Казнь. Генрих VIII

Мор помолчал, точно подумал, стоит ли об этом теперь говорить, и всё же сказал:

– Составляю историю Ричарда Третьего.

Он был удивлен:

– Убийцы.

Мор внимательно посмотрел на него и ответил уклончиво:

– Деспота.

Разговор оживился, точно он был ещё юношей, а Томас был учителем вместе с Колетом и Маунтджоем:

– Мне в назидание?

– Нет, в научение.

– Разве ты помнишь его?

– Мне было лет семь или восемь, когда его убили в сражении, но его помнил отец и много рассказывал мне.

– Но ведь этого мало для серьезного исторического труда. Разве так работали Плутарх и Светоний?

– Вы правы, милорд. Я читаю и сравниваю хроники Холиншеда, Грэфтона, Холла и Стау. Ещё помогает француз, Филипп де Коммин. Очень советую прочитать.

– Тоже нравоучение.

– Нет, научение.

– Что же, доставь мне его.

– Непременно, милорд.

Он освободился от робости, которую испытывал в юности и о которой давно позабыл. Он вновь почувствовал себя королем и уже громко, резко сказал:

– Впрочем, всё это потом, когда-нибудь на досуге. А теперь с чем пожаловал, Томас?

Мор выпрямился и твердо ответил:

– Парламент просит, милорд, сныть ваш запрет. Многим грозит разорение. Это плохо для всех. Плохо и для вас, короля.

Он вспыхнул:

– Фландрия дает Карлу вчетверо больше доходов, чем ограбление заморских индейцев. Я её разорю и тем уничтожу его.

Мор остался спокойным и рассудительным:

– Прежде вы разорите Англию и себя.

– Боюсь, мне этого никогда не понять!

– Отчего ж. Этого нельзя не понять. В торговле с нами Фландрия не нуждается, а мы без торговли с Фландрией просто погибнем.

– Они торгуют с нами, мы торгуем с ними, а между тем Фландрия богата, тогда как Англия бедна? Как так?

– Вы правы, милорд. Торговля – источник богатства и процветания. Но мы вывозим только грубую шерсть наших овец и плохо обработанное сукно, тогда как с Фландрией торгует весь мир. Испанские корабли с серебром и золотом заморских индейцев направляются прямо в Антверпен. Из его гавани и в его гавань ежедневно выходят и входят сотни судов. В Антверпене заводят свои товарищества торговые люди из Португалии, Испании, Италии, Венеции, Австрии, даже Оттоманской империи. Каждый день по его улицам катится не менее двух тысяч повозок с товарами всех видов и самого высокого качества. В его мастерских заняты тысячи мастеровых. Между прочим, они дорабатывают наше сукно и получают сукно высшего качества, чего мы делать пока что не научились. Во Фландрии работают все. Работу и достойную плату за труд может найти даже пятилетний ребенок. Фландрия процветает, тем не менее тамошние граждане чуждаются роскоши. В большинстве своем это люди добропорядочные, трудолюбивые, набожные и скромные. Они любят учиться. Начальное образование распространяется даже между крестьянами. Благодаря благосостоянию и умению читать и писать граждане Фландрии пользуются довольно широкой свободой. Города, провинции, сословия, товарищества торговые и ремесленные имеют свои привилегии. Каждый налог вводится только после того, как его утвердят генеральные штаты, в которых имеют равное представительство дворяне, духовенство и города.

– Не может этого быть! Ты рисуешь мне рай на земле!

– Многое может быть, очень многое из того, что представляется нам невозможным, а Фландрия вовсе не рай. И там, как и везде, довольно ошибок в управлении и делах. Города и сословия слишком держатся за свои привилегии. Это ведет к эгоизму. Эгоизм разделяет людей, разделяет страну.

– Слава Господу! Не то бы я испугался.

– Ну, нам не этого надо пугаться.

– Чего же?

– Во Фландрии трудятся все, оттого она и богата. В Англии почти половина жителей не знает труда, оттого Англия и бедна.

– Не может этого быть!

– Сами судите. Фландрия не имеет аристократов, тогда как у нас громадное количество лордов, и несмотря на войны, в которых многие из них перебиты, их не становится меньше. А ведь это трутни. Они сами не трудятся. Они живут чужими трудами. Они сдают в аренду поместья и чуть не до живого мяса стригут арендаторов, от чего арендаторы не станут богаче. И это бы ещё ничего. За счет арендатора живут сотни слуг и телохранителей лорда, и если лорд разоряется или уходит из жизни, эти сотни здоровых людей остаются без крова и пищи, а делать они ничего не умеют. Тогда они голодают, живут подаянием или разбоем, отчего Англия не становится ни добропорядочней, ни богаче.

– Ты слишком впечатлителен. Их не так много, как ты говоришь.

– В самом деле, их меньше, чем нынешних и бывших солдат.

– Чем тебе не угодили солдаты? Ведь это лучшее, что у нас есть. Своей храбростью и умением они побеждают врага.

– Побеждают, но далеко не всегда, но всегда требуют громадных средств на свое содержание. Так они становятся бедствием для страны, что подтверждается опытом карфагенян, римлян, сирийцев, французов, вообще очень многих народов, может быть, кроме Фландрии, которая не держит солдат, а в минуту опасности граждане сами защищают себя.

– Фландрию защищают испанцы.

– Это верно, отчасти. Все-таки мне не представляется полезным для государства содержать толпу людей этого рода на случай войны, которой без нашего желания не может быть.

– Господи, ведь ты изучаешь историю! Всегда ли война или мир зависят от нас?

– Не всегда, но чаще всего. А нынче не война нам угрожает, а овцы.

– Какие овцы?

– Обыкновенные овцы. С виду кроткие, довольные очень немногим, они стали такими прожорливыми, что поедают людей, разоряют и опустошают поля и дома. В тех местах, где производится более тонкая, а потому более ценная шерсть, знатные лорды и даже некоторые аббаты, люди святые, не хотят ограничиться ежегодным доходом и теми процентами, которые обычно дают их имения. Они сгоняют людей с земли, ничего не оставляют для пашни, отводят всё, что можно, под пастбища, сносят дома, разрушают целые города и доходят иногда до того, что храмы превращают в свиные стойла. Вот главная язва отечества. Её лечить надо прежде всего.

– Лорды имеют на это законное право.

– В том-то и дело. Но десятки тысяч не имеют занятий, чтобы заработать хотя бы на хлеб.

– Полно, Мор, это бездельники. Как не найти им труда, было бы только желание.