Портрет «Незнакомка»

Следующая встреча помолвленных молодых людей состоялась в семействе самого императорского лейб-медика Сергея Петровича Боткина. Его сын без желания пригласил в гости к своей семье юную девушку. Поистине они выглядели скорей друзьями, нежели теми, которые должны были скоро пожениться. Сергей Боткин весь вечер коротал больше в обществе своей семьи, практически не замечая невесту. София скромно сидела у края дивана, лишь изредка делала глотки из кружки душистого напитка, завезенного братом Сергея Петровича из новой поставки чайного листа. Дмитрий Петрович Боткин занимался чаевым предпринимательством.

– …И вот, представляете, точь-в-точь, это поразительно! – Боткин бросил взгляд на девушку, как бы вновь оценить разницу между холстом и действительным образом.

– Я знал… мне говорили… да я и сам видел некоторые работы Ивана Николаевича, но этот вариант бесподобен, и четкие линии, и взгляд… – он обернулся на подругу, подарив ей, наконец, улыбку, подавая знак, что помнит ее, – Софы. Это поразительно.

В этот день брат Сергей Петрович, заехавший к ним обговорить некоторые деловые стороны, оставшись на вечер к ужину, предложенному женой Боткина, согласился остаться до утра.

– Ну вот и отлично. После свадьбы портрет можно на чаяние продать, даже знаю кому, Третьякову, он такие вещи любит, я знаю, я пять лет в художественном обществе. Без промедления возьмет. Да и Софии Ивановне приданное будет неплохо.

Дмитрий Боткин уже употребил две чарки водки, предложенной ему Екатериной Алексеевной.

– А нет… Я возьму, – добавил он.

– Дмитрий Петрович, еще чарочку? – предложила Боткина.

– Ээ, нет, милейшая, третью я всегда тока на посошок, ну, если больше не планируется, – пошутил Дмитрий Петрович.

Все, кто был за столом, из гостей подхватили его шутку, посмеявшись.

– А ведь и впрямь, если обратиться сейчас к Третьякову, Софочке приданное какое-никакое будет? – предположила жена Боткина.

– Да что вы? Что Иван Николаевич такой бедный человек? Согласен, быть может, у них не так сейчас с заказами или работой, но ведь он почтенный человек и дает частные уроки, – вступил в полемику брат жениха.

– Да что вы, мы никогда не считаем Софи… – остановилась новая жена Боткина.

Она хотела объяснить о финансовом положении Крамского по сравнению с положением их семьи. Крамские считались для Екатерины Алексеевны не первым планом света, скорее схожим с мещанством, – просто… мы любим ее как свою.

Жена Боткина, кокетничая, улыбалась, стараясь выдавить из себя всю собранную искренность. Она относилась к ней лишь как к дочери известного художника.

– Завтра же, пока я здесь, поговорю с Третьяковым. Ну а кто же все-таки из нас станет в будущем медиком Его Величества, а? – изменил тему Дмитрий Боткин.

С дружелюбным заискиванием поглядывал он на сыновей своего брата.

– В общем, я могу устроить по окончании вашей учебы так, чтобы вы вошли в строй его императорского двора. Александру требуются толковые военные медики и ученые… – подчеркнул он последнее слово.

София Крамская все это время практически не произнесла ни слова, лишь когда нужно было что-то подтвердить, скромно подбрасывала редкие одобряющие слова.

Провожая невесту до ее дома, Боткин все так же влюбленным взглядом прощался с ней, оставшись наедине с собой под упоительный темный вечер тихого проулка Санкт-Петербурга. Снова заморосил дождь, и остановив свободно идущий дилижанс, Сергей Боткин отправился обратно домой.

Несколько дней прошло, прежде чем портрет Софии Ивановны Крамской занял свое место на стенах мецената Павла Третьякова. Трудно решить, кто больше ходатайствовал между собой: жена Сергея Петровича Боткина или же его брат, или же кто-то из его сыновей, внеся лепту в историю их семейства. Но об этом знал весь Петербург, кто хоть как-то был знаком с искусством живописи. И том дне было известно точно всем Третьяковым, Боткиным и Крамским.

Проходя по отделениям помещения, снятого на весь этаж выставочной галереи Третьяковым, со сдерживающим нетерпением двух сестер Третьякова из троих, кроме Александры, вошли они во вторую часть дома. Портрет Софии моментально остановил девочек. Взрослые, кроме Крамского и его жены, в это время их не было, художник был занят творением в мастерской. Здесь присутствовала дочь портретиста с женихом. Третьяков с женой. Каждый имел свою речь. Кто сравнивал, кто удивлялся. Тактичная девушка Александра не без знаний манер светских дам изъявила также свое мнение, она была знакома с Софией еще с детства.

– Ну, Софочка, ты тут хороша, ничего не спорю, – сказала она, сравнивая портрет с оригиналом, – а была такой невзрачной, маленькой, с ежиком вместо волос, а теперь посмотрите, пряма, стройна, приятной внешности дама, прямо aspect agreable[7 - Приятной внешности (фр.).], – улыбалась старшая дочь Третьякова, выражая ей искреннее дружелюбие. Под ее обаяние сдержанной улыбки попал Боткин. Сергей подхватил улыбку Александры, поддерживая дружескую критику дочери мецената.

Минуло бабье лето. Казалось, что называется, начался сезон дождей. Столицу Российской империи буквально залило дождем. Спускались сумерки, лил дождь, отчасти переставая по ночам, под утро вновь заливая вымощенные дороги и тротуары. У Софии с Боткиным подходили последние дни помолвки.

Но однажды София, вернувшись с занятий, сделав несколько важных дел, улеглась на диване в гостиной. Мимо нее прошел отец.

– Доча?! – спросил ее, остановившись на полпути, следуя из мастерской, – что-то случилось?

Переживал Крамской за дочь. София решила в этот момент выпрямиться, чтобы отвести от себя прискорбное настроение, отнюдь не связанное с ненастной погодой. Но уже за окном лучи просветляющего неба освещали бордовый тюль, на котором высвечивались узоры из золотистой нити. В этот момент к ней на колени прыгнула кошка по кличке Соня, и девушка осталась на месте. Крамской внимательно стал всматриваться в опечаленное лицо дочери.

– Соня? Доча? – пытался он достучаться до тайных мыслей ее. – Что случилось с моим рыжиком, а? – по старинке с наигранной серьезностью, но преданной любовью спросил он.

Когда Софии было пять лет и ее можно было подкинуть на руках, дабы отвести скуку либо обиду, это срабатывало. Тут же на детском личике появлялась улыбка, и печаль будто снимало. Но сейчас это был взрослый человек и даже почти замужняя девица.

– Ничего, папа, – она улеглась на диване задумавшись, слегка почесывая за ушком котенка, – все нормально.

Маленькая кошечка заурчала.

– Все хорошо? – Крамской сделал притворный вид, что поверил, но внутри он чувствовал, что что-то неладно. Чтобы не задавать лишних вопросов, в этот момент в его голове рождалась неимоверная идея, как поднять настроение дочери.

– Подожди! – он посчитал, что Софи могла долго не оставаться на своем месте. – Останься здесь. Я кое-что… Ты понимаешь, что я могу сейчас сотворить с таким вот фоном?! Я… я вижу твой портрет!

Он тут же исчез с гостиной и появился с альбомом и простым карандашом в руках.

– Так, рыжик, не двигайся. Вот так…

В этот момент мимо них прошел Анатолий, средний сын Ивана Николаевича. Отчасти любитель колкости и подтрунивания над сестрой на этот раз прошел мимо, заметив туман на лице сестренки.

– Рисуете, па? – спросил он.

– Ага, – сказал художник, пристально срисовывая образ с дочери.

– Так, так… – повторял он, скорее подбадривая дочку, чем действительно был увлечен поиском нужной черты для будущего портрета.

В комнате появилась Софья Николаевна, ей хватило несколько минут, чтобы понять все и, не кривя положением, обнять свое покинутое дитя. Она присела с дочерью, прижав к себе, котенок выпрыгнул из рук девушки. Софи незаметно заплакала. Иван Николаевич понял, что дочка под присмотром, поджав губы, показав сожаление жене, встретив ее подбадривающий взгляд, удалился в мастерскую, там находился еще не законченный портрет Боткина Сергея, несостоявшегося жениха Софи.

– Мама. Ну почему, ну почему он так со мной поступил? Я что, некрасивая? – спрашивала София скорей себя, чем свою мать.

Она посмотрела в глаза матери, та улыбалась ей, встречая ее материнской заботой и поддержкой.

– Ну что ты, дурочка. Ты у меня самая прекрасная на свете девочка, и ты моя дочь, – успокаивала ее София Крамская, – вот увидишь, все будет хорошо и прекрасно.

– Это Сергей тебя обидел? – решилась спросить она.

София снова приподняла лицо от груди матери, посмотрев на нее, и вновь прижалась, обнимая ее.

– Да, – сказала она тихо, – я видела их сегодня. С Сашей Третьяковой. Я решила его встретить возле академии, мы давно не виделись.

– Ну, дорогая, это еще не повод обвинять парня, мало ли что… – старалась успокоить ее София Николаевна.

Девушка поднялась. У нее было заплаканное, но невозмутимое лицо, казалось, детство ее в этот вечер прошло, темные волосы ниспадали до самых плеч. Волосы, которые она так старалась отращивать после болезни. И ниспадающие локоны, которые любил, гладя, убирать ее жених. Она вытерла слезы.

– У них была любовь, мама, – утвердительно прозвучало из уст Софи.

– Ну, это всего могло лишь быть… – не сдавалась София Николаевна.