Каникулы с невидимкой

– А ты что, умеешь им управлять?

Ответ был тот же:

– Научимся!

– Сразу за воротами, да?

– Ну и что? Как помчимся – до самой Москвы.

– А где она, ты знаешь?

– Майский знает, – не смутился Алешка. – У него компас есть.

«Скрипя сердцем» я согласился. Хотя на Майского у меня особой надежды не было. Он или забудет самое важное, или перепутает что-нибудь в решающую минуту. Например, стороны света. И умчимся мы куда-нибудь на Аляску или в Канаду. Ищи нас потом, папочка, через свой великий Интерпол…

И мы стали готовиться к побегу. Как раз вернулись (на третьей машине) Карлсон с Карпухиным с очередного разбоя. Правда, они заехали не в ворота, а обогнули забор и загнали машину (это была красивая длинная иномарка с черными стеклами) в каменный сарай, который был похож на мастерскую. И, чем-то очень довольные, вошли во двор.

– Ладно, – сказал я Карлсону мрачно и сердито. – Напишем письмо. Диктуйте.

– Я ж говорил, – обрадовался он, – что всегда будет по-моему. Пошли в кабинет. А кто Лорда отвязал?

– Сам отвязался.

В кабинете Карлсона нам понравилось. У него там не было никакой мебели, кроме письменного стола, а все стены были завешаны красивыми картинами из разных кусочков дерева. На них были прекрасные церкви на закате, березки в поле, всякие сказочные сюжеты, даже портрет мамы Яги в среднем возрасте.

– Мои работы, – гордо сказал он. – Грехи, так сказать, молодости.

– Вот вы бы их продали, – простодушно посоветовал Алешка, – чем деньги грабить.

– Это творения не только руки, но и сердца! – воскликнул Карлсон. – Такое не продается.

А я понял, что он жулик по убеждению. А вовсе не из-за жестокой нужды. Таким все мало, сколько бы ни награбили.

Я сел за стол и сказал Карлсону:

– Диктуйте.

– Как отца зовут?

– Сережа, – сказал я.

Карлсон ухмыльнулся:

– Ну, пиши: «Дорогой Сережа, твои дети – Алексей Сергеевич и Дмитрий Сергеевич – в целости и сохранности находятся вдали от столицы Российской Федерации. Чтобы благополучно вернуться домой, им нужны деньги на обратную дорогу (сюда они добрались бесплатно, „зайцами“, так сказать) в сумме около двадцати тысяч долларов. Если вы меня правильно поняли, то в среду, в восемнадцать часов, пройдитесь вдоль фасада магазина „Детский мир“. Из правого кармана вашего пальто должен торчать воскресный номер „Московского комсомольца“. После этого вы получите дальнейшие указания».

– Написал? Дай посмотреть.

Карлсон наклонился над листком и перечитал письмо: проверил, не сообщил ли я между строк чего-нибудь лишнего с его точки зрения, и сказал:

– Молодец, бери конверт, надписывай.

А Лешка подмигнул мне и сказал, напоминая:

– Адрес не перепутай.

Это я и без него давно сообразил и даже обратил внимание, что ни письмо, ни конверт Карлсон в руки не брал. Я понял – он боится оставить отпечатки пальцев.

Адрес я написал быстро и «правильно». Только поменял местами номера дома и квартиры. Теперь это письмо будет бродить из подъезда в подъезд и окончит свои дни на помойке. А мы за это время найдем способ удрать отсюда.

– Карпухин! – крикнул Карлсон в форточку. – Иди сюда!

Когда тот поднялся в кабинет, Карлсон дал ему указания:

– Поедешь в столицу, вот по этому адресу, опустишь письмо в почтовый ящик. Прямо в подъезде, понял?

Вот это мне не понравилось. А если на нашей улице нет дома номер 125? Обман сразу раскроется. И грянут репрессии. Нас вообще могут запереть в комнате. Или в подвале. И тогда все наши планы рухнут.

Точно, нет такого дома – я вспомнил. Наша улица на доме 60 кончается. Но было уже поздно: Карпухин сидел в машине.

– А почему вы написали «около двадцати тысяч»? – спросил Алешка Карлсона. – Наш папа – инженер, он точность любит.

Карлсон противно засмеялся:

– А чтобы он сразу не ахнул. Все – таки «около двадцати тысяч» звучит помягче, верно?

– Верно, – вздохнули мы. – Только у него и двухсот долларов не наберется.

– Займет у кого-нибудь, – легкомысленно отмахнулся Карлсон. – У друзей, например. У него много друзей?

«Ага, – подумал я, – целое Министерство внутренних дел и Уголовный розыск в придачу». Но вслух, конечно, не сказал, а только кивнул.

А Карлсон распорядился:

– Даром вас кормить я не буду. Марш на улицу, взять лопаты и расчищать от снега территорию. От ворот и до обеда. – Это он так сострил. И сам противно рассмеялся. У него получалась смесь хихиканья с хрюканьем.

– За все ответишь, – прошипел ему вслед Алешка. – По полной программе. Ты у нас отработаешь.

Я не сомневался. Лешка никогда всяких негодяев не оставлял безнаказанными. Думаю, и тут он от своего хорошего правила не отступит…

Со злости мы так расчистили двор, что самим понравилось. Особенно потому, что в самом дальнем углу мы весь снег сгребли вплотную к забору. И получилась хорошая кучка. Если на нее забраться, то, постаравшись, можно и через забор махануть.

За обедом собралась почти вся бандитская команда. К уже знакомым нам лицам прибавились еще два чумазых лица, от которых сильно пахло бензином. Я подумал, что эти парни работают у Карлсона механиками и ухаживают за его машинами. Но, как очень скоро выяснилось, я очень сильно ошибался. Совсем другим они занимались. Но все это, и многое другое, выяснилось гораздо позже.

За обедом все молчали. Только чавкали и стучали вилками и ложками. И пили водку под один и тот же короткий тост: «Ну, будем!» А чего – будем? Небось и сами толком не знали.

Вообще вся эта компания нам однозначно не понравилась. И не только потому что жулики. Они были какие-то тусклые, бесцветные, скучные. Даже Карлсон загубил свой талант и променял его на преступную жизнь. Из них одна Баба Яга была по-настоящему живая, хоть и вредная. Она все время болтала, и хотя ей никто не отвечал, она всем выкрикивала: «А тебя никто не спрашивает!» Может, поэтому все и помалкивали.

В конце обеда Баба Яга вдруг уставилась на механиков и строго спросила: