заявились, просто ждали поставку. Кончать его нужно.

Гареев поморщился, но согласно кивнул, повернулся и стал медленно подниматься по лестнице. За спиной раздался тихий хлопок выстрела.

Тагир вернулся к себе, молча прошел мимо секретарши, резко хлопнул дверью в кабинет и тяжело опустился в кожаное кресло. Ситуация с наркотой не давала успокоиться, но больше всего напрягало то, что отлаженная схема дала сбой. Самая прочная цепь рвется на слабом звене, только всё было построено на том, чтобы исключить эти слабые звенья. Теперь еще и труп в подвале! Серый вечно торопится. А может, он и прав. Курьер накосячил по полной, и, похоже, другого выхода не было. Если уголовка будет копать дальше по связям мертвых грабителей, то рано или поздно они выйдут на сестру одного из них, а там и на курьера. Блин, сестра! Тагир недовольно поморщился, затем резко встал с места и подошел к окну. Он с минуту наблюдал за людским потоком – разнородной толпой людей, спешащих по проспекту. Серая безликая масса, и каждый в ней обременен своими проблемами и мечтами, каждый мнит себя центром мироздания. Ничтожества! Тагир усмехнулся своим мыслям, затем повернулся к столу и нажал кнопку селектора.

– Вызови Мохова, срочно! – рявкнул он, когда услышал голос секретарши.

Через несколько минут Серый появился на пороге кабинета. Гареев поманил его к себе рукой и тихо спросил:

– А что там с телкой этого козла, ну с сестрой грабителя? Ведь могут и на нее выйти.

Мохов дернул уголком рта и согласно кивнул.

– Мои уже занимаются. Они у нее на хате торчат, ждут с работы.

Гареев вопросительно поднял брови. В ответ Серый удрученно развел руками.

– Другого выхода не вижу. Нужно зачищать по полной программе.

– Согласен! Только сделай так, чтобы их никто не нашел. Сбежали любовнички – и с концами.

– Первый раз, что ли, – успокоил Серый. – Спрячем наглухо.

– Ладно, иди.

Когда за Моховым закрылась дверь, Тагир широко зевнул, затем устало потянулся. Как же скучно, черт возьми! В последнее время окружающие всё больше раздражали его, нагоняя нестерпимую тоску и уныние своей тупостью. Осточертело всё! Может, плюнуть и рвануть к семье в Австрию? Гареев встал с места, бодро прошелся по кабинету, потряхивая головой. Жена, дочь и его мать уже пять лет жили в Вене, изредка появляясь в Москве. Нет, он абсолютно не скучал по ним. Мать после смерти отца просто плешь проела ему, требуя внуков, поэтому семья была не более чем дань устоявшимся обычаям. По сути, это она подобрала ему невесту, а он не стал возражать. Свою женитьбу Тагир считал делом проходным, но удачным. Жена, покладистая, домашняя девушка, ни разу не дала ему повод для раздражения или ссоры. Он был уверен, что даже любит ее, любит так, как он сам понимает это чувство. Хотя семейные отношения и не обременяли его, Гареев не преминул при первой возможности отправить близких подальше. Так ему было удобнее. Тагир вернулся в кресло за столом и нажал кнопку селектора.

– Зайди для устного перевода, – бросил он в микрофон.

Секретарша вошла, призывно покачивая бедрами и расстегивая на ходу блузку. Дежурная мысль посетила хозяина кабинета: «Неужели в таком количестве силикона продолжается жизнь?» Он криво усмехнулся, развернул кресло и расставил колени. Девушка бросила на пол диванную подушку, опустилась перед ним на колени и, нащупав рукой замок молнии на джинсах, аккуратно потянула его вниз. Тагир расслабленно выдохнул и откинулся в кресле.

* * *

Майор Горлов влетел в кабинет оперов, со злостью захлопнул за собой дверь, рухнул в кресло за рабочим столом и громко выкрикнул:

– Козел!

Его коллеги заинтересованно уставились на майора.

– Ты кого так ласково, Алексеевич? – уточнил Афонин.

Пётр Алексеевич исподлобья посмотрел на оперов, сидящих за своими столами, и небрежно отмахнулся. Только когда они остались в кабинете вдвоем с Николаем, он вернулся к разговору.

– Это я про Егорова. Он запретил нам заниматься метадоном.

– Почему?

– Да хрен его знает! Говорит, нет перспективы. Других дел полно, а это мы уже закрываем.

– Ничего себе «нет перспективы»! Я уже план набросал, как нам эти таблетки идентифицировать.

– Коля, не тупи.

– А проверить-то всё равно нужно.

– Официально дело закрыто.