Альянс

– Да, я собрал здесь их всех. Всех, кто может понадобиться. – Великан обернулся к Отто и поглядел ему прямо в глаза. – Даже в крайнем случае.

Старик от неожиданности дёрнулся, свалил со стола чайник, и тот взорвался осколками, разбрызгивая вокруг остатки заварки.

«Чайник… Джейсон…» – промелькнуло в голове Отто. Мысли метнулись в прошлое, но их что-то остановило. Старик вспоминал, но не мог осознать, что именно. Он поднял взгляд. Гигант, не отрывая от него глаз, провёл рукой над короткими завитушками волос, едва не касаясь их.

«Чайник… – повторил Отто. – Как звали того мальчика?»

Он вспомнил упражнение, которым пользовался в молодости для укрепления памяти, и тут же начал его применять – мысленно восстанавливал события прошедших дней, намереваясь дойти до того момента, когда…

Великан снова повторил движение, точно стараясь стряхнуть что-то с головы.

«Как я здесь оказался?» – Отто потерянно забегал глазами по помещению, заметил говорящего что-то в центре кафе мужчину в тесном коричневом пиджаке преуспевающего юриста, затем столкнулся взглядом с гигантом, едва уместившимся на двухместном диване. Тот улыбнулся и обернулся к Пиджаку. Отто последовал его примеру.

– Прошу у всех минуточку внимания, – произнёс Пиджак, и пространство вокруг подёрнулось лёгкой дымкой, в то время как телевизоры, транслирующие хоккейный матч East – West, внезапно смолкли.

Все в едином порыве обернулись на голос. Отто это синхронное действие напомнило сцену из какого-то фильма про роботов, беспрекословно исполняющих команды человека. «ОДИН ИЗ НАС, – скандировали роботы, – ОДИН ИЗ НАС». И люди вокруг, как те роботы, были готовы в одну глотку отвечать на вопросы, поставленные Пиджаком.

– Нам понадобится ваша помощь.

Роботы неподвижно глядели на него, обрабатывая полученную информацию: «ВАМ НУЖНА ПОМОЩЬ, СЭР?»

– Прошу всех подойти, – сказал он. И все подошли. Отто тоже, наблюдая за происходящим из своего теперь неподконтрольного тела, точно во сне, и как во сне помещение постепенно заполнял туман, смазывая очертания предметов.

«Что вам нужно от нас?» – попытался спросить старик, глядя на гиганта, но его губы даже не разомкнулись. Однако незнакомец каким-то образом услышал его, Отто был в этом уверен – догадался по тому, как тот вновь улыбнулся.

Пиджак посторонился, и великан занял его место перед идеальным полукругом посетителей кафе. Только сейчас Отто осознал, как много людей для столь позднего часа заглянуло в это заведение.

– От вас нам нужно совсем немногое, – он понизил голос, – запомните наши имена…

Туман хлынул внутрь и поглотил всё, и в этом тумане Отто слышал только далёкое эхо, раз за разом повторяющее два имени, словно коды, так необходимые роботам, чтобы в особом случае сообразить, что нужно делать.

– Роберт Эклс… Стивен Лостмен… Роберт Эклс… Стивен…

Эпизод первый: Вертиго[3 - Вертиго (англ. Vertigo) – головокружение.]

1

Обнаруживаю себя посреди только недавно отремонтированной кухни нашего дома. Совершенно не помню, как сюда попал и зачем вообще здесь нахожусь. Передо мной закрытая дверца холодильника, на которой светится чернильный дисплей с календарём. Маркер выделяет 15 июня 2008 года. Уверен, что вижу эту дату не впервые.

«Быть может, сон, а может, и нет, – проносится в голове в то время, как правая рука непроизвольно тянется ущипнуть предплечье левой. – Боль или её отсутствие безошибочно укажут на природу происходящего. В реальности рефлексы не позволяют человеку по-настоящему сильно себя ударить или задержать дыхание насмерть, максимум – до потери сознания. Есть ли тут какая-то связь с отсутствием боли при попытке поранить себя во сне? А почему тогда мозг во время сна не блокирует другие источники боли?» Пока задаюсь этими вопросами, забываю следить за собственными ощущениями. Опускаю взгляд и вижу сомкнувшиеся на коже пальцы. Боли нет. Я уже ущипнул себя? Видно, это действительно сон.

Слышится шорох с левой стороны, затем с правой. Что-то пролетает над самым ухом и теряется в полумраке. Подхожу к выключателю, зажигаю свет. Под потолком вспыхивает одинокая лампочка без абажура, к которой тут же устремляется огромная бабочка. Чешуйчатые крылышки переливаются всеми цветами радуги. Насекомое начинает кружить по спирали, поднимаясь к свету и вновь опускаясь.

«Нужно её поймать и выпустить на улицу».

Хватаю со стола пустой заварочный чайник, откидываю в сторону крышку и подтаскиваю стул, пристраиваю прямо под лампочкой. Взбираюсь на него и пытаюсь схватить чайником бабочку. Руки дрожат, но всё же цепко сжимают округлые фарфоровые бока. Несколько неудачных попыток оканчиваются победой – накрываю насекомое своей ловушкой, прислонив отверстие к потолку. Пленница начинает отчаянно биться внутри, скребя крылышками керамические стенки. Подношу ладонь к чайнику и преграждаю бабочке путь на свободу. Крылья щекотно бьют по коже. В этот момент лампочка раскаляется едва ли не до белого свечения и в ней что-то хлопает. Свет гаснет. Чувствуется запах гари. От неожиданности роняю чайник. Тот летит вниз. Подаюсь вперёд, в надежде поймать беглеца налету, но не успеваю – чайник взрывается осколками. Я теряю равновесие и падаю вслед за ним. Мгновение, и вот керамические черепки уже впиваются в лицо, скрипя и дробясь о твёрдую плитку. Хлопок о пол дезориентирует. Приподнимаюсь на четвереньки и вижу перед собой бесформенные остатки чайника, между которыми, не оставляя попыток взлететь, бьётся бабочка с одной левой парой крыльев. Правая, оторванная, двумя пёстрыми веерами лежит неподалёку. Только тут осознаю, что слышу испуганный крик мамы. Она говорит, что ей уже надоели мои выходки, что я в следующий раз обязательно сверну себе шею, вталкивает меня в ванную комнату. Вижу, как капли крови бомбардируют кафель, раковину, хромированный краник, растекаясь густыми пятнами. Мама смачивает полотенце в ледяной воде и вытирает им моё лицо, прислоняет мою руку к полотенцу.

«Держи», – читаю по её губам.

Она выбегает из ванной. По лестнице спускается озадаченный отец. Я кладу полотенце в раковину под струю хлещущей воды и выхожу в гостиную, где вижу маму. Она пытается набрать номер на телефоне. Её дрожащие пальцы не слушаются. Подхожу к ней и накрываю кнопки ладонью. Мама вздрагивает и смотрит на меня испуганно. Я знаю, что это всё не взаправду, мне это снится, но всё равно не хочу, чтобы она так волновалась. Случись подобное в реальности, она бы не переживала, она бы знала, что наяву все события замкнуты в бесконечный цикл и любой совершённой неприятности можно избежать на очередном его витке. Я говорю ей то, что сказал бы в реальности.

– Не переживай, – говорю я. – В следующий раз, когда снова буду ловить эту бабочку, я не сверну шею, не уроню чайник и не поранюсь.

Она роняет телефон и смотрит на сбитого с толку отца. Я обнимаю маму, вижу, как кровь из моих порезов впитывается в её белую блузку. Ткань колко щекочет края повреждённой кожи. Какой реалистичный сон. Лицо горит и пульсирует болью, но я всё равно снова щиплю себя за предплечье у мамы за спиной. Больно. Нет, это не сон. Меня пугает, что это снова произошло. Я снова запутался. Но почему мои слова пугают маму? Она должна понимать, что когда всё повторится вновь, я не уроню чайник, не поранюсь, ведь я уже знаю, что лампочка перегорит, она не застанет меня врасплох.

– Всё в порядке, – улыбаюсь маме, в то время как отец отцепляет мои руки от неё, утирает мне лицо стерильной салфеткой и лепит регенерирующие пластыри то тут, то там. Мама ищет всё ещё подрагивающей рукой подлокотник, опускается в кресло и закрывает искривлённые губы раскрытой ладонью. По её щекам катятся слёзы, падают на блузку, на которой в районе плеча алеют отпечатки моего лица. Она не то всхлипывает, не то усмехается и быстро выходит из комнаты. Отец молча возвращается на кухню, начинает убирать с пола осколки фарфора, покусывая губу и изредка поглядывая на меня.

Поднимаюсь к себе и, забравшись в постель, открываю дневник. Стараюсь не писать ничего связанного с навязчивым чувством иллюзорности происходящего. Через несколько минут одолевает слабость, и я наконец чувствую, как засыпаю по-настоящему.

2

– А ну-ка не дёргайся. – Мама смачивает ватный диск прозрачным антисептиком и проводит по порезам на моей щеке. Жжение мгновенно разливается по лицу, выдавливая слёзы. – Ну как?

– Совсем не больно, – вру я. – Разве ты сегодня не репетируешь?

– Взяла на дом. – Она показывает кипу исписанных листов, затем кладёт их в сумочку.

Я шмыгаю носом и морщусь, не в силах больше игнорировать пылающую боль. Мама просовывает ногу в туфлю, легонько ударяет несколько раз каблуком в пол, проверяя, как та уселась, следом надевает вторую.

– Чего папа не на работе?

– В середине июня? – Она поправляет строгую блузку перед зеркалом и смотрит на меня. – По-твоему, мы не можем устроить себе выходной без причины?

– Просто вы странно себя ведёте из-за вчерашнего… – говорю я после короткого замешательства, а сам обдумываю внезапную пропажу дневника. Вчера вечером он был, помню, как клал его на прикроватную тумбочку, а сегодня утром его нет. Щиплю себя за бедро. Оно тут же отзывается болью. – Куда пойдёте?

– Пока не решили, Джей-Джей, может, в «Де’Нёв», может, ещё куда, – она целует меня в макушку и открывает дверь. – Веди себя хорошо.

– Вы тоже там не слишком хулиганьте. – Я машу отцу, сидящему за рулём машины. Тот сигналит в ответ. Мама садится на пассажирское сиденье, и они укатывают вниз по улице. На повороте отец сигналит повторно, проезжая мимо Лютера, идущего с огромным бумажным пакетом из магазина. Он дёргается, едва не роняя продукты. Я захлопываю дверь, двигаюсь ему навстречу.

– Отец дома? – Выхватываю из пакета яблоко, дышу на него и обтираю об футболку. Раскрасневшееся лицо Лютера при этом искажает откровенный ужас. – Ладно, уболтал. – Возвращаю яблоко на место.

– Был в мастерской, когда я уходил. – Лютер утирает пот со скулы плечом и задумчиво прикусывает свою чёрно-белую клетчатую арафатку[4 - Арафатка (куфия) – арабский мужской головной платок.], свободно повязанную на шее. – Куда это твои?

– Уже слышал что-нибудь про эти эмерсайзовские тоннели? – Я пожимаю плечами в ответ на его вопрос. Он пожимает в ответ на мой. – У отца не спрашивал?

Лютер мотает головой.

– Говорят, это что-то вроде телепортов в лабораторию, – рассказываю я, – время в пути составляет всего пару секунд вне зависимости от расстояния… Ты куда?

– Мама просила не задерживаться. – Лютер останавливается перед ступеньками своего дома.

– Ну ты ж уже дома, – я сворачиваю на подъездную дорожку к гаражу, – идём, расспросим твоего отца о тоннелях.

Лютер немного колеблется, несколько раз возвращает взгляд к двери, но всё же идёт за мной.

– Здравствуйте, мистер Трейд! – Я прошмыгиваю в гараж под открытыми наполовину воротами. Пол стоит возле письменного стола и перебирает какие-то бумаги, некоторые откладывает в сторону, а некоторые опускает в плоский кожаный портфель. – Над чем работаете сегодня?

– Привет, Джейсон. – Он стучит стопкой листов о столешницу, выравнивая их, потом опускает в отделение портфеля. – Над отчётами.