Из боя в бой

– Боря, Одиссей стрелу из лука пускал через двенадцать колец. Да и наши предки не хуже были умельцами – пять стрел подряд одну в одну всаживали.

Да, ребят подобрали отличных. Все они – молодые, чистые, увлеченные – стали настоящими воинами буквально за несколько дней. В первом же бою. И если кому чего не хватало – опыта, выдержки, умения, – все это они добыли в боях. Не ради славы и наград…

Михайлов выстроил группу.

– Днями выступаем. Рейд будет трудным и опасным. Не все из нас вернутся в часть, говорю об этом откровенно. А еще и потому, что даю время каждому подумать. Если кто чувствует, что задача ему не по плечу, должен отказаться сразу, чтобы не стать обузой товарищам. Позорного в этом не вижу. Лучше поступить честно. – Командир выждал, никто не сделал шага вперед. – Может, кто-то стыдится товарищей… Даю пятнадцать минут на раздумье. Разойдись!

Через пятнадцать минут все двадцать человек снова были в строю. Ни один не отказался.

– Хорошо. Я и не сомневался. Все свободны. Сержант Караева зайдите ко мне.

– Вот что хочу сказать тебе, Аня, – Михайлов прошелся от окна к двери. – Я считаю, что такой рейд не для женщины. Тебя есть кем заменить. Что ты молчишь?

– Товарищ старший лейтенант, я прекрасно хожу на лыжах, стреляю лучше вас. Спецподготовку сдала на «отлично». Радиодело – тоже. Знаете сколько знаков я принимаю и передаю в минуту?…

– Знаю, – улыбнулся командир. – Помню и давешний марш-бросок. С полной выкладкой. Ты его завершила третьей, с прекрасным результатом. Но ведь дело не только в этом. Ведь ты девушка. Месяц, а то и больше будешь постоянно находиться среди мужчин, все время на глазах, понимаешь? Неловко ведь, а? – Он сам стеснялся своих слов. – Бытовые условия… К тому же месяц обещают морозный и снежный. Категорическое поставлено условие: в целях конспирации ни одной ночевки под крышей, ни в селе, ни в деревне. Ночевки в лесу, на снегу. Ты все поняла?

– Я ничего не поняла, товарищ старший лейтенант. Разрешите идти?

Когда Испанка вышла, командир опустился на стул, закурил. Он никогда не сомневался в победе над врагом. А сейчас он был в этом уверен. «Ничего не поняла…»

– В старое время я бы тебя отечески благословил, – говорил генерал-куратор Михайлову. – А сейчас только загружу советами да наставлениями. От них, мне думается, больше будет пользы. Да ты садись, садись. Можешь даже покурить при большом начальстве. – Видно было, что он волнуется, не знает, какими словами отправить этого парнишку в самую середку самой страшной войны на Земле. – Рейд будет очень трудным. Трудным предельно. И успешное выполнение поставленных задач зависит знаешь от чего?

– Знаю, Иван Васильевич. – Они были давно знакомы, несколько лет служили вместе и были дружны – насколько возможна дружба между генералом и старшим лейтенантом. – Успех любого общего дела – это дисциплина.

– Точно! Смотри ты, угадал! – генерал неумело пытался шутить. – Везде и всюду, даже в самом малом. Сегодня не умылся, завтра на посту заснул, послезавтра без приказа отступил.

– У меня таких нет.

– Я тебя не слушаю, – подчеркнул генерал, – я тебе говорю. Во-вторых, мобильность отряда. Утром здесь, вечером там. Мало того что неуязвим, ты этим создашь у противника впечатление, что в этом районе действует не один отряд, а несколько. Отсюда у немца неизбежное распыление сил.

– Товарищ генерал, я об этом в наставлениях читал. Там даже лучше сказано, доходчивее.

– Уж лучше, скажешь тоже. Ведь эти наставления я сам писал. Для таких, как ты. – Генерал явно не знал, что сказать Михайлову в дорогу. Он был солдат и чужд всякой театральности в словах и жестах. – И еще – отношения между бойцами. На дневке – друзья и братья, в бою – товарищи.

– Понял, Иван Васильевич. Я сам так думаю.

Генерал встал, положил ему руку на плечо и наконец-то нашел нужное слово:

– Возвращайтесь, – помолчал, – ни дня без боя. И ни одного боя без победы.

Михайлов дважды за это время выезжал на фронт, в район предполагаемого перехода отряда в тыл к немцам. Изучал на передовой обстановку, особенности обороны противника, местности. Его сопровождали ротный разведчик и командир саперного взвода. Втроем они подбирались практически к немецким окопам, слышали их говор, звяканье оружия и даже ощущали запахи вражеской солдатской пищи.

– Тут товарищ старший лейтенант, – пояснял разведчик, – справа и слева от нас, у соседей, дважды какие-то группы делали попытки пересечь линию фронта. Но все неудачно. Ракет, подлец, не жалеет. Светло по ночам, как в летний день. И огонь плотный – нахрапом не взять.

Михайлов задумывался, прикидывал. Вдруг со стороны немцев застучали ложкой в котелок и донеслось веселое:

– Рус Иван, обедать!

Сапер и разведчик рассмеялись.

– Каждый день такое, ровно в полдень. Хоть часы проверяй.

– А что такое?

– Да просто это. Немец аккуратность любит и режим. У него обед в двенадцать, и тут хоть тресни – перерыв войне. Жрать садятся.

– И вы им аппетит в это время не портите? – спросил Михайлов с иронией.

Разведчик смутился:

– Когда как. Иной раз и не стоит людьми рисковать, чтобы фриц обедом поперхнулся. А жрет со вниманием. В ущерб службе.

– Вот как? – неожиданное решение пришло. – Спасибо, товарищи. Мне пора.

– Откушаете с нами?

– В другой раз, – Михайлов помолчал. – Вот как вернемся, так и откушаем.

– Ну если так… Правда, вы ж можете и другим путем вернуться, – сказал сапер. А можете и не вернуться, подумал.

– Не спорь, младшой, – оборвал его разведчик. – Главное, чтоб вернулись.

В тот же день за полночь обсудили с комиссаром все, что оставалось еще и еще раз обсудить.

– В людях я уверен, – сказал комиссар. – На всех занятиях присматривался. Отбор сделан безошибочный. Когда выступаем?

– Послезавтра.

– А почему не завтра? У нас ведь все готово. Лишний день ожидания…

– Послезавтра обещают обильный снегопад. Северный ветер.

– Понятно. И линию фронта легче перейти, и вернее в ночи затеряться.

– Переходить будем днем, – сказал Михайлов. – В полдень.

– Как это? – выдержанный и всегда спокойный комиссар откровенно растерялся. – Прорыв? Будут большие потери.

Командир объяснил.

– К тому же сильный снег, ледяной ветер, обед в блиндажах, усиленные посты сняты. Проскользнем.

Комиссар покачал головой.

– Огромный риск.

– Ночью там не пройти. Немец ночи боится, сам себе не верит. Бдителен. А днем расслабляется.