Ремонт и реставрация мебели и предметов антиквариата

Вся эта терминологическая жуть скрывает широко распространенное природное вещество танин, содержащееся в древесине и коре многих растений: дуба, ольхи, каштана, ореха, ясеня, бука, граната и т. д. Еще в середине XX столетия порядка 90 % всего добываемого в мире танина извлекалось из аргентинского «железного» дерева кебрачо, но сегодня найдены менее экзотические способы.

Танин применяется в медицине, фотографии, но в основном как дубитель при выделке кож, а Япония, например, некогда экспортировала его в огромных количествах для пропитки (фактически – того же дубления) деревянных деталей самолетов с целью придания им прочности и огнестойкости. В реставрации используется свойство танина образовывать с железом достаточно коррозионно-стойкие таннаты. Очищенная поверхность просто покрывается водным раствором той или иной концентрации, он высыхает – и готово: черная пленка, похожая на воронение, вполне сносно предохраняет сталь от ржавчины.

Купить в магазине этот желтоватый (скорее, охристый) легкий порошок маловероятно. Его, как и трилон, следует добывать либо в лаборатории, либо на производствах. Не так давно с экрана телевизора я услышал, будто танин канцерогенен. Никак не берусь прокомментировать подобную информацию, однако что-то сомнительно.

Консерванты

Консервация есть процесс предохранения чего-либо от порчи, в нашем случае – защита реставрированного предмета от неблагоприятных воздействий. Это достигается покрытием поверхности более или менее прочной пленкой. Так, лакокрасочные составы выполняют не только декоративную функцию, но являются заодно консервантами. Таннатирование железа также есть консервация, точнее, ее первый этап, абсолютно недостаточный. Чтобы радикально защитить металл от влаги, требуется нанести еще один слой, плотный, нейтральный и стабильный во времени. В этой связи на ум сразу приходит воск, так как мало найдется на свете столь же долговечных веществ. Исследования показали, что образцы пчелиного воска, относящиеся к самым ранним периодам истории (Вавилон, Египет), практически не изменились за истекшие тысячелетия. Разумеется, это не осталось незамеченным, и вощение веками почиталось как наиболее простой, удобный и надежный способ консервации.

Однако у натурального воска есть существенный недостаток – он липкий. Обработанная поверхность, вне зависимости от толщины наложенного слоя, всегда дает «отлип» тем более явный, чем выше температура. Конечно, на морозе этого нет, но в теплой комнате заметно. В руководствах по уходу за мебелью то и дело встречаются рекомендации типа: «смочить раствором воска в скипидаре, дать подсохнуть и располировать мягкой тряпочкой». Да, это освежит покрытие, но, прикоснувшись рукой, вы непременно обнаружите отпечатки пальцев или всей ладони на его туманном зеркале.

Однажды я был приглашен в огромный богатый дом, хозяйка которого жаловалась на невозможность пользоваться обеденным столом метров шести или восьми в длину. Беда заключалась в том, что некоторое время назад один умелец, начитавшийся старых книжек, покрыл современный, бразильского производства предмет воско-скипидарной мастикой собственного изготовления. Результатом стало то, что хозяева и их гости получили настоящую головную боль – скатерть намертво приклеивалась по всей площади, а в отсутствие таковой приклеивались стаканы, тарелки, бутылки, рукава и локти почтенной публики. На удаление проклятого налета ушло не меньше литра великолепного бензина «Галоша», не считая спирта и скипидара. Мораль: в современных условиях покрывать предметы пчелиным воском не рекомендуется, разве что ими никак не предполагается пользоваться. Гораздо полезнее применить один из синтетических восков, существенно более твердых и вовсе не липких, например модельный, которым пользуются при художественном литье из бронзы. Великолепные результаты дает напыление жидкого защитного обувного воска из аэрозольного баллона с последующей легкой располировкой тканью. Поверхность получается блестящей и скользкой. Существуют и натуральные растительные аналоги, говорить о которых здесь не имеет смысла.

Способ получения раствора или мастики прост до чрезвычайности: в разогретом на водяной бане чистом скипидаре распускают кусочки воска. Чем последнего больше, тем консистентнее финальный продукт. Наносить его удобнее также в нагретом виде, а по возможности и на горячую поверхность. Во всяком случае, в теплом помещении. Излишки тотчас убираются тряпкой, а по остывании поле деятельности тщательно располировывается ею же.

С железными и стальными изделиями проще, поскольку могучая индустрия автокосметики фактически сняла проблему защиты от коррозии, разработав целый ряд прекрасных консервантов для крыльев, порогов, днищ и прочих частей «самобеглых колясок», более всего склонных к ржавчине. Многочисленные российские и зарубежные фирмы выпускают настолько богатый их ассортимент, что бесполезно пытаться запоминать длинный перечень наименований, а лучше выспросить обо всем словоохотливого продавца. Разумеется, черные битумные составы нам не подходят, а вот бесцветные воскосодержащие коктейли типа «Мовиль» бывают хороши для консервации, например, фрагментов старинного вооружения.

Абразивы

Закончим тем, с чего начали. Хотя уже было написано, что химические способы воздействия на предметы старины призваны оградить последние от варварских чисток при помощи абразивов, все же без них никак не обойтись. В арсенале реставраторов в основном присутствуют так называемые «мягкие» абразивы, то есть такие, твердость зерна которых соизмерима с твердостью обрабатываемого материала. Кроме того, по крупности это буквально пыль или мельчайшая пудра, в принципе не способная создавать царапин. Из наиболее ходовых:

Зубной порошок. В дополнительных пояснениях не нуждается, однако лучше выбирать тот, в котором нет добавки бикарбоната натрия (соды), а только чистый мел. Используется, в основном, для чистки предметов из цветных металлов, оставляет после себя гладкую, слегка перламутровую, шелковистую поверхность.

Крокус. Мелкодисперсная окись железа темно-бордового цвета. В отличие от зубного порошка хорошо полирует железо и сталь. Входит в состав полировальных паст, но сегодня (по крайней мере, на просторах России) практически исчезла. Однако крокус несложно получить в домашних условиях путем двукратной прокалки до оранжевого свечения железного купороса.

Венская известь. Состоит главным образом из окиси кальция и магния. В чистом виде представляет собой порошок белого цвета, нежный на ощупь, без примеси песка, кремнезема, окисей алюминия и железа.

Паста ГОИ. Рабочим веществом здесь является окись хрома – чрезвычайно твердый материал. В свое время эта паста разрабатывалась для полировки оптического стекла. В реставрации употребляется для наведения блеска на выступающих фрагментах металлических рельефов и вообще во всех случаях, где желательно «зеркало», однако, затираясь в поры и микротрещины, окись хрома придает поверхности свой зеленый оттенок. Поэтому, если есть выбор, всегда отдавайте предпочтение бесцветным составам, среди которых – обширное семейство алмазных, эльборовых и прочих порошков и паст.

* * *

На этом тему реставрационной химии можно со спокойной совестью закрыть, так как перечисленного с избытком хватит для осуществления всего объема восстановительных работ, какой только может повстречаться вам на бытовом уровне. Конечно, высокопрофессиональная музейная реставрация требует более обширной аптеки, но и задачи, и уровень их решения там несколько иные.

Реставрация дерева

Покупаем старые вещи? – спросил Остап грозно. – Стулья? Потроха? Коробочки от ваксы?

    И. Ильф, Е. Петров. Двенадцать стульев

Наши дома наполнены деревом. Хотя теперь оно чаще выступает под маской безликих стружечных плит, ламината и прочих продуктов переработки, суть не изменилась, а мебельный ассортимент не стал пластмассовым и, надеемся, никогда не станет. Мудрые предки справедливо не жаловали иной утвари, кроме столярной (как будто у них был выбор), следовательно, когда речь заходит о реставрации древесины, подразумевается именно мебель, а также всякие приятные мелочи: рамы для зеркал, шкатулки, корпуса граммофонов и прочие изыски. Есть, правда, громоздкий жанр восстановления и консервации деревянных строений прошлых веков, но это нас не касается.

Увы, сроки жизни чудесного материала малы – кроме разнообразных губительных факторов физического и химического толка, злой рок имеет в запасе целую обойму, скажем так, антропогенных зол, причем как раз в нашей стране именно они возобладали над естественным ходом старения. Если в благословенной Европе за минувшие век-полтора революции с войнами и взбаламутили устоявшийся быт, все их Les ennuis и Die Unannehmlichkeiten (неприятности) не идут в сравнение с масштабом российских бедствий. Постреволюционная разруха подала дурной пример – и в бездонных топках буржуек навсегда исчезли ореховые и краснодеревные гарнитуры, а заодно гектары паркета, в том числе высокохудожественного. Ну, а как сотрудники ЧК сдирали обивку с кожаных кресел, чтобы сшить сапоги, многие из читателей могли видеть в одноименном фильме. Завершила разгром блистательная эпоха 60-х, когда «оттаявшее» население, зачарованное полетами в космос и освоением Антарктиды, вдохновенно вышвырнуло на улицу бабкины буфеты и горки, тем более что вся эта рухлядь стилем и размерами не соответствовала сотням тысяч новеньких малогабаритных «хрущевок».

Один из моих друзей, ныне известный художник Михаил Шелудько, в былые годы работал декоратором при городском ТЮЗе и рассказывал занимательнейшие истории о том, как они ездили на грузовике по дворам и собирали в мусорных кучах бесчисленные и порой уникальные предметы обстановки XIX – начала XX веков, жизненно необходимые для оформления спектаклей. И после, в прохладной тиши закулисья, воплощали режиссерские замыслы, каковые иногда требовали, скажем, укоротить на полметра резной ампирный диван, что и делалось тотчас посредством ножовки.

Постепенно население, слегка уставшее от треугольных торшеров и полированных плоскостей, вдруг вспомнило, как славно было видеть в доме натуральную вещицу, например, столик или шкаф, состоящие не из одних только прямых углов. В результате такого просветления помойки заметно оскудели, а продвинутые старушки стали запрашивать за исхоженные тараканами руины отнюдь не бутылку или две, но достаточно реальные суммы. И все же вплоть до последних дней оставался шанс приобретения какого-нибудь редкого сундука или комода буквально «за так», чем и воспользовалась наиболее прозорливая часть горожан. Но интересен психологический парадокс: приобретя уникальный предмет двухсотлетней давности за литр водки, почти все искренне полагают, что восстановление его в первозданном виде должно обойтись приблизительно так же. И не могут взять в толк, отчего с них дерзко запрашивают, к примеру, четыреста долларов США, назначая притом срок работы в два месяца.

Но книга не об этом, а о том, как лучше и проще собственными руками вытащить с того света любимый дедов стол цельного ореха, с завитками и розочками, изрядно пострадавший от сырости, острого железа и беспечного обращения, в том числе со стороны самого нынешнего реставратора в пору его пребывания в буйном возрасте вивисектора домашней утвари.

Итак, с чего начать? Например, с того, что приятнее и предпочтительнее иметь в качестве объекта работы некоего инвалида, получившего всего одно, хотя и чудовищное, повреждение. В моей практике был такой – настольные часы, фанерованный дубом корпус которых представлял собой разломанный пополам остов, что-то вроде фрегата после Трафальгара, тогда как окружающие части блистали нетронутой девственностью. Потребовалось, не мудрствуя лукаво, аккуратно склеить куски воедино, заделать стык новым шпоном и слегка пройтись лаком. В подобных случаях результат бодрит самого реаниматора, а заказчика повергает в эйфорию – настолько разителен контраст между «до» и «после».

Намного хуже, когда предмет несет на своей относительно целой поверхности множественные мелкие царапины, вмятины, отколы и прочие следы дурного обращения и пережитых невзгод. Мало того, что буквально каждую трещинку (а их десятки и сотни) следует скрупулезно заделать, что вмятины вообще практически не поддаются исправлению, чтобы стало незаметно, – как правило, метаморфоза внешности не дает основания оценить объем и сложность проделанной работы, а потому клиента исподволь душит жаба сомнений, заставляя вспоминать фразу о взаимодействии денег и ветра.

Но самые лихие последствия оставляет длительное воздействие сырости, когда бедная деревяшка томится в открытом всем туманам сарае с земляным полом, то намокая, то подсыхая. Когда же имеется прямое попадание воды (например, течет крыша) – это полный капут, почти не подлежащий восстановлению. В подобных случаях речь может идти лишь об изготовлении более или менее точной реплики.

Нелишне знать, что древесина сохнет на протяжении всей своей жизни. Для одних пород этот процесс протекает быстрее, для других медленнее, но время в конце концов обязательно побеждает. Усыхание вовсе не означает окончательного выветривания одной только влаги, тем более что в комнатных условиях подобное невозможно. Просто год за годом, незаметно и тихо, испаряется вначале вода (до известного предела), затем летучие эфирные соединения, затем более смолистые, тяжелые компоненты, пока перед нами не останется сравнительно чистая, изрядно похудевшая целлюлоза, легкая и какая-то «пустая», точно спрессованная вата. Тот, кто имел дело со старой древесиной (как минимум полувекового возраста), не мог не заметить ее малую прочность и повышенную хрупкость. Чем порода плотнее, тем менее она теряет с годами, оставаясь крепкой и сто, и триста лет. Долгожительством блистают самшит, яблоня, айва, гранат, кизил, фисташка, дуб, ясень, акация, а что касается эбенового дерева и прочих тропических див, их стойкость вовсе немерена. Нетрудно заметить, что все перечисленные навскидку представители растительного царства (стократ большее число не названо) относятся к лиственным породам.

К сожалению, хвойные собратья плетутся в этом соревновании далеко позади, поскольку их древесина насыщена теми самыми летучими соками, что предательски покидают основу, унося с собою и прочность, и вязкость, и вес. Справедливости ради следует оговориться, что и среди хвойных есть удивительные стоики. Так, лиственница не только является самым распространенным деревом нашей страны (вся Сибирь укрыта именно ею), но заодно бьет геронтологические рекорды, мастерски отражая нападки веков и разные тлетворные веяния. Именно поэтому дверные косяки, пороги, оконные рамы и прочие соприкасающиеся с непогодой изделия лучше изготавливать из смолистой, твердокаменной лиственницы. Пишут, что благословенная Венеция вся, от первого до последнего дома, построена на сибирских сваях.

Для простоты подачи и усвоения материала бескрайнее разнообразие видов порчи можно условно разделить следующим образом: дефекты изделий из массива (то есть цельных) и дефекты шпоновых покрытий (поскольку абсолютное большинство домашней утвари как раз фанеровано). В первую группу, конечно, войдут и все типы резьбы по дереву, а их предостаточно – плоская, сквозная, барельефная, вплоть до полнообъемных скульптурных композиций.

Реставрация изделий из массива

Строго говоря, провести четкую грань между образцами именно художественной резьбы по дереву и остальными предметами довольно сложно, так как в старину справедливо чурались гладких плоскостей и углов. Насколько бы ни был прост и незамысловат, скажем, обеденный стол, предназначенный для самого среднего сословия, он обязательно включал элементы декора в виде точеных ножек, перемычек и стяжек хитрого сечения, мудреной обводки столешницы и т. д., вплоть до собственно элементов резьбы. Но главное – необходимости в подобном делении нет никакой, ибо скорбные приметы времени одинаково цепко ложатся как на перлы творчества известного мастера, так и на простую дубовую дверцу мещанского буфета.

Для начала рассмотрим самый привлекательный случай: вам предстоит освежить ничем не поврежденный предмет из крепкой древесины (чаще всего это дуб), с глубокой резьбой, тотально залепленной многолетними наслоениями всевозможных лаков. Мне однажды попался такой – это было неподъемной тяжести кресло, изукрашенное чудесами барочного орнамента (рис. 1).

Утраты ограничивались нижними стяжками ножек, но все равно одр пришлось разобрать на части, как и следует поступать всегда, если только вещь не склеена намертво так, что демонтаж повлечет механические изломы, вмятины и прочие травмы – дурной силой порушить можно все. К счастью, старые клеевые стыки обычно расшатаны, и при аккуратном, умелом подходе превратить конструкцию в штабель первичных деталей не так сложно. Если восполнять нечего, остается хорошенько помыть резьбу растворителем, а гладкие участки проциклевать.

Рис. 1

Здесь необходимо сделать отступление и рассмотреть два базовых приема расчистки деревянных поверхностей, а именно: упомянутые отмывку и циклевку.

Отмывка

Как правило, мыть приходится решительно все, даже после циклевания, так как при этом происходит окончательное растворение и вынос остатков старого покрытия, засевших в порах и трещинах. Кроме того, образовавшаяся политура пропитывает древесину вглубь, укрепляя ее, а также выравнивает тональность, сглаживая контраст между светлыми и темными местами. Когда же перед нами более или менее сложный рельеф, то отмывка является едва ли не единственно допустимым методом, если, конечно, у вас нет маниакального стремления исцарапать резьбу циклями.

Технически мытье состоит в обильном смачивании обрабатываемой поверхности растворителем при помощи большой щетинной кисти. Абсолютно универсальным, безопасным для здоровья и быстродействующим (что немаловажно) химикатом является ацетон. Для того чтобы лишить его тяги к мгновенному испарению и слегка пролонгировать действие, полезно добавить около 30 % скипидара. Чистый ацетон «сушит» поверхность, приводя к появлению белесых полос и пятен, которые отчего-то никак не желают выводиться, а скипидар работает мягко, сохнет долго и тем самым нивелирует процесс.

Не берусь представить, что ждет реставраторов будущего, попади им в руки вещь, крытая одним из современных синтетических лаков, дающих прочнейшую полимерную пленку. Во всяком случае, это будет проблема. К счастью, сегодня расчистка старины элементарна – ведь раньше работали лаком на основе натуральных растительных смол, а все подобные покрытия растворяются спиртом или ацетоном. Конечно, спирт работает четче (да оно и приятнее), но где же его напасешься?

Как правило, за свои 80—100 лет всякий предмет успевает пройти через множество «освежений» и «поновлений», а потому слой самых разных лаков достигает иногда толщины спички, то есть порядка 2 мм. Нетрудно догадаться, что подобная кора отлично маскирует не только мелкие, но даже средней величины элементы декора. Когда мы имеем дело с одними только натуральными лаками, трудностей не возникает, но, увы, я давно заметил среди обширной прослойки населения таинственную тягу к масляной краске. Повинуясь темному влечению, всевозможные бабушки-старушки раз за разом старательно красили свои «мебеля», постепенно одевая их непроницаемой броней окаменелой олифы. Если учесть, что любая краска дает слой более толстый, чем жидкие спиртовые лаки, нетрудно вообразить результат.

Когда вам в руки попадает такое «сокровище», выход один: дать этому панцирю возможность откиснуть и размякнуть хотя бы в течение суток, после чего следует знакомая операция мытья жесткой кистью. Мелкие детали, умещающиеся в емкость наподобие банки или ведерка, лучше полностью (или хотя бы наполовину) залить растворителем, герметизировать любым способом (затянуть полиэтиленом) во избежание испарения и поставить на ночь во дворе или на балконе. Думаю, последнее очевидно, так как вряд ли вы захотите поместить жбан с отравой себе под кровать. Ознакомившись поутру с состоянием «утопленника», вы обнаружите, что неистребимое покрытие размякло, пошло морщинами и легко отваливается от первого прикосновения. Финальное мытье чистым растворителем и энергичный «массаж» кистью представят взору идеальную поверхность древесины без каких бы то ни было дополнений.

Несколько хуже обстоят дела, когда требуется очистить подобным образом крупный фрагмент, поскольку наполнить ванну сотней литров зловонного и дорогого растворителя проблематично. В таких случаях следует плотно обмотать деревяшку старыми ненужными тряпками, положить все это в какой-либо поддон (желательно, но не обязательно), засунуть получившийся кокон в полиэтиленовый мешок без дырок, обильно (чрезвычайно обильно!) полить растворителем, закрыть и забыть на сутки. Впрочем, если обмотка выглядит сухой, химикат придется время от времени добавлять. По истечении срока эффект будет хорош, но все же не такой, как при полноценном погружении.

Именно так я поступил с ажурной решеткой подзеркальной тумбы XIX века (рис. 2), невероятно плотно залепленной чем-то вроде смеси масляной краски с битумным лаком. «Культурный» слой был настолько толстым, что описанную операцию пришлось повторять четырежды, и даже после этого из некоторых углублений глинообразную массу требовалось выковыривать заостренной палочкой. Результат того стоил, в чем вы можете убедиться, глядя на фото.

Рис. 2

Остается добавить, что многочисленные эксперименты с современными средствами для снятия старых покрытий не дают эффекта. Кроме отменной ядовитости (в такие снадобья обычно входит уксусная эссенция, дихлорэтан и прочие ужасы), состав консолидируется с размякшим слоем, образуя клейкое желе, которое нужно соскабливать шпателем (кисть залепляется сразу и напрочь), притом быстро, поскольку вся эта гадость стремительно высыхает, оставляя яркие белые полосы и пятна, проникает в трещины и поры с понятными последствиями. Быть может, для чистки старого подоконника это извинительно, но только не для резной старины.

Циклевание

Проще говоря – соскабливание. Трудно повстречать человека, никогда не сталкивавшегося с необходимостью циклевки, поскольку даже очистка кухонного стола ножом и есть она, родимая. Но настоящее реставрационное циклевание требует особого инструмента и особых навыков, так как в противном случае вы в два счета загубите поверхность, и не как– нибудь, а катастрофически, без надежды на исправление. Самое стойкое, популярное и смертоносное для древесины поветрие – общенародная привычка лихо орудовать стеклышком. Не имея под рукой стальной цикли (реально их требуется несколько, разных очертаний), бьют на куски обломок оконного стекла и во всеоружии импровизированных лезвий принимаются за нелегкое дело. При этом, особенно поначалу, создается иллюзия замечательной эффективности, так как идеально острая грань шутя снимает старый лак (правда, если он не очень толстый и крепкий), но в ближайшем рассмотрении выявляются ужасные детали происходящего.

Дело в том, что стекло никогда не разбивается совершенно ровно, и рабочая кромка обязательно будет иметь небольшие выпуклые и вогнутые участки. Дальше – хуже: после нескольких проходов бритвенно острый край щербится и скалывается с образованием некоей произвольной микропилы. Стоит ли пояснять, какая поверхность остается после такой циклевки? Могу сказать по-русски: обработанная стеклом древесина выглядит точно облезлая мусорная кошка, «лысые», глубоко стесанные участки чередуются с темными, почти не тронутыми, и все это вместе покрыто сеткой мелких царапин, избежать которых невозможно. Наконец, обработать стеклом даже не очень рельефную поверхность с хоть какой-нибудь резьбой – безнадежное занятие. Добавьте сюда обязательные порезы рук, и приговор варварской технологии будет подписан и утвержден.