Сокровища старой церкви

– А деньги?

– Пусть у меня денег не будет, – философски рассудил батыр. – Это лучше совсем, чем у мальчишек свободы.

Андрей молча пожал ему руку.

– А ты меня за это в город отвезешь, – расплылся Тулиген в улыбке, глазки-щелочки совсем исчезли. – Якши будет?

Совсем якши, подумал Андрей и завел мотоцикл.

Тулиген нахлобучил мотоциклетный шлем, покачал головой:

– А конь добрый был. – Вздохнул от сердца. – Много колбасы Тулиген из него сделал бы. Совсем много…

Вернувшись в село, Андрей сразу же заехал к Челюкану. И не ошибся. Друзья сидели на терраске, совещались так тайно, что на улице было слышно.

– Дураки вы! – зло кричала Серега. – Ратников вас посадит!

Серега – это Галка Серегина.

Андрей не стал подслушивать, толкнул дверь. Разговор сразу прекратился. Только раскрасневшаяся Галка сердито пыхтела, сдувая со лба прядь волос. А лицо у нее было такое: ну вот, что я говорила!

Андрей достал из планшетки обрезки веревок с узлами, присмотрелся к стене, выбрал похожие и повесил свои рядом, повернулся к пацанам.

– Это шкотовый узел, Коля? – спросил спокойно. – Правильно? А это шлюпочный, так?

Челюкан машинально кивнул.

Андрей сел за стол, поставил на него локти, опустил подбородок в ладони.

– Что же вы натворили, ребята? – спросил не зло, не сердито – устало спросил. – Вы же преступление совершили.

– А чего он?.. – начал было Кролик, но пустил петуха, захлопал белыми ресницами и опустил голову. Себя считал самым виноватым.

– Это я все придумал, – буркнул Челюкан. – Схулиганил.

– Это не хулиганство, Николай, – пояснил участковый ровным голосом. – Это разбойное нападение. Совершенное группой лиц по предварительному сговору. С применением насилия. В целях завладения чужим имуществом. Наказывается лишением свободы на срок от трех до восьми лет.

Повисло молчание.

– Андрей Сергеич! – громким воплем нарушила паузу Галка. – Никакой не разбой. Я случайно мешок столкнула. А ребят там вовсе не было!

– Серегина, выйди из класса, – очень похоже скопировал Мишка противного Сентю.

– Выйди, выйди, – согласился и Андрей.

– А я все равно подслушивать буду! – уперлась Галка, тряхнув кудрявой головой.

– Подслушивай. Но молча.

– Тогда я здесь помолчу. Можно?

– Где лошадь?

Помолчали. Потом Васька буркнул:

– На Выселках. Мы его в лодке перевезли.

Хорошо придумали, одобрил про себя Андрей. На Выселках когда-то была дальняя летняя ферма, где телят выращивали. Там еще кое-какие строения сохранились.

– А дальше что?

– Не отдадим мы его на колбасу, – мрачно отрезал Колька. – Это наш конь.

– Он почти двадцать лет в колхозе работал, – добавил Васька, хлопая влажными ресницами. – Вам, дядя Андрей, его не жалко?

– Жалко, – улыбнулся участковый.

Ну никак он не мог их наказывать. Ведь доброе дело пацаны сделали. Хотя и злым путем.

– Ладно, ребята. – Андрей встал, пошел к дверям. – С Тулигеном я уладил, он вас простил. А если кто дознается, что ваш конь на Выселках живет, Тулиген скажет, что Воронок от него по дороге сбежал.

Ребята так заулыбались – сначала неуверенно, а потом во всю ширь, – что у Ратникова от сердца отлегло.

– Но уговор: с этой минуты по селу на цыпочках ходить – это раз. Тулигену по его списку собрать в лесу и засушить нужные травы – это два. А три – вы уже догадались: к директору школы никаких репрессий не применять, – и участковый шагнул за порог.

– Честно, дядя Андрей!..

– Ни за что, дядя Андрей!.. – завопили радостно вслед.

«Так я вам и поверил», – усмехнулся про себя участковый.

И оказался прав.

На последнем перед каникулами уроке истории Арсентий Ильич подводил итоги второго полугодия. Класс вел себя странно: хихикали, перемигивались, шептались. Пришлось сделать замечание:

– Серегина!

– А? – вскочила Галка.

– Бэ! – подхватил кто-то. И так пошло дальше, по всему алфавиту. За исключением мягкого и твердого знаков.

Насилу успокоил директор класс, повел заключительное занятие, почему-то поерзав на стуле и поморщившись.

Но не успел он и слова сказать, поднял руку Куманьков:

– Арсентий Ильич, а мне Ираида Пална тройку за сочинение поставила. Говорит, неграмотно. Я написал: «У дороги росли две ивы: одна сосна, а другая береза». За это тройку, да?

Директор покраснел, еще сильнее заерзал на стуле. Но не от коварного вопроса, хотя сразу вспомнил, что эту фразу произнес сам, лично, на перемене. Что-то другое сильно его беспокоило. Даже привстал ненадолго. Даже стул ненароком осмотрел и ладонью по сиденью провел.