Избранное IV

За проволокой колючей тень посадки,
Не знаю, кто решил её хранить,
Но часовых не стоило винить,
Ведь ягоды черёмухи так сладки.

Всей прошлой жизни был недобрый знак –
Каре из мрачноватых построений,
В нём и ютился, всем на удивленье,
Наш тёмный и бревенчатый барак.

Тот длинный свет съедавший коридор,
Под потолком велосипеды, сани,
Топили печь несытую дровами
Хозяйки, кто добыл что, кто нашёл.

Пел репродуктор чёрный на стене,
С шести часов утра звучали марши,
Была то воля мамы. А в стране
Юнцы сидеть готовились за партой.

И школа за пожарной каланчой
В Сокольниках, что близко от Стромынки.
С портфелем переполненным в обнимку
Я утром брёл дорогою крутой.

Бюст Сталина. Мы, мимо проходя,
Честь отдавали и салютовали,
Быть может, что-то мы и понимали,
Краснели, красный галстук теребя.

Как в марте грянул гром в пятьдесят третьем,
Сирены выли и гудки неслись,
И плакали и взрослые, и дети,
Все будто с этой музыкой срослись.

Едва успев тирана схоронить,
Делили власть соратники натужно,
Была она им до зарезу нужна,
И в этом тоже некого винить.

А мы, тех лет беспечных пацаньё,
Под барабан и с пионерским гимном,
В восторге были иль в испуге сильном?
А в воздухе кружилось вороньё.

Что ж, память возвращается опять,
Уж я не молод, не совсем здоров,
И просыпаться стал от смутных снов,
Что утром не дают спокойно спать.

    2016

Посвящается родословной отца моего, Дудакова Александра Пантелеевича, 1920 г.р., село Фащевка (фрагмент)

Я не знал своей родословной,
Концы в воду прятали, огороды тяпали,
Катал дед меня на возу,
А бабка держала козу,
Год шёл пятьдесят второй
Может и пятьдесят третий,
И часто пускали слезу,
Мол, возьми на воз дед,
Покупаться в свежескошенном сене.
А он нам в ответ:
«Не топаете ногами от лени,
А всё норовите сладко
Проехаться на чужой лошадке».
Да не лошадь была в пристяжке,
А исхудалый вол с впалыми ляжками,
«Ось побачим, ось побачим,
Как мы деда раскулачим», –
Была такая шутка, но была ещё и правда –
Раскулачили деда в тридцатые,
Морили, мотали, да так и не достали,
Но добили в пятидесятые.
Семья казака от правды далека.
Детей было девятеро, да умерло четверо,
Ну, делать видно, нечего,
Молчали казаки, молчали,
Писни спивали:
«Ой на, ой на горе тай жинцы жнуть»,
И отца моего зачали –
«А по пид горою ярым, долиною
Казаки йдуть…»
Эх ты горе, Дон-Донбасс,
Штреки, шахты, терриконы,
Нынче праздничек у нас,
Этот праздник похороны,
Хоронили из забоя, кто не вышел, тот помёр,
А ещё голодомор,
И начальничек в погонах.
«Ох начальничек, ключик-чайничек,
Отпусти на волю…»
Смерть, смерш, лютый враг,
Выходи вперёд, казак,
Два притопа, три прихлопа,
Знать, пора тебе прихлопнуть.
Смилуйтесь, ридны люди,
Уголька давать не будем,