Девушка засмеялась. И объяснила:
– Вообще-то их было ровно два. Один бас, а другой тенор. Так вот, тенор сначала пел в Москве, а теперь поет в Нью-Йорке. Мы его нашим поэтому только наполовинку считаем. Что вас еще заинтересовало?
– Шапка-невидимка, – заявил Алешка.
– Это легенда. Кстати, меня зовут Олей, а вас? Очень приятно. Наш край славится своими легендами. Вот, посмотрите. – Она подвела нас к витринке, где под стеклом лежала толстая книга в кожаном переплете.
Эта книга называлась «Сказанiя древняга Липовска».
– Здесь собраны предания обо всех наших чудесах. О русалках, домовых, леших, баенных...
– А это что за фишка?
– Ну, это вроде домового, который в бане живет. Его еще банником называют. Он вообще-то довольно вредный. Не любит, когда в бане до вечера задерживаются, сердится. Ему ведь спать пора. Может за это ледяной водой окатить, веником очень больно отхлестать. – Оля подошла к картине, на которой была изображена речка (Липовка, наверное) в густо заросших лесом берегах. Над водой низко нависли облака, под ними летели птицы, а у самого берега на гладком камне сидела девушка и расчесывала длинные волосы. – А это русалка, – торжественно объявила Оля. – Она жила в глубоком омуте, возле водяной мельницы. Ее очень часто видели. Но она всегда успевала нырнуть в воду.
– Стоп! – сказал Алешка. И добавил очень серьезно, тоном профессионального критика: – Кажется, я узнаю кисть мастера.
– Молодец! Ты угадал. Это картина Шишкина. Только не того, который написал «Мишек на отдыхе»...
– «Утро в сосновом лесу», – строго поправил Алешка. – Продолжайте, пожалуйста.
– Это не тот Шишкин, а наш современник. Майор милиции. – При этих словах Оля немного покраснела.
Не сомневаюсь, что Алешка это заметил. Но виду не подал и деловито спросил:
– А у вас еще его картины есть?
– А как же!
– Покажите, пожалуйста.
– Легко. – Оля подвела нас к стенду, на который мы не сразу обратили внимание. – Вот, чудные акварельные портреты.
Алешка уткнулся в портреты носом и вслух прочитал подписи:
– «Дочь купца Иволгина», «Дворник Герасим», «Колдун».
– Две первые акварели, – объяснила Оля, – он скопировал с фотографий, а колдуна писал с натуры.
Этот, который с натуры, был здорово нарисован. Прямо настоящий колдун. Здоровенный такой, толстенный. И ничего в нем колдовского вроде бы и не было, на первый взгляд. Вот только над его левым плечом прямо в воздухе висела горящая свеча. И она так освещала его лицо, словно хотела, чтобы мы поскорее его запомнили.
Мы вышли из музея, и вдруг Алешка круто развернулся.
– Теть Оль, – спросил он, – а при чем тут белый медведь-то? У вас разве в раньшее время по Липовой белые медведи ходили? С подносами?
– А... Старую гостиницу построил купец Иволгин...
– Это которая «ца Пари»?
– Ну да. И в холле стоял этот медведь. Знатные люди бросали ему на поднос свои визитные карточки. Купец их собирал и потом ими хвалился.
– Что-то скучно он жил, – посетовал за купца Алешка. – Лучше бы что-нибудь другое собирал.
– Он и собирал. Деньги, например. И, говорят… – Оля сделала большие глаза, – говорят, что во время революции все свои сбережения спрятал где-то в подвале гостиницы.
– Поискать, что ли? – небрежно бросил Алешка. Великий кладоискатель.
Глава III
«Ца пари»
Из музея я пошел направо, а Лешка прямо.
– Ты куда? – спросил я.
– Как куда? – Алешка безмерно удивился. – На Русалкин камень посмотреть.
Он сказал эти слова тоном полководца, который намеревается оглядеть в бинокль поле предстоящего сражения.
– А ты куда?
– В буфет. Обедать пора.
– Тебе бы все обедать!
– И ужинать. – Я начал злиться.
Но Лешка почему-то спорить не стал. Только сказал, что надо зайти в наш «угловой люкс» за плавками.
– Обедать в плавках будем? – съехидничал я.
– Как хочешь. – Алешка усмехнулся. – Хоть вообще без штанов. А мне нужно речку осваивать. Ты вообще, Дим, еще многого не понимаешь.
– Ты больно много понимаешь! Ты у нас в семье самый умный!
– А ты, Дим, у нас самый... – Алешка на всякий случай отшагнул в сторонку. – Ты самый... невнимательный. Ты ничего не знаешь.
– А ты все знаешь?
– Еще не все. Но я знаю, зачем сюда приехал папа.
– На сене поваляться! Он сам говорил.
Алешка хихикнул, еще отшагнул и покрутил пальцем у виска.
– Он кое-кому кое-что еще говорил. Он сюда приехал, так как кое-что узнал.
Тут мне стало смешно. И я сказал: