Поздняя исповедь

– Я встану у двери, вы подстрахуете, – как ни в чем не бывало продолжал излагать диспозицию Леха. – Пушки держать наготове. Как только охранник появится, врываемся в коттедж. Дальше – по обстоятельствам. Стрелять только в крайнем случае. Тебя касается, Верзила.

– Ладно, – чавкая, лениво процедил браток. – Не пальцем деланный.

– Хоботом, – вновь не удержался от подколки в адрес олигофрена Лобастый. – Туда-сюда.

– Сейчас я кому-то свой хобот в рот запихну! – грозно засопел Верзила и ринулся было в наступление.

Реаниматор обернулся, вопросительно приподнял брови. Заткнувшись на полуслове, амбал скривил рожу, снова упал спиной на кожаное сиденье и отвернулся к окну. Бригадир Леха был крутым мужиком, с ним лучше не ссориться. Этот закон браток усвоил в первый день пребывания в группировке. А перемахнуть с бакланом Лобастым можно и после дела…

Найти торгующий подержанным импортным барахлом магазин оказалось несложно. В последние годы блошиных шмоточников открылось – как грязи. Не имея возможности одеваться в дорогие фирменные тряпки, нищий народ-пролетарий ломанулся по барахолкам.

Заметив кустарную рекламную вывеску перед въездом в подворотню, Реаниматор толкнул Лобастого в плечо и указал нужное направление. Сбросив скорость, роскошный джип вильнул вправо, подрезал несущуюся по вызову с мигалкой «Скорую помощь» и лихо свернул в пропахший кошками двор, где остановился возле ведущих в полуподвал ступенек.

Братки спустились вниз, к приоткрытой железной двери, и вошли в крохотный магазин. В нос сразу же шибануло затхлостью и пылью. Кроме двух алкоголического вида мужиков, копающихся, словно в мусорном контейнере, в деревянном ящике с бэушным нижним бельем, в магазинчике никого не было.

Скучающая за школьной партой, заменявшей прилавок, продавщица, лохматая тетка средних лет, оторвалась от «Экспресс-газеты» и со страхом взглянула поверх очков на вошедших в магазин хорошо одетых амбалов. Их внешний вид, взгляд и выражение лиц говорили о профессии лучше любой вывески. Бандит – он и есть бандит. В его колючих, холодных глазах таится нечто особенное, чего нельзя описать словами. То же самое относится и к тертым ментам. По сути, это люди одной закваски, только выбравшие в этой жизни прямо противоположные дороги.

– А… а у нас уже есть крыша, ребята, – бросив бульварную газетенку на прилавок, с дрожью в голосе поспешила сообщить тетка остановившемуся напротив нее Реаниматору.

– Это вы мне?! – удивленно спросил Леха, с улыбкой глядя на перепуганную продавщицу. – Не по адресу, мамаша… Мы за одеждой пришли. Покажи вон тот пиджачок, в клетку.

В течение нескольких минут оторопевшая продавщица смотрела, как трое благоухающих дорогим парфюмом, ухоженных громил, превозмогая брезгливость, утопая в клубах пыли и непрестанно подкалывая друг друга, ворочают кучи барахла и примеряют стоптанную обувь, нaконец на весы легла охапка тряпья из двух рабочих комбинезонов, пары вытянутых на коленях спортивных штанов, заляпанной едва заметными бурыми пятнами синей футболки и отвратного вида пиджака с короткими рукавами. На прилавок в рядок встали две пары тяжелых кирзовых ботинок с заклепками и пара державшихся на честном слове бесформенных кроссовок. Создавалось впечатление, что в отличие от всех остальных посетителей странные мужики выбирали из всего импортного барахла самое худшее. Вот так номер…

– С вас сто семь рублей, за все, – чужим голосом прохрипела продавщица.

– Возьми, мать. – Лобастый бросил на крашеную парту несколько бумажек и мелочь. – Спасибо. Сунь все тряпье в пакет.

– Вам спасибо, – торопливо поблагодарила тетка, спрятала деньги в поясную сумочку-кенгурятник и, не в силах больше терпеть, наконец решилась: – Простите за любопытство, но… зачем вам, таким солидным мужчинам, весь этот хлам? Если не секрет, конечно.

– Мы актеры, – не моргнув глазом, ответил Реаниматор. – Реквизит для фильма подбираем.

– Да ну?! А что за фильм-то?! – поинтересовалась продавщица, мысленно уже прикидывая, как сегодня вечером, на коммунальной кухне, расскажет о визите взаправдашних артистов своей соседке, дворничихе Клавке. Та, мымра, просто сдохнет от зависти!

– Сериал. «Улицы разбитых фонарей», – с трудом удерживаясь от того, чтобы не прыснуть со смеху, поспешил вставить Лобастый. – Видели, наверно, по телевизору.

– А как же! Все серии! – всплеснула руками тетка. – Ларин, Казанова… Только вас вот что-то не припомню…

– А мы со следующей серии появимся, – громко скрипнув единственной извилиной в мозгу и проявив чудеса искрометного юмора, с гоготом добавил Верзила. И тут же повернулся к Реаниматору и грохнул: – Верно, братва?! Гы-гы!

Лехе снова захотелось разбить этому дебильному придурку рожу. Разумеется, он сдержался. Взял протянутый продавщицей огромный пластиковый пакет с обносками, вежливо попрощался и первым покинул удушливый полуподвал.

Погрузились в джип, заехали перекусить в бистро, дернули по паре бокалов разливного пива и уже ближе к ночи не спеша поехали в Русско-Высоцкое. Прибыв в поселок, припарковали «БМВ» в тихом месте недалеко от трассы и переоделись. Теперь они походили на двух работяг и алкаша-селянина. Сообщив Лобастому, где находится нужный дом, Реаниматор отправил его на разведку.

Лобастый вернулся через полчаса и поведал, что в округе тишина, местные в основном торчат по домам, возле коттеджа стоит корейский мини-вэн, а на втором этаже, несмотря на белые ночи, из-за плотно закрытых жалюзи пробивается свет.

– Значит, хозяева дома, – ухмыльнулся Реаниматор. – Тем хуже для них.

Проверив обойму «ТТ», Леха спрятал пистолет в карман пиджака и еще раз оглядел свой чумовой прикид. Бесформенная от долгой носки синяя футболка, пиджак с одним оторванным карманом, спортивные штаны и стоптанные кроссовки. Лучше не придумать.

Просидев в джипе еще час и дав возможность поселку окончательно угомониться, братки прополоскали горло купленной по дороге ядреной водярой «Асланов», побрызгали ею на лицо и одежду и, тщательно скрывая друг от друга волнение, покинули тачку.

Едва вынырнули из пролеска на густо застроенную частными домишками улочку, как по-кошачьи мягко ступающий Реаниматор вдруг начал выписывать кренделя, спотыкаться. Глядя на него, Лобастый и Верзила стали делать то же самое. Особенно преуспел в лицедействе Верзила, очень натурально поскользнувшись в придорожной грязи у свинарника и с яростными матюками растянувшись посреди шибающей в нос навозом луже.

Когда за поворотом щербатой колдобистой дороги на окраине поселка показался двухэтажный коттедж из белого кирпича, размахивавший полупустой бутылкой расхристанный Леха обнял за плечи шатавшегося из стороны в сторону Лобастого, ткнул пальцем в сторону дома и громко сказал:

– Вон там она, сука, и блядует! Васька сам видел, как заходила!

– А чей это клоповник? – икнув, заплетающимся языком пробормотал Лобастый и посмотрел на бригадира таким натурально-одуревшим от паленого пойла взглядом, что Леха даже хрюкнул от смеха. Вот актер, блин! Талант, похлеще Станиславского.

– Козла какого-то! Дачник, мать его! – злобно процедил Реаниматор, упорно, как бульдозер, двигаясь к цели. Краем глаза поймал бредущего слева «работягу» Верзилу. Глаза амбала сошлись у переносицы, челюсть отвисла, грязный как свинья. То, что требуется. Не подкопаешься.

– Ворюга долбаный, нахапал с трудовых мозолей, виллу себе выстроил! – поддержал Лобастый. – Так мало ему, еще баб чужих трахать захотел! Слышь, Степан?!

– Ну… ик.

– Если Нинка твоя там, мы гондона отхерачим, как бог черепаху, а курятник обольем солярой и подпалим!

– А запросто! – кивнул Реаниматор. Поймав взгляд Верзилы, указал ему пальцем на обрезок металлической арматуры в придорожной канаве. – Петюня, а ну-ка прихвати хреновину! Щас мы этому пидору городскому башку-то сшибем!!!

– Это мы завсегда, Степа, – явно балдея от прикольного спектакля, амбал нагнулся, подхватил ржавый прут и вслед за Лехой и Лобастым нетвердой, но уверенной поступью разгоряченного спиртным народного мстителя двинулся к ограде коттеджа. – Засветим, только искры брызнут!

Братки разговаривали так громко, что в опустившейся на поселок тишине не услышать их пьяные вопли было невозможно. Исподволь наблюдавший за коттеджем Реаниматор наконец увидел, как в одном из окон второго этажа, за панцирем из закрытых белых жалюзи, промелькнула и исчезла тень. Стало быть, их уже заметили. Очень хорошо. Самое время переходить от слов к делу.

Леха посмотрел на припаркованный прямо перед домом, забрызганный грязью корейский мини-вэн с псковскими номерами, секунду подумал, а потом торопливо всучил Лобастому бутылку с круткой, выхватил у Верзилы железяку, размахнулся и врезал рифленым прутом по лобовому стеклу автомобиля, пьяно и хрипло закричав во все горло:

– Выходи, пидор гнойный! Где Нинка?! Куда ты ее дел, шалаву?! Убью!

Грохот, скрежет, звон, осколки стекла. Красота. Давайте, суки, беситесь…

– Правильно, Степа, так ему, буржую! – весело рявкнул Лобастый и, от души размахнувшись, метнул в окно на втором этаже коттеджа початую бутылку с водярой. Разбившись о фигурную кованую решетку, литровая дура «Асланова» со звоном разлетелась вдребезги, оставив на стекле мокрый благоухающий след и обрывок бело-сине-черной этикетки.

– Эй, хозяин, выглянь на минутку, потолковать надо! – задрав голову, басом рыкнул Верзила. – И Нинку Степкину с собой прихвати!

Пацаны, что и говорить, не подкачали. Реаниматор отшвырнул арматуру и бросился к входной двери, на бегу вытаскивая из пиджака снятый с предохранителя «ТТ». Прижался спиной к холодному кирпичу и затих. Бешеное биение пульса ощущалось каждой клеткой тела, нервы звенели, как струны. Картинка перед глазами ритмично подергивалась в такт гулким ударам сердца.

После такого конкретного наезда трех упившихся колхозников нужно быть полным обсосом, чтобы не раскалиться добела от ярости и не ринуться в драку. Вряд ли хозяин коттеджа, чей доходный теневой бизнес оберегали вооруженные громилы, принадлежал к числу толопанцев. Нет, что ни говори, а с ходу, без предупреждения, расколошматить лобовое стекло в мини-вэне – это круто. За такое дело бедного колхозника, отправившегося на поиски неизвестно где трахающейся жены, могут и покалечить. Окажись на месте возмутителя спокойствия обычный местный бухарик, так бы и вышло, как пить дать…

Но в Русско-Высоцком оказался бригадир Леха Реаниматор с пацанами. И ствол в его руке даже отдаленно не походил на газовую пукалку.

Ждать ответной реакции пришлось от силы полминуты. Бронированная дверь коттеджа с грохотом распахнулась, и на пороге выросли два крепких амбала с красными бульдожьими рожами. Первый, одетый в спортивный костюм, сжимал в грабке «стечкин», в руках что-то дожевывавшего напарника матово поблескивало вороненой сталью помповое ружье. На лицах оторванных от трапезы жлобов, ошалевших от такой наглости обычно зашуганного сельского плебса, без труда читалась жажда пустить алкашам кровь.

– Стоять, черви! – с завидной резвостью вскинув помповик, один из громил мгновенно прицелился в застывшего перед крыльцом Лобастого. В действиях охранника угадывалась выучка опытного стрелка. – На брюхо, бля! Считаю до трех, скоты! Два с половиной…

Облаченные в робы и дубовые ботинки братки, вдруг оказавшись в роли легких мишеней, быстро смекнули, что дело – дрянь, камнем рухнули на тротуарную плитку, которой был замощен двор, и синхронно накрыли головы руками. Регулярные набеги ОМОНа на сауны и кабаки северной столицы приучили бойцов не искушать судьбу.

– Третий где?! – нервно зыркая по сторонам, с едва уловимым чухонским акцентом успел прошипеть белобрысый «спортсмен», но тут сбоку на его голову обрушилось нечто, по весу очень схожее с нью-йоркской статуей Свободы, и рассеянный свет белой питерской ночи сразу померк. Словно некто всесильный, живущий на небесах, нажал на выключатель и погасил его.

Реаниматор успел пригнуться на долю секунды раньше, чем отреагировавший и быстро качнувший стволом вправо охранник вдавил спусковой крючок «мосберга».