Кто мы?

Когда мы любим кого-то, то видим в нем достоинства, которых не замечают посторонние. Любящему не мешает радоваться встрече с любимым ничто из его несовершенств; собственно, он и не замечает этого, несовершенств как будто и нет. Напротив, при антипатии к другому человеку всё в нем становится раздражающим несовершенством – и его тон, и его взгляд, и его манера поведения. Само его присутствие уже невыносимо, уже предмет для осуждения.

Любовь и смирение приходят не сразу. Что же делать конкретно сейчас?

Злая собака кусается, будучи спущена с привязи. Поэтому для начала ее надо посадить на цепь, пусть лает оттуда. Желающему победить в себе осуждение нужно, прежде всего, обуздать свой язык, не спускать его с привязи, запретить себе говорить, едва к горлу подкатывает осуждение. Пусть мысленно ты еще осуждаешь, но для начала хотя бы молчи.

Можно даже попробовать такое упражнение. В течение недели не говори ни о ком ничего плохого. Просто в качестве эксперимента. От воскресного дня до воскресного, от исповеди до исповеди не произноси ни одного плохого слова в адрес ближнего. Если и говорить что-то о ком-то, то только хорошее. Так уже начнется работа над собой.

Иногда мы думаем, что не осуждаем, а всего лишь рассуждаем о действиях другого человека. Как одно отличается от другого?

Рассуждение переходит в осуждение по упомянутому простому принципу: когда мы начинаем говорить о людях плохое. Пусть это плохое вроде бы соответствует им, но, произнося темное, мы ставим на них клеймо. Постараемся говорить хорошее, светлое, доброе, тогда осуждения точно не будет.

Поверьте, если мы перестанем говорить о людях дурное, то ничто не обрушится, не рухнут ни правопорядок, ни педагогика, ни внутрисемейные отношения. Напротив, станет больше чистоты и света. Пусть картина жизни покажется неполной. Но лучше она будет неполной из-за вытеснения тьмы, нежели из-за постоянного изгнания света.

Но исправить свое слово недостаточно, важно исправить мысль. То, что мы в человеке видим, зависит от того, как мы смотрим. Пчела везде найдет красивый цветок и сядет на него, чтобы собрать полезный нектар, а муха везде найдет грязь и сядет туда, чтобы собрать новых микробов.

Вот ты увидел пьяного человека и сразу подумал: «Бездельник, попрошайка! И как только свет носит такого?!» Но представь, что было время, когда на него с любовью смотрела родившая его мама, как она не чаяла в нем души и надеялась, что его жизнь сложится счастливо. Его пьянство – это болезнь, он мучается от этого, как и каждый из нас страдает от своих тайных недугов души. Его душа ждет помощи, и даже простая, от сердца, молитва о нем окажет пользу ему.

К преподобному Серафиму Вырицкому как-то молодая супружеская пара принесла большую сумму денег в качестве пожертвования. Святой Серафим их не принял, а благословил отдать первому встречному по дороге на станцию. Каково же было их удивление, когда первым встречным оказался шатающийся от опьянения мужчина. Молодая супруга растерялась: как можно давать деньги такому? Но муж принял решение: «Поступим по словам батюшки». Когда они протянули деньги пьяному человеку, то оказалось, что тем самым они спасли его от самоубийства. Он работал в торговле, и у него образовалась недостача ровно на ту сумму, которую они вручили ему. Боясь тюрьмы, он впал в отчаяние и думал наложить на себя руки. Неожиданная милостыня спасла ему жизнь. Так святые прозревали беды людей и спасали их, а мы бываем готовы заранее осудить их и тем самым способствовать их погибели.

Если бы мы видели свои грехи, то разве стали бы смотреть на грехи другого? Когда у тебя болит зуб, будешь ли думать о том, что болит у другого? И когда мы видим свои недостатки, когда наша душа болит о собственных немощах, грехи других становятся неактуальны. Вот почему в древнем патерике приводятся знаменитые слова преподобного Пимена Великого. Некто спросил авву Пимена, как может человек достигнуть того, чтобы не говорить худо о ближнем? Старец ответил: «Если человек, смотря на себя, находит в себе недостатки, то в брате своем видит совершенства. А когда сам себе он кажется совершенным, тогда, сравнивая с собой брата, находит его худым».

Господь всё наше спасение свел к единственной фразе: «Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете» (Лк. 6: 37). Дай Боже всем нам спастись и не быть осужденными.

«Пережевывая их, мы изъедаем сами себя». Как перетерпеть обиды

Если бы нам представилась возможность увидеть, в каком состоянии пребывают души людей, то наверняка мы увидели бы, что это состояние обиженности. Все чувствуют себя кем-то ущемленными, обделенными, оскорбленными, кем-то обиженными. Может быть, так оно и на самом деле есть. Но все дело в восприятии этого и в том отношении, какое мы сами выстраиваем к случающимся неприятным событиям.

Обида – это всегда крушение каких-то надежд. Мы надеялись, что нас поймут, помогут, простят, но этого не произошло. Мы полагали, что другой человек пойдет нам навстречу, но вместо этого он от нас холодно отвернулся или жестоко оттолкнул. Надежда порушена, и вместо нее явилась обида.

Как это ни прискорбно, но таящий в себе обиду причиняет страдания себе сам. Казалось бы, он мучается от вполне объективных притеснений со стороны других, на самом же деле его терзают собственные мысли и чувства. Как однажды точно подметил святитель Игнатий (Брянчанинов), человек больше всего страдает не от случающихся неприятностей, а от их переживания. Развивая эту мысль, добавим, что, пережевывая в себе обиды, мы изъедаем сами себя.

К одному старцу пришел ученик и спросил, как ему быть с обидами, которые появляются из-за несправедливого к нему отношения со стороны других людей. Старец предложил ему такой совет: «Каждый раз, как обидишься, клади за пазуху картошку». Ученик принял совет, и понемногу накопилось столько картофеля, что стало его тяготить, а потом эти овощи еще и начали гнить. Тогда ученик снова пришел к старцу: «Я больше не могу носить с собой эту зловонную тяжесть». «Тебе неприятно? – спросил его старец. – Но как же ты позволяешь носить в своей душе обиды на других людей?» Действительно, обида – это то, что гниет внутри нас, мучает душу нестерпимой тяжестью и не дает нам покоя.

Есть еще один интересный феномен. Казалось бы, наши обиды отделяют нас от причинивших нам зло людей. На самом же деле, всякая обида продолжает нас связывать с той несправедливостью или ущербом, которые причинил нам обидчик. Потому что человек внутренне свободный уже не таит в своем сердце обид, – он свободен и мирен. Тогда как тот, кто подчинился обидам, внутренне скован, томим и мучим своими горестными воспоминаниями, впечатлениями и перенесенными несправедливостями. Как же такой человек будет счастлив?

Как ни странно, обиды часто провоцируются нашей мнительностью. Мы сами надумываем себе то, что начинает обижать нас в отношении наших ближних. И даже малую оплошность ближнего мы способны раздуть до невероятных размеров.

Пожалуй, яркой иллюстрацией этого является известная ссора двух знаменитых писателей И. А. Гончарова и И. С. Тургенева. Как-то Гончаров подробно озвучил в присутствии Тургенева проект намечаемого романа «Обрыв». В один из дней, когда писатели собрались в доме Тургенева, тот пригласил их назавтра к себе на обед для прослушивания его нового романа «Дворянское гнездо». На следующий день Гончаров не явился к обеду, но пришел позже. Когда же его спросили о причине непоявления, он ответил, что его не приглашали, на что Тургенев в недоумении возразил, что приглашал. Как только начали читать роман, Гончаров стал замечать, что многие идеи и характеры героев «Дворянского гнезда» на странность похожи с озвученными им когда-то перед Тургеневым идеями и характерами из романа «Обрыв». Так вот почему его не пригласили, полагал Гончаров: Тургенев присвоил себе его концепцию романа.

Через какое-то время, после многократных взаимных объяснений (Тургенев настаивал, что не стремился специально воровать идеи, но они могли отложиться в его душе и быть потом воспроизведены самостоятельно, вне связи с концепцией Гончарова) между писателями разгорелась нешуточная ссора. Затем в новом романе Тургенева «Накануне» Гончаров опять усмотрел влияние проекта своего романа. Состоялся даже третейский суд, не в пользу Гончарова, после которого уже Тургенев поддался чрезмерной обиде – не стерпев, разорвал общение с Гончаровым. И не нашлось никого, кто бы вовремя примирил двух гениев. Вновь накапливаемая обида Гончарова поместила его в замкнутый круг: обида заставляла всякий раз усматривать в произведениях Тургенева влияние своих идей, а это усматривание, в свою очередь, отравляло его душу нестерпимой горечью. А ведь когда-то он сам признался, что многое тут следовало объяснить его мнительным характером.

Обида часто выражается в злопамятности, то есть в злой памяти, в том, что мы долго помним обиды и храним злое чувство по отношению к нашим обидчикам. По словам преподобного Иоанна Лествичника, злопамятность есть «ржавчина души, червь ума». Ржавчина изъедает, а червь гложет. Как же при этом быть сердцу спокойным?

Поэтому лучшим правилом здесь может быть – не подпускать к своему сердцу обид вообще, перешагнуть через личную обиду и идти по жизни дальше, в чем-то став умнее, в чем-то осторожнее, а в чем-то снисходительнее к ближним.

Почему же мы обижаемся на других? Есть несколько очевидных причин, зная которые, можно заранее нейтрализовать свои обиды.

Во-первых, мы ожидаем, что другой человек должен нам непременно помочь, пойти навстречу, словно он обязан послужить именно нам и у него нет других забот, не позволяющих полноценно уделить нам внимание.

Во-вторых, мы как бы не допускаем, что другой человек может не сдержаться, вспылить, выйти из себя, подвести нас в определенных ситуациях, то есть мы не оставляем ему право на ошибку.

Третья причина наших обид заключается в том, что мы ждем всегда от других одинакового к нам отношения. Если наш ближний поступил не так, как мы заранее полагали, то мы говорим, что он не оправдал наших надежд, что поступок его оказался для нас неожиданным. Во взаимоотношениях с ближними важно помнить, что человек – существо переменчивое. И потому вроде бы хороший человек в какие-то моменты способен срываться, терять доброту и любовь (так же как и плохой человек способен покаяться и исправиться).

Нетрудно заметить, что все указанные причины упираются в наш эгоизм и нежелание проникнуться положением ближнего. Эгоизм всегда требует, чтобы другие служили нашему «я», чтобы от них «я» всегда получало одну только пользу. Если же заранее понимать, что наши нужды не являются центром жизни других людей и что нам самим стоило бы созидать себя через участие в жизни ближних, а не безмерно поглощать их помощь, тогда никакого крушения неоправданных надежд не будет. Сменить вектор жизни с эгоцентризма на жертвенность – и не будет обид.

И еще. По большому счету, проблем с ближними не имеет тот, кто не обижается.

Если подытожить сказанное, то чувство обиды – это в каком-то смысле очень точный критерий, ключевой показатель того, насколько мы реализуем в своей жизни Евангелие. Если наши мысли возмущенно кипят от обид на кого-либо, если во время бесед с друзьями и близкими мы все время на кого-нибудь жалуемся, то значит, сердце наше слишком изнежено, мы ищем, чтобы другие всегда угождали нам, но при этом даже не подозреваем, что сами мы далеки от Христа, Который за всю Свою скорбную жизнь ни разу не высказал на кого-либо ни одной обиды.

Бывают ли обиды безобидными

В жизни византийского императора Юстиниана II (f 711) случилось самое страшное, что только может случиться с правителем, – заговор. Его свергли с трона. А чтобы Юстиниан даже не думал претендовать на возвращение, ему отрезали нос. В те времена считалось, что императором может быть человек совершенный, то есть не имеющий какого-либо порока, в том числе и телесного. Чуть погодя Юстиниан II вполне опроверг этот тезис, вернувшись на трон. Впрочем, совершенным так и не стал, если иметь в виду совершенство в его подлинном смысле.

Низвергнутый и униженный, сосланный в далекий Херсонес, Юстиниан, лишившись носа, не утратил природной смекалки. В его сердце возгоралось пламя мести, а хворостом для пламени служила обида. Вступив в общение с правителем Хазарии, Юстиниан быстро набрал силы и обзавелся нужными связями. Когда из Константинополя к нему подослали убийц, Юстиниан, ловко опередив их, умертвил заговорщиков, а затем с горсткой сторонников отплыл в Болгарию на простом рыбацком судне.

В море разыгралась страшная буря. Надежды на спасение не было. Один из слуг, словно прозрев духовно, взмолился: «Вот, господин, мы погибаем. Дай Богу обет во имя твоего спасения не наказывать врагов, если Бог вернет тебе царство». Юстиниан в гневе воскликнул: «Да потопит меня Бог на этом месте, если я пощажу кого-нибудь из них». Бог пощадил Юстиниана, из бури они вышли невредимыми. Милосердие Божие не вразумило душу, томимую обидой и жаждой мщения.

Болгарский князь дал Юстиниану воинов. И вот он уже возле стен Константинополя. Что двигало этой неутомимой душой? Что заставляло прилагать усилия и выходить победителем в безысходной, казалось, схватке? Всё та же горькая обида и жажда беспощадной мести. Источником душевной энергии служил адский огонь. Но пока Юстиниан стоял у мощных высоких стен Константинополя, жители города беспечно смеялись над безносым низложенным правителем. И тогда Юстиниан пошел на отчаянный шаг. Ночью с горсткой смельчаков он пробрался через старый водопровод внутрь города, достиг дворца и объявил себя полноправным правителем. Воины из царских полков, растерявшись, посчитали, что Юстиниан и правда восстановил свои права, тут же перешли на его сторону. В скором времени весь город оказался в его руках.

Как же Юстиниан воспользовался своей столь счастливой и по-человечески совершенно нежданной победой? Увы, всю страну он наполнил казнями и репрессиями, выискивал, кто выступал против него, и наказывал самым жестоким образом. Если до своего изгнания Юстиниан совершил множество полезных для империи дел, провел важный для всей церковной истории Трулльский Собор (691–692), защищал империю от многочисленных завоевателей, то весь смысл его правления по возвращении воплотился в беспощадной мести и утолении всех своих прежних обид.

Всегда в правилах императоров было при восхождении на престол объявлять прощение хотя бы кому-нибудь из осужденных. Юстиниан II не вспомнил об этом. Смысл любой амнистии заключается как раз в том, что правитель надеется на созидание новой жизни по правилам милости, а не мести, прощения, а не террора. Правитель, объявляя амнистию, подтверждает, что сам он выше каких-то личных обид. Террор всегда исходил из противоположных принципов. Кровь за кровь, голову за голову, а лучше даже все головы своих врагов вместо своей одной.

Месть влечет за собой новую жажду мести – со стороны невинно обиженных, пострадавших, неправедно подвергшихся наказанию. Реки невинно пролитой крови переполнили чашу долготерпения Божия. В империи из-за постоянных репрессий усилились нестроения, и Юстиниан II вновь был свергнут. На этот раз милость Божия отвернулась от него: Юстиниана казнили.

Какой урок преподает нам эта реальная история, похожая на сюжет приключенческого романа?

Любая обида может вырасти в мщение. Конечно, обида не всегда завершается местью. Но никакая месть не бывает без предваряющей ее обиды, как нет сорняка без крепких корней, укуса гадюки без яда, взрыва мины без действия детонатора. Обида – камень, приготовленный против другого. Месть – бросок этого камня. Когда ты носишь камень за пазухой, тебе самому тяжело, а тяжесть души усилится, если камень обиды ты метнешь в сторону ближнего. Всякая месть, а значит, и всякая обида есть в зародыше мучение самого мстящего, самого обиженного.

Печь сжигает всё, что положат в нее, поглощает топливо, а обратно выгребается мелкая зола. Так и обида сжигает в душе всё. Такая душа лишь поглощает и уничтожает, а обратно выдает горстку сожженных чувств, отношений, порушенных связей с людьми. Но если от печки – тепло, то от объятой обидой души веет холодом.

Сколько семей дали трещину только потому, что супруги стали обижаться друг на друга из-за каких-то оплошностей, накапливали в себе груз обид и потом этот груз повлек ладью семьи ко дну. Есть те, кто в отместку изменил, в отместку подал на развод, в отместку бросил другого в тяжелой жизненной ситуации. Потому что обида всё перекрыла, лишила здравого разума, привела к крушению всего самого ценного.

Обида – искушение всех людей без исключения. Яркий пример обиды и желания мести мы видим даже среди учеников Христа. Спаситель, направляясь в Иерусалим, послал учеников в самарянское селение приготовить для Него место. Но самаряне не приняли Спасителя, так как Он имел вид путешествующего в Иерусалим (Лк. 9: 53). Это и послужило поводом для обиды апостолов. А вот и желание мести. Видя то, ученики Его, Иаков и Иоанн, сказали: Господи! хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал? (Лк. 9: 54). Так вот просто думали апостолы решить возникшую трудность, по принципу: нет человека – и проблемы нет.

Апостолы еще и представить не могли, что когда-то с проповедью любви они пройдут эти земли, а потом с радостью встретят весть о том, что и самаряне приняли слово Божие (Деян. 8: 14). Их мысли пока были заняты тем, что хотелось испепелить своих обидчиков. Для переосмысления им нужно было еще пережить скорби и страхи, и только благодать Духа Святого соделала их сердце обителью любви, не знающей никакой обиды.

Но если мы посмотрим предваряющее повествование Евангелия, то увидим, что перед самарянским селением апостолам пришла мысль, кто бы из них был больше (Лк. 9: 46). Размышление о том, насколько ты велик, естественно обращается позором, когда тебя кто- то не принял.

Любая наша обида – проявление гордости, такой человек заведомо убежден, что ему должны оказать особую честь, а если этого не происходит, то он считает, что его презрели, не поняли, оставили одного. Так и приходят на память известные строки М. Ю. Лермонтова:

Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде… и убит!

Обиженный – всегда «невольник чести», ему всегда кажется, что его, такого хорошего, способного, умного, неправильно поняли, не приняли, оттолкнули.