Летчик Девятаев. Из фашистского ада – в небо!

Михаил поморщился:

– Больно уж беспокоен. Хлопот с ним не оберешься.

– Так-то с виду нормальный мужик.

– Ладно, держим его про запас. Возьмем, если недобор случится…

Друзья в очередной раз вернулись к высокой куче, вооружились лопатами и принялись наполнять ведра сыпучей смесью. Рядом работала другая пара заключенных, и важный разговор о скором побеге пришлось прервать…

– Хватит-хватит! – остановил Михаила товарищ. – Бери по полведра. А я возьму полные.

Нагрузившись смесью, они потащили ее к грунтовке…

* * *

К концу рабочего дня состав группы определился. Помимо сложившегося костяка – Девятаева, Кривоногова, Соколова и Немченко, группа должна была усилиться Федором Адамовым, Иваном Олейником, Михаилом Емецем, Петром Кутергиным, Николаем Урбановичем и Тимофеем Сердюковым. Трое из десяти были офицерами: Девятаев, Кривоногов и Емец. Остальные – сержанты и рядовые. А Коля Урбанович и вовсе попал в плен мальчишкой, оттого и звался Колькой-мальцом.

Между вечерним построением и отбоем у заключенных было полчаса на посещение туалета и приведение в порядок одежды. Четверка друзей неторопливо направилась в сторону деревянного сооружения с отвратительным запахом. Девятаеву нельзя было попадаться на глаза охране – он был приговорен к «десяти дням жизни». Сегодня истекал седьмой день. Семь дней сплошных побоев и издевательств со стороны охраны и сотрудников администрации лагеря.

Товарищи понимали: не каждый такое выдержит, и всячески оберегали его. Девятаев был летчиком-истребителем, попавшим на остров Узедом благодаря счастливой случайности. Здесь о его военной специальности никто не знал, кроме узкого круга надежных друзей. Если все получится, то завтра Михаилу придется сесть за штурвал тяжелого бомбардировщика, поднять его в воздух, пролететь несколько сотен километров и произвести посадку на занятой советскими войсками территории. И никто, кроме него, это сделать не сможет.

– …Почему не сказать-то? Почему?! – кипятился Кривоногов. – Они ж все проверенные! Все в одной связке с нами!

– Чем меньше народу посвящено в наш план, тем лучше, – резонно заметил Соколов. – Предлагаю объявить им о побеге в последний момент.

– Мы же сами их цельный день отбирали!

– Не важно. Ты же знаешь, сколько среди заключенных провокаторов и как проворно они работают.

– Да какие же они провокаторы, ежели мы с Мишкой лучших выбрали?

– Не заводись, Ваня, – поддержал Соколова Девятаев. – Чего торопиться? И зачем людей понапрасну волновать? Завтра по пути на аэродром и скажем. Главное – попасть в одну аэродромную команду…

– Тихо, братцы, – предупредил Володя Немченко.

После неудачного побега Немченко лишился одного глаза. Однако и оставшимся он пользовался на все сто, подмечая порой весьма полезные вещи.

Подтягивая на ходу штаны, из туалета выскочил юркий мужичок из соседнего барака – дружок бандита Кости-моряка. Над расстегнутым воротом робы чернела наколка «Слон 1930–1940 ББК». Кажется, это означало, что данный «стахановец» некоторое время жил на Соловках, а также строил Беломорско-Балтийский канал. Проходя мимо, он злобно зыркнул на молчавших мужиков, сплюнул сквозь зубы и, насвистывая что-то из репертуара криминальной Одессы, двинулся по галечной дорожке.

– Еще один блатной, – процедил Девятаев.

Кривоногов, думая о своем, отмахнулся:

– Ладно, братцы, чего спорить из-за ерунды? Завтра так завтра. Только ты одно скажи: те обязанности, что ранее перечислил, остаются на нас троих?

Весь прошедший месяц Михаил посвящал товарищей в тонкости летной работы. Рассказывал о предполетной подготовке машины, о запуске двигателя, о выруливании и взлете. Заодно заранее распределил обязанности: кто свинчивает с рулей высоты ограничительные струбцины, кто снимает с моторов брезентовые чехлы, кто выбивает из-под колес колодки и открывает люк грузового отсека…

– Да, Ваня, все это предстоит сделать вам троим. А я буду заниматься в кабине подготовкой к запуску моторов, – ответил летчик.

– Успеем ли? Каждая секунда будет на счету.

– Надо успеть.

– Ладно. Согласный я. Лишь бы утечь отсюда поскорее.

– Давно бы так, – проворчал Соколов. – Дальше нам с Володькой нужно сделать так, чтобы утром вся группа попала по разнарядке на аэродром в одну бригаду.

Немченко уверенно кивнул:

– Сделаем. Охранникам наплевать, кто из нас где работает.

Замечание было справедливым. За распределением нарядов на работу куда ревностнее следили блатные, коих в лагере Карлсхаген набиралось около трех сотен. Эти наглые типы сбивались в дружные банды и были на редкость организованны. Они захватывали самые легкие наряды и вообще умели обеспечить себе приемлемую жизнь за счет других. К примеру, ходили истопниками в котельную, подряжались дежурить по кухне или подметать жилые бараки. Остальным же доставалась каторжная работа на «свежем воздухе». Так военнопленные называли плановые мероприятия по маскировке аэродромных объектов и техники, засыпку воронок от разрыва авиабомб, разгрузку грузовых железнодорожных вагонов, тяжелые ремонтные и восстановительные работы.

– Сделаем, – еще раз повторил Немченко и легонько хлопнул по плечу Девятаева: – А дальше, Миша, все будет зависеть от тебя.

– Не только от меня, – посмотрел тот на низко плывущие тяжелые облака. – Как удача повернет, мужики. И еще погода. Если завтра будет такая же низкая облачность или опять сыпанет снежный заряд, то побег придется перенести.

Товарищи понимающе молчали. В летном деле соображал один Девятаев – летчик-истребитель с немалым опытом полетов и воздушных боев.

– Если бы не твои «десять дней жизни» – спокойно дождались бы летной погоды и рванули, – заметил Соколов. – А так каждый час дорог. Как бы не убили тебя прежде…

– Ладно вам про смерть, – вздохнул Девятаев и двинулся к бараку. – Пошли отдыхать, мужики, завтра трудный день. Надо выспаться.

* * *

Рядом с засекреченным ракетным центром Пенемюнде, где производились и испытывались новейшие ракеты «Фау», находились одноименная авиабаза с аэродромом и два лагеря с названием «Карлсхаген».

В первом лагере содержались отобранные по всем немецким концлагерям высококлассные специалисты, занимавшиеся производством ракетных узлов в сборочных цехах завода. В их обители режим был сносный, да и кормили их гораздо лучше.

Другой лагерь принадлежал люфтваффе, его заключенные использовались для различных аэродромных работ. Девятаев и его товарищи были приписаны ко второму.

Ранним утром 8 февраля все десять человек стараниями Соколова и помощника капо Немченко были отобраны в одну бригаду для засыпки бомбовых воронок вблизи взлетно-посадочной полосы аэродрома. Еще на утреннем разводе на работы Девятаев стоял во второй шеренге, внимательно оглядывал небо и оценивал погоду.

Слой облачности приподнялся метров на триста, посветлел и стал заметно тоньше, местами к острову и к холодному морю пробивалось бледное февральское солнце. Но больше всего Михаила порадовал ветер. Несколько дней подряд он дул с севера, а сегодня сменился на западный. «Взлетать удобнее в сторону моря с курсом двести пятьдесят градусов, – размышлял он, наблюдая за трепыхавшимся флагом с черной свастикой, – и ветерок аккурат будет встречный. Поможет…»

После развода бригада заняла места в кузове грузовика, отправившегося на аэродром по извилистой лесной дороге. Сопровождал бригаду заспанный немецкий солдат с крупной и нескладной фигурой. Девятаеву с товарищами уже приходилось быть под присмотром этого молчаливого и с виду добродушного немца. Однако внешний вид часто бывал обманчив, и заключенные об этом помнили.

Первым, кто взялся оценивать габариты и физическое состояние охранника, был Кривоногов. Именно ему было поручено по сигналу расправиться с вахтманом.

«Ну, как он тебе?» – задал вопрос выразительным взглядом Девятаев.

«Справлюсь», – незаметно кивнул тот.

Четверо, составлявшие костяк группы, едва скрывали волнение перед важным и крайне рискованным делом. Остальные пока находились в неведении. Для них эта поездка на аэродром была обыденной и не предвещавшей потрясений, а хмурое февральское утро с влажным пронизывающим ветром заставляло привычно кутаться в тонкие арестантские куртки.

За прошедшую ночь, слава богу, ничего страшного не произошло – охрана Девятаева ни разу не тронула. То ли забыла о приговоре коменданта лагеря, то ли отложила экзекуцию на сегодняшний день. После подъема товарищи поинтересовались его самочувствием.

– Нормально, – ответил он. – Бывало и хуже…