Оценить:
 Рейтинг: 0

Детство. воспоминания о нём

Год написания книги
2016
<< 1 2
На страницу:
2 из 2
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Я вижу усталое, но с искорками добра, всё в морщинах лицо. Жизнь не сломала её. Она была исконно русской, да и жила в России. Это давало ей какую-то неуёмную внутреннюю силу. Ни единого плохого слова не слышал от неё о соседях, тех, кто писал доносы, тех, кто пришёл ночью с арестом за мужем, тех, кто оставил её одну, без средств существования с маленькими детьми, забрав всех коров и лошадей. Даже о финнах, которые прикрывая отход немцев, спалили её дом, она говорила без злобы, а даже с какой почти детской восхищённостью: «Рыжие все были, как на подбор!» Лишившись всех мужчин в доме, она отправила свою старшую дочь в военкомат. Родина в опасности! Родину нужно защищать! Нет мужчин, значит это должны сделать женщины.. Дочери на тот момент не было и шестнадцати. Приписав себе два года, старшая дочь ушла добровольцем на фронт, а через два с половиной года старший лейтенант Татьяна Гуркова, моя будущая мама, как и многие другие, кто сумел уцелеть в той мясорубке, вернулась с Победой!

– Ба, – кидаю я в темноту, – ты чего не спишь?

– Спи, унучек, спи!

Я вижу в отблесках луны её улыбающееся лицо и засыпаю. Петух, заоравший в ночи, будит меня. Я открываю глаза и вижу, что спицы так же продолжают быстро, быстро мелькать, а сама бабуля глядит не на спицы, а куда-то вдаль, мимо окна, мимо улицы, мимо сада… Я засыпаю вновь.

Стук деревянного песта о чугунок снова будит меня. Запах варёной картошки, лебеды, крапивы, молочая будоражит мой аппетит. Луна уже отсветила или спряталась за облако. В окно сквозь рушниковые занавесочки просунулась темень. В углу тлеет лампадка у иконы. Этого бабуле достаточно, чтобы видеть всё и продолжать делать свои дела по хозяйству.

– Ба, я есть хочу!

– Вот животину покормлю, тогда и тебя, да и сама вслед.

– Тебе животину жалко, а меня нет?

– Мне всех, унучек, жалко, – улыбается она и, подойдя к кровати, запускает пальцы руки в мой чуб, – только ты сам можешь о себе побеспокоиться, а животина нет. Без неё и нас с тобой не будет. Пропадём мы без неё.

– Как это пропадём? Умрём? – перспектива смерти пугает меня.

– Может, и умрём, на всё воля божья, – она шепчет молитву и осеняет крестами себя и меня.

– Тогда правильно, иди, корми животину, – соглашаюсь я и засыпаю вновь.

Так было почти каждую ночь. Я почти не видел, чтобы она спала. Прожила она очень долго. Видимо, постоянная забота о тех, кто не мог о себе позаботиться сам, продлила её тяжёлую жизнь. В восьмидесятом году она впервые получила от государства свои деньги. Восемь рублей пенсии или в переводе на возможность купить мясо в магазине: ровно четыре килограмма. Тогда же она получила первый в жизни свой паспорт. А через два года она ушла туда, куда смотрела по ночам: мимо окна, мимо улицы, мимо сада… в зовущую звёздную даль.

Крольчиха

Почти каждое утро я просыпался от испуганного вскрика моей матери. Это обозначало, что мне надо вставать, брать в сарае лопату и идти хоронить очередную крысу, ставшей добычей нашего кота Тимофея Ивановича. Кто так первым назвал нашего кота, никто уже не помнил, но к имени прибавляли отчество вполне заслуженно. Это был не просто кот, а кот крысолов. В день он ловил по одной – две крысы, приносил их и клал возле порога нашего дома. Вся морда кота была в шрамах. Победы доставались ему явно нелегко. Кот пользовался уважением у всех наших соседей и каждый незаметно для моей мамы старался чем-то вкусным угостить кота. Иваныч появлялся дома уже под вечер, довольный и сытый.

Вот и в это утро вскрик матери и ругань в адрес кота, что тот носит крыс домой а не оставляет там, где убил их, разбудил меня. Я взял за хвост крысу и захоронил ее под забором. Сломал веточку и воткнул в место захоронения, чтобы завтра знать, где хоронить следующую. Нарвал охапку одуванчиков для кроликов, живших у нас в большой клети в сарае, находящегося в конце яблоневого сада. Я поставил на место лопату и положил одуванчики перед кроликами, те с радостью зашевелили черными носами, и через несколько минут все было чисто. Я посчитал кроликов, не хватало крольчихи. Она скоро должна была родить крольчат. Я пошел в сад и поискал ее в траве. Но ее нигде не было видно. Нашел ее я мин через пятнадцать, она вырыла себе нору в угольной куче и сейчас из этой норы, словно два красных огонька, светились ее большие глаза. Я нарвал ей новых одуванчиков и положил перед норой.

Через неделю возле норы уже прыгали маленькие пушистые комочки с большими, как у матери, красными глазами. При моем приближении они как по мановению волшебной палочки оказывались в норе, а перед входом сидела крольчиха, ранее всегда очень добродушная, теперь норовила укусить меня за руку или ногу, при этом она истошно кричала, словно попала в силок. Прошло еще пару недель и крольчата, под неусыпным присмотром матери, стали осваивать близлежащие территории и все чаще днем выпасались в саду под яблонями, поедая вместе с травой молодые побеги малины и смородины, растущие вдоль дорожки, что приводило в уныние мою матушку.

В один из дней, я, взяв коробку с солдатиками, конницей Чапаева, всевозможными самолетами, танками и артиллерией, пошел играть в кучу песка. Поиграв часа два, я уже собирал все обратно в коробку, когда услышал сквозь уличный шум, доносящийся от сарая пронзительный крик крольчихи. Бросив все, я побежал к сараю… Крольчиха была еще жива, но от сильной потери крови уже просто лежала, заслонив своим телом вход в нору. Перед ней лежали две большие дохлые крысы. Как она смогла их задушить? Мне до сих пор непонятно. Я похоронил крыс под забором, а ее под одной из яблонь в саду и пошел относить лопату в сарай. Вернувшись назад, я увидел возле могилки крольчихи сидели ее повзрослевшие крольчата, а рядом с ними, словно охраняя их, сидел Тимофей Иванович.

Рыболов

Как часто мы начинаем обсуждать тех или иных людей, не зная их ситуаций и мотивов поступка, порой поверхностно вникнув, а чаще сгоряча, не вникая ни во что! А потом живем в рвущей нас и наши души на части нашей обиде на этих людей, не задавая себе вопроса: а может человек и не виновен, а виновен я сам в своем поспешном решении по отношению к нему. Моя бабушка всегда говорила:,,Научись, внучек, прощать себя и через себя других людей, да и сам чаще проси прощение у них, даже если ты и не виновен. Просить прощение не будет твоей слабостью, это будет всегда твоей силой! Бог разберется во всем. Поэтому возблагодари его за это!»

Наш сосед Володя Сосунов притащил в один их летних дней самую настоящую ванную, такую, которая была у моей бабули в московской квартире, и установил ее в огороде прямо возле калитки под вишнями. Нашему с братом ликованию не было предела. Мы быстро заполнили ее водой, благо колодец был возле той же калитки, и стали пускать, сделанные из дощечек, кораблики. Ванная была нужна для полива огорода, но у нас уже были свои планы на нее. Взяв удочки и ведро, мы вместе с Сосуновым младшим пошли на пруд, который находился недалеко от нашего дома.

Через неделю вся ванная была забита пескарями, красноперкой, карпами, карасями и подлещиками. Пойманные нами небольшие костлявые щучки сразу попадали на сковородку. В первый день за наше самоуправство поворчала бабушка Сосунова, но вовремя поняв, что все лето она будет кушать щербу и жареных карпов, сменила гнев на милость. Это было время, когда еще так называемые головешки или бычки ротаны почти не попадались на крючок. Рыбы в прудах было очень много, а видов столько, что на пальцах не сосчитать. Больше всего нашей затее обрадовался кот Тимофей Иванович. Он садился на угол ванной и молниеносно вонзал когти в спину одной, из вверх поднявшихся рыбешек. Затем прыгал вниз на дорожку и пожирал добычу. Снова прыгал на угол ванной за очередной жертвой. Уже полностью насытившись, он спал тут же под ванной, в ее прохладной тени.

В один из дней я покормил кроликов, взял сачок и пошел к ванной, чтобы наловить на жаркое рыбы. Моему негодованию не было предела. Почти вся рыба плавала вверх брюхом на поверхности ванной. Видимо кот за ночь из баловства когтями повредил всю рыбу, подумал я и стал искать его. Он лежал тут же под ванной. Я взял метлу, которой подметали дорожку, и стал гонять кота по двору. Из дома собрались все обитатели, проживающие в нем, и огорченно ругали Тимофея. Кот не понимая ничего, угрюмо наблюдал за происходящим из под соседского забора. Делать было нечего, я принес ведро и мы с братом стали отлавливать дохлую рыбу.,,Смотри!», – сказал брат и он показал мне большого подлещика. На его боку красовалась здоровенная пиявка. Вскоре мы обнаружили еще трех больших пиявок.

Кот был не виновен, пиявки повредили всю рыбу, пока она была сонная. Я виновно глянул на нашего кота.,,Прости меня, Тимофей Иваныч!», – тихо произнес я. Кот словно понял меня и подбежав ко мне, став тереться об мою ногу, радостно урча. Вечером я все рассказал, пришедшей c работы матушке. Она обняла меня и произнесла:,,Сынок, всегда, прежде чем что то решить, просто улыбнись, дай времени чтобы улыбка заполнила твою душу и сердце. Никогда в гневе не решай разумом, всегда только сердцем и душой! Тогда это будет всегда самое правильное решение.»

Черный лебедь

Нас у мамы было трое, тянула она нас одна, поэтому все имеющиеся в наличие бабушки помогали ей в этом.

Когда я слышу песню Талькова о Чистых прудах, то вспоминаю тихий московский дворик на Новокузнецкой, задорный смех моей бабушки, я никогда не видел ее грустной или жалующейся на что то, не слышал обсуждений про соседей. Она была по жизни счастливой и вокруг нее все ее окружающие люди чувствовали себя также счастливыми..

Помню глаза бабушки и дедушки, в них всегда горел незатихающий огонь любви друг к другу. Помню, как взяв кусочки старого хлеба, шли по мосту к Яузскому, затем Покровскому бульварам и после Хохловки были уже Чистые пруды. Там было полно лебедей, но меня всегда привлекал черный лебедь, именно ради него я и просил сюда прийти. Он был всегда один, гордый красавец. Все лебеди плавали стайками. Черный был всегда один.

Вечером бабушка зажигала свечи на канделябре, стоящем на фортепьяно, дедушка гасил свет, и божественная музыка наполняла все окружающее пространство…

В один из вечеров фортепьяно не зазвучало, на следующее утро не стало и дедушки. Их похоронили в одной могиле в один день. Они никогда не разлучались, пройдя вместе четыре войны и все перипетии жизни, вот и теперь оставались верны себе. Все свое детство я думал, что у меня будет все как у них, что я и моя будущая супруга будем до конца своих дней счастливы вместе и огонь нашей любви не угаснет никогда. … Жизнь же уготовила мне судьбу черного лебедя, но я никогда не бываю грустным или жалующимся на что то, я никогда не сужу и не люблю обсуждать других людей…


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
<< 1 2
На страницу:
2 из 2