Возмездие для «Розенкрейцера»

Оставшиеся до конца «картофельной» командировки дни прошли уже спокойно и без сколько-нибудь значимых для институтской молодёжи событий, и по их завершении слегка подуставшие за её время студенты, наконец-то, вернулись в свой любимый областной центр.

Глава 5. Соседка

Возвращение в родной город означало для Смирнова возврат в его съёмную комнату, к которой он пока ещё не успел как следует привыкнуть, так как ему в ней, до его отъезда «на картошку», удалось прожить всего лишь две неполные недели.

Дом, где он её снимал, представлял собой большой деревянный сруб с четырьмя маленькими окошками, выходящими на проезжую часть улицы, и двумя небольшими кирпичными пристроями к нему по его бокам, имеющими отдельные входы со стороны внутреннего двора, через которые можно было в него войти и, при открытых внутренних дверях, насквозь пройти через все его малогабаритные комнаты, отгороженные друг от друга лишь тонкими фанерными перегородками.

Комната Сергея, при этом, являлась центральной и, имея в наличии два окошка, была расположена ровно посередине этого относительно нестарого «терем-теремка».

С одной стороны к его комнате примыкали небольшая кухня с одним окном и жилой пристрой, в котором проживала семидесятипятилетняя Евдокия Михайловна – глуховатая на оба уха и грузноватая телом бездетная хозяйка дома, обладающая, ко всему прочему, сильно выраженным цокающим выговором, добродушным характером и безразмерным чувством любви к своей единственной домашней животине – немолодой ласковой кошке черно-белого цвета, скрашивающей ей жизнь на склоне её немалых лет.

С другой стороны его «апартаменты» соседствовали с небольшой однооконной комнаткой и вторым жилым пристроем, в которых размещались ещё одни квартиранты добросердечной бабы Дуни – молодая семья рабочих местного автозавода с их маленькой трёхлетней дочкой. Родителям девочки на вид было около тридцати лет, и, судя по всему, оба они являлись выходцами из одной деревни.

Сергей познакомился с ними в свой первый день появления в этом доме в середине августа, но, до предела загруженный, тогда, своими проблемами, не запомнил, в спешке, их имена, и лишь частое упоминание квартирантки в последующих разговорах Евдокии Михайловны, запросто называвшей её Зинкой, зафиксировало, в конце концов, это имя в его памяти.

Сама же Зинка показалась ему, тогда, откровенно взбалмошной и на редкость бесстыжей молодой женщиной, а её супруг – типичным тихим подкаблучником, которым она крутила и вертела как хотела. Всё это он отчётливо понял, в том числе, благодаря потрясающей слышимости всего происходящего в соседней комнате.

В первую же ночь, проведённую Сергеем в своём новом жилище, Зинка сначала, на ровном месте, устроила скандал её тюфячному мужу, а затем, после того, как уложила дочку спать, в буквальном смысле в приказном порядке заставила того немедленно исполнить в отношении неё свой супружеский долг. При этом, во время моментально последовавшего за данным приказом недолгого процесса беспрекословного исполнения супругом её желания она, ни грамма не смущаясь того, что её прекрасно слышит их новый молодой сосед, своими откровенными стонами и громкими вздохами сделала абсолютно тщетными все честные попытки последнего заснуть до момента полного удовлетворения ею своей безудержной страсти.

Тем не менее, окончательное мнение об этой женщине без комплексов Сергей составил несколькими днями позже.

Это произошло тогда, когда очередным поздним вечером, закончив читать случайно попавшуюся ему на глаза газету и плавно готовясь ко сну, он внезапно услышал, как в до того бесшумной соседской комнате тихо открылась входная дверь, и в неё кто-то вошёл.

Из последующего, там, за этим короткого разговора Смирнов безошибочно понял, что туда пришли заранее отправившая мужа с дочкой в деревню Зинка и, судя по всему, какой-то её тайный заводской любовник.

Их недолгая беседа почти сразу переросла в то, ради чего эти голубки, собственно говоря, сюда и прилетели. Естественно, что заснуть Сергею, при таких обстоятельствах, вновь удалось лишь после того, как насытившаяся греховным процессом Зинка, наконец-то, выпроводила своего любовника за порог её комнаты…

На следующую ночь ситуация в соседнем жилище в точности повторилась. Отличие было лишь в имени любовника, называемого Зинкой в порыве её очередной страсти. Это имя кардинально отличалось от предыдущего; как, собственно говоря, был абсолютно иным и тембр мужского голоса, доносящегося ныне из соседской комнаты.

Уровень же громкости всех последовавших за окончанием словесной части рандеву Зинкиных стонов и вздохов, при этом, не на йоту не уступал предшествовавшему, продемонстрированному ею прошлой ночью с её первым любовником.

И вновь засыпать Смирнову пришлось лишь после наступления в комнате у любвеобильной соседки окончательной тишины…

Самое интересное, что уже на следующее утро, случайно столкнувшись с Сергеем на остановке, которая располагалась прямо напротив дома Евдокии Михайловны, Зинка, как ни в чём не бывало, громко поздоровалась с ним и, хитро улыбнувшись, медленно поднесла вытянутый вверх указательный палец к своим губам, явно указывая этим жестом на то, что ему следует молчать обо всём услышанном им в эти две прошедшие ночи.

В ответ Сергей лишь молча пожал плечами, показывая своё полное безразличие к её личным и семейным делам, и ускоренным шагом направился к дальним от неё дверцам подъехавшего автобуса.

Ну, а потом, последовала его картофельная «командировка», и все вышеперечисленные Зинкины выкрутасы напрочь вылетели из его памяти…

С «картошки» Смирнов вернулся в самой середине пасмурного субботнего дня.

Открыв со скрипом калитку в высоком деревянном заборе, отгораживающем внутренний двор хозяйского дома от оживлённой улицы, он прошёл с десяток метров по дворовой территории, поднялся на невысокое крыльцо и вошёл в узкую прихожую перед пристроем, в котором жила Евдокия Михайловна.

Собственно говоря, это был единственный для них обоих вход, так как дверь, ведущая из его «апартаментов» в комнату соседей, а через них – к другому, противоположному, входу, давным-давно самолично ею была закрыта на ключ и с обеих её сторон плотно заблокирована большими висящими до пола коврами.

Медленно поднимаясь внутри прихожей по небольшой деревянной лестнице и неожиданно услышав, при этом, шум сразу нескольких голосов, доносящихся из хозяйского пристроя, Сергей вдруг вспомнил давние слова Евдокии Михайловны о том, что суббота традиционно является банным днём в её «усадьбе»; а это означает лишь то, что нынче к ней вновь пришли её единственная родственница – громогласная племянница Анна, примерно пятидесяти лет отроду, и её работящий муж-ровесник Степан, которые наверняка уже затопили баню, стоящую посередине небольшого хозяйского огорода, расположенного за длинным сараем и стандартной уборной, отгораживающими его от внутреннего двора.

«Это – весьма кстати!», – успел подумать Смирнов и, распахнув входную дверь, с широкой улыбкой вошёл в пристрой.

Как он и ожидал, в хозяйской комнате возле Евдокии Михайловны вальяжно сидели и что-то пили из маленьких чашечек разгорячённые после бани Анна и Степан.

Они радушно встретили бодро поздоровавшегося с ними Сергея и, расспросив вкратце об итогах его картофельной «командировки», предложили ему немедленно, пока она ещё не остыла, помыться в их хорошо натопленной бане.

И, поскольку, с их слов, его соседи-квартиранты, на данный момент, отсутствовали в своей части дома, то, следовательно, нынче порядковая очередь посещения их банного «комбината здоровья» переходила к нему.

Сергей, естественно, не возражал против этого временного изменения привычного графика помывки и обрадовано поблагодарил Евдокию Михайловну и её родственников за это предложение.

После картофельной эпопеи ему самому хотелось побыстрее вымыться и, наконец-то, привести себя в надлежащий порядок.

Кинув вещи, бывшие с ним на «картошке», на стул в своей комнате и захватив с собой полотенце, чистое бельё и спортивные штаны с футболкой он незамедлительно направился в сторону бани.

Там было очень жарко, и принявшийся париться Сергей испытывал настоящее блаженство, периодически хлеща себя берёзовым веником по телу и окатываясь холодной водой из большого ковша.

Казалось, что он никогда не покинет этот оазис счастья, но, не прошло и двадцати минут после его прихода, как ему внезапно захотелось побыстрее выскочить на свежий воздух – в широкий и прохладный предбанник.

Смирнов уже собирался подняться с лавки, сидя на которой он только что мылся, как вдруг открылась входная дверь, и в баню из предбанника вошла абсолютно нагая Зинка.

Её мощная широкобёдрая фигура с впечатляющими округлостями там, где им и положено быть, и крепкими, привыкшими к длительным физическим нагрузкам, ногами на миг заслонила собой весь дверной проём, а жгучий взгляд больших тёмно карих глаз, явно выделявшихся на её круглом миловидном лице, в ту же секунду, как рентген, просветил насквозь так и не успевшего подняться с лавки студента.

Бесстыжая Зинка громко хохотнула, глянув на нелепо замершего в своей позе Сергея, и, тряхнув тёмными волосами, как ни в чём не бывало, деловито прошла к соседней лавке.

– Чего застыл, сосед? Голых баб, что ли, до сих пор не видел? Так ты, мальчишечка, меня не бойся – не съем! Опоздала я ноне слегка, а тебя тут же, видишь ли, вперёд моей очереди и пустили… Я, конечно, без претензий, но нынче некогда мне ждать. Дела у меня ещё на сегодня есть, пока мой муженёк в деревне с дочкой обитает… Понятно? – с задорным смехом выпалила Зинка, демонстративно раскорячившись на банной лавке и приступая к намыливанию своего тела.

– А какие дела тебя ждут? Амурные, что ли? – неожиданно для самого себя ответил вопросом на вопрос Сергей, всё это время безрезультатно пытавшийся прикрыться своей мочалкой.

– О-о! А ты, я вижу, парень не из робких… Что же тогда мочалкой прикрываешься? Всё, что ты прячешь от моих глаз – я уже разглядела. Мужик – как мужик! Не лучше и не хуже других! А что касается моих дел, то это тебя, сосед, не касается! Хотя б и амурные они были?! Тебе какое дело? Или тоже пристроиться хочешь? – опять звонко хохотнула Зинка.

– А что… можно? – внезапно осмелел Сергей.

– Ау, студентик, не борзей! Я старше тебя лет на десять, если не больше. Хотя… впрочем… дерзай, мальчишечка! Может, что-нибудь, и тебе обломится, – продолжала задорно хохотать Зинка.

Сергей решительно поднялся с лавки, но, вместо того, чтобы, как и хотел, стремительно направиться в предбанник, сам не зная почему, медленно подошёл к дразнящей его женщине.

– Остынь, сосед! Лучше веником по моей спине поработай! – веселясь и ложась животом на лавку, попросила его соседка.

Смирнов, как заворожённый, молча взял подготовленный ею веник и начал несильно хлестать Зинку по её слегка широковатой для женщин спине, упругим ягодицам и мощным крепким ногам.

Соседка лишь довольно охала и кокетливо просила его добавить ещё. Так продолжалось около пяти минут.

Затем Сергей резко отложил веник в сторону и осторожно провёл рукой по Зинкиной спине от основания шеи до начала копчика.

В ответ на это соседка спокойно и быстро отвела его руку от своего тела и, приподнявшись рывком, вновь прочно уселась на лавке.

– Вот что, мальчишечка! Спасибо тебе, конечно, за то, что попарил меня на славу, но на сегодня хватит экспериментов. Я думаю, что тебе пора уже к себе. А мне, вот, можно ещё немного и задержаться! Да, и наши хозяева бани могут что то заподозрить… Так что, пока! – буднично-приказным тоном произнесла Зинка.

– Пока! – внезапно охрипшим голосом ответил ей Сергей и, чтобы хоть немного унять охватившее его возбуждение, вылил на себя целый ушат холодной воды.

Стремительно выйдя из жаркой бани в прохладный предбанник, он энергично вытерся полотенцем и, быстро одевшись в принесённую с собой одежду, скорым шагом направился к дому.