Секретная папка СС
– Но а все же, Андреас, почему ты вообще полагаешь, что нам именно туда, может, не стоит ломать ноги? – спросил Нильсон.
– Ну как же, вот, – Фильчиган достал из нагрудного кармашка клетчатой рубашки, под жакетом, свернутый листок бумаги, это была копия немецкого документа, – официе гомайнде! – прочитал он.
– Эх, если бы еще что-нибудь в виде цифры, мы бы узнали, в каком именно здании нужно искать символ, – продолжил Фильчиган.
Андреас задумчиво всматривался вдаль, однако не спешил пробираться по неровной местности. Убрал челку со лба, которая часто спадала.
– Я лично думаю, где время помогает схоронить тайны третьего рейха… – размышляя вслух, Фильчиган предполагал следующее направление, но что-то его останавливало.
Сделав несколько нелегких шагов вперед, они едва не увязли в болотине, Нильсон, как всегда, позволил себе несколько горячих выражений, в которых упоминалась преисподняя.
– И вот я еще о чем думаю, Бен, – сказал Фильчиган, стараясь делать осторожные шаги, – как бы часть, эх… – сделал он очередной шаг, держась руками за край бетонной стены, – «мозаики» не оказалась где-нибудь в стенке местной печи.
– Что значит стенки печи? – не понял его Нильсон.
Он уже присматривал, где бы легче пройти к развалинам. Но тут же, остановившись на голос друга, но успел занести ногу, чтобы перешагнуть выглядывавшую из травы арматуру, покрытую ржавчиной. Затем обернулся, недоуменно посмотрев на спутника.
– Ну, я сужу по тому, что осталось, точнее, что нам досталось, – как бы виновато, пояснил Фильчиган.
Нильсон еще раз оглядел место, где они с товарищем оказались.
Бетонную стену разрушенного здания покрывала эрозия, где-то в хаотичном состоянии лежали остатки посеревших балок, досок, куски известнякового кирпича. Он присел на край углубления в стене.
– Эх, – вздохнул он, – курнуть бы сейчас.
Нильсон порылся в карманах брюк, как и в кармане пиджака.
– Да вот лет уже как двадцать ни одной сигаретки…
Вдруг Фильчиган заметил сквозное отверстие чуть больше современного кирпича. Дыра была разворочена так, как если бы из нее пытались вытащить отдельный кирпич или камень, которыми была выложена часть основания бывшего здания. Как можно тщательнее исследовав отверстие, Фильчиган пришел к заключению, что это была всего лишь вентиляционная шахта или сливной канал, где, возможно, некогда было нужником.
С того времени, когда они проснулись в гостинице, прошло больше четырех часов. На циферблате Фильчигана стрелки показывали начало третьего дня, но их исследование, казалось, зашло в тупик.
– Может, перекусим, Андреас? – спросил Нильсон, потерев колени ладонями и слегка постучав по ним, сбивая таким образом нервную дрожь, – хотя, – сквайру уже не хотелось смотреть ни на стены, ни на своего друга-неудачника, – пока мы это будем делать, приятель, у нас начнутся совсем другие поиски. А вот кому нужно будет искать нас в этой глуши…
Нильсон, казалось, еще немного – и сдастся и повернет в сторону такси, но вместо этого он как ни в чем не бывало достал из сумки пирожок и пакет апельсинового сока, принялся обедать. Фильчигану еда, несмотря на его худощавое телосложение, никак не лезла, он лишь сделал три глотка предложенного Нильсоном сока.
– Так дело не пойдет, мы и до вечера не найдем ничего, что нам может помочь, – сказал Фильчиган.
Взмокшая от пота челка Фильчигана, теперь чаще стала спадать ему на лоб. Съев один из пирожков с капустой, Нильсон похвалил местную кулинарию.
– Да, моя Инесса таких штук отродясь не видела, – сказал он, прожевывая еду, – все одни круассаны предпочитает, но она делает замечательный мусс, такой вкусный…. Ты когда-нибудь пробовал мусс из клубники, Андреас? Вот раньше, помню, в молодости она меня этой стряпней и завела к себе под «крылышко», – растянулся в улыбке педагог по физике.
– Разве вы не по любви женились? – удивился Фильчиган.
– Ну что ты, друг, конечно, по любви, как же без любви-то мы могли жить все эти восемнадцать лет, – ухмыльнулся Нильсон, глянув на спутника осуждающим взглядом, – а стряпня ее так понравилась тогда, да и сейчас нравится, что мне захотелось признаться ей в любви, и я сделал ей сразу же предложение.
Фильчиган глубоко вздохнул, и почему-то сразу захотелось немного перекусить. Он принял из рук друга другой пирожок, начиненный яйцом, и не заметил, как съел его.
– Да не переживай ты так, Андреас, будет и у тебя семья, вот найдешь туннель или, как его, проход… – Нильсон улыбнулся, ему хотелось съязвить по поводу канала, но, наблюдая за внезапным приступом меланхолии товарища, решил оставить шутку.
Сквайр поднялся, потянулся, пока социолог пережевывал сырный бутерброд, похожий на хот-дог. застыв в позе горделивого орла.
– Послушай, Андреас, я вот простой учитель по физике, – Нильсон наконец расслабился, – и в немецком мало что понимаю, его приходилось изучать лишь в начальных классах, но не кажется ли тебе, Андреас Раул Фильчиган, что есть нечто странное в этом офицерн… как его?
– Официо гемайнд? – уточнил Фильчиган.
– Да, офици… – Нильсон задумался, действительно ли это слово ему интересно, – что оно вообще означает, Андреас?
Нильсон поднялся и потянулся, как бы между прочим растянув улыбку, заметив любопытствующий взгляд друга, тем самым показывая, что у него нет никакого желания для каких-либо загадок.
– Ты же ведь у нас знаток языков.
Гадая, что подразумевает в своем вопросе сквайр, Фильчиган опустил голову, пожал плечами.
– Только то, что я и перевел, община сотрудников, – обратился он к другу.
Нильсон посмотрел на возвышавшееся над ними прозрачно голубое небо, на часы. Солнце находилось в зените, что соответствовало полуденному времени, на стрелках Нильсона часы показывали без шестнадцати минут третьего. «Если так дело пойдет, – думал сквайр, – и я пробуду в этой дыре, только лишь чтобы узнать северное море, то эта моя большая ошибка». Он попытался забраться на обросший мелкой зеленью некогда служивший основанием строения камень, ухватившись за край развалившейся стены, тут же отстранился, почувствовав неприятную влажность на ладони.
– Вот чертовщина, раздавил, наверно, кого-то, – предположил Нильсон с брезгливым выражением лица, отряхивая ладонь другой ладонью, – или тут все покрыто мхами. Если будем ланчевать, нужно найти какую-нибудь воду.
– Гемайнд… – социолога вдруг посетила внезапная мысль.
Андреас обратился к напарнику, тот, уже оценив оживленность приятеля, старался не сбивать его вопросами, зная, что тот, сосредоточившись, может выложить ему все, что придет ему в голову, даже если это покажется невероятным, но интересным.
– Бен?! А что если примечание «offizier gemeinde» звучит в переводе не как офицерские палаты, а «офизир» означает «главенство»… Кто знает, что немцы считают то, что русские считают за другое?
Сквайр не мог понять, что имеет в виду социолог-философ.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он безучастно.
– Не знаю, – признался Фильчиган, – но я подумал, а что если… ведь так-то «гемайнд» по-немецки означает общину и церковь…
Легкий ветер, пробежавшись по волосам путешественников, словно надоумив учителя физики.
– А что если это словосочетание как?..
– Офизергемайнд, – добавил Фильчиган.
– Означает главную общину, в смысле церковь, – догадался Нильсон.
– …или центральную церковь, если в нацистском документе ведется речь об этом форпосте, – подытожил Фильчиган.
– Точно! – обрадовался сквайр открытию. – Но, – он тут же задумался, – но что это нам даст, Андреас, ты знаешь, где располагалась центральная церковь?
– Кажется, я знаю, – Фильчиган встал с помятой куртки, разложенной на камне, – заинтересовавшись бастионом, я немного стал изучать его по интернету, так вот, Бен, посередине крепости действительно стояла церковь Петра и Павла, построенная по европейскому стандарту, это была англиканская церковь! Теперь мне становится ясно, почему к слову «офизергемайнд» была приписана цифра 4…
Фильчиган обрадовался своему открытию, но более тому, что оно появилось только сейчас, когда они находятся в России и даже в самой Новодвинской крепости, собственно, где и решится их дальнейшее путешествие. Но Нильсону же, наоборот, было все непонятно. Однако радость друга обнадежила Бенджамина, тем что наступил конец их путешествию. И он уже хотел предложить товарищу сворачиваться восвояси, утешая себя из-за их провала, тем, что за всю свою жизнь ему все-таки удалось побывать на родине Ломоносова. Но он посмотрел на друга так, как ждут люди, ожидающие развязку очередной серии сериала, зная: если Фильчиган обрадовался своим мыслям, значит, дальше будет продолжение и, возможно, все-таки конец у этой истории будет как всегда потрясающим.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он.
– Понимаешь, – Фильчиган, выдержав паузу, поразмыслив, обратился к Нильсону, – крепость была одобрена Петром Первым для постройки ее немецкому архитектору, а на западе, в свою очередь, если тебе немного известно, Бен, в те времена знать увлекалась масонским движением.
Бен шутя поиграл бровями, делая вид что пытается что-то вспомнить, пока тот о чем-то думает.
– Ну, кажется, я припоминаю, Френсис Тамболти, английский врач, потрошитель проституток, было мнение, что он был причастен к масонскому движению, только из-за этого не могли доказать, что он был преступником, потому что орден…
– Возможно, – Андреас даже не заметил исторической осведомленности своего друга, когда в другое время он бы удивился этому, но в этот момент его интересовали только его догадки.
– Видимо, Екатерина, его жена, преследовала это движение, – размышлял вслух Фильчиган, – поэтому сейчас так трудно догадаться, что эта цифра, скорей всего, означает литеру d, если опираться, конечно, на тарический алфавит.
– Что за тарический, что это еще за алфавит? – недоумевал Нильсон.
– Он использовался у масонов как шифровальный подбор, а, неважно, – Фильчиган не хотел углубляться в познания истории, даже считая их интересными, так как боялся сбиться смысли.
– И, – вновь задумался философ, – если к слову «гемайнд» добавить слово «деморшие», получается «гемайндеморшие», то есть ктитор. Это слово переводится как староста, секретарь, то есть речь в документе идет о церковном пасторе?! Бен, это гениально! И если это так, надо искать, кто же был главным служителем церкви в то время… Как узнать?
Открытие друга Нильсону ничего не говорило, наоборот, это его еще больше озадачило, он не знал, что ответить.
Друзья, не мешкая собрав вещи, немного обдумав, решили направиться на западную сторону бастиона, где велись раскопки группой студентов, в надежде, что они еще там.
На часах Бена Нильсона стрелки показывали четвертый час дня. Вновь обойдя одноэтажную деревянную постройку, им не пришлось гадать, находится ли здесь команда университетских энтузиастов. Вдалеке они заметили удалявшуюся от них девушку, и, недолго думая, друзья, посмотрев друг на друга, поспешили в ее сторону.
***
Фэргат, водитель автомобиля ВАЗ пятой модели, оперевшись на машину спиной, сложа руки, задумчиво и умиротворенно глядел на заросшее футбольное поле. Когда он заметил возвращавшихся к нему американцев, он, тут же открыв переднюю дверцу, юркнул в кабину, успев повернуть ключ до того, как путешественники поравнялись с еще уцелевшими главными железными воротами в прошлом промышленной зоны УИНа, открывавшими доступ к тропе через некогда искусственно вырытый ров, ведший к летним воротам самой крепости.
– Э-э, – Фильчиган старался подобрать слова, объясняя хорошо понимавшему, но плохо говорившему по-русски азербайджанцу, – понимаете, ай эм нид, сам э… чёрч. Э-э… цьие… цьие…
– Церковь? – с трудом понял его водитель.
– Yes, yes, цьирков, да, – обрадовался Фильчиган взаимному пониманию.
Ему трудно было представить, что в небольшом городе чуть меньше площади Вирджинии уживаются две разные религии и имеют дружественное соседство между собой. Фильчиган предположил, что где-то в христианском городе располагается маленькая мечеть, и посчитал, что лишний раз не помешает уточнить название сооружения, но был весьма удивлен осведомленностью таксиста.
Автомобиль, развернувшись у некогда двухэтажного деревянного здания, направился обратно в город. Путешественники еще раз внимательно, не отрывая взгляда, изучали остатки зоны поселка Конвейер. Где-то оставшиеся железные клинья и колючая проволока, раскинутая по верху еще сохранившихся от поселенцев досок внутреннего забора, изредка пропускали вид кирпичных, опустевших бараков жилой зоны. Как когда-то двести лет назад такими же опустелыми выглядели дома и казармы в самой крепости после ее упразднения.
Минут пятнадцать друзья ехали по чуть более ровной поверхности дороги, уводящей их от древнего форпоста Северной войны.
Каждый был под впечатлением своих мыслей, но Фильчигану не довелось до конца поразмыслить о том, что их поиски все дальше и дальше уводят их от истины или наоборот, приближая их к ней. Слишком уж долгим казался путь упрямому, но охотником до открытий Фильчигану. На этом его мысли превратились в хаос, когда машина, вновь попав на ухабистую дорогу, то и дело заставляла подрыгивать пассажиров на своих местах .
На понтоне, Фэргат, заметил Фильчиган, не высунул локоть в дверное окно машины, а оставил держать руки на руле. Не придав этому значения, откинувшись на спинку мягкого заднего кресла, сквозь приоткрытое окно стал всматриваться в просторы водной глади, строения дальних домов, которые издали выглядели серыми и заброшенными из-за своей несвежести,.
Густота зеленой хвои, расположенной вдоль берега, успокаивала, и легкий ветерок, залетавший сквозь приоткрытое окно, наполнял американца свободой и умиротворением.
«Как здесь хорошо и прекрасно, – думал Фильчиган, – здесь нет такой оживленности, как у нас на пляже, да и спокойствие такое только у нас в парке. А здесь живут просто… семьями».
– Может, выйдем, подышим свежим воздухом, а, Андреас? – предложил Нильсон, словно забыв о сбивчивой дороге.
С его стороны окно оставалось наглухо закрытым. В ответ Фильчиган помотал головой. Ему не хотелось в этот момент ни о чем думать, только впитывать в себя вид пейзажа. Зная отношение к своей жизни россиян и экономику страны, он не решался выйти наружу, и единственным ответственным за свою жизнь лицом он считал водителя этого исчерпавшего себя автомобиля. О чем, конечно, азербайджанец и не догадывался.
Наконец легковушка, съехав с понтона на ровно уложенные цементные плиты, завернув налево, обогнув другую колонну машин, ожидавших переправы, оказалась на знакомой дороге. По памяти они, подготовившись к очередному подскоку колес, американцы мечтали поскорее проскочить мост с такими же неровностями, а там уже недалеко и до центра города, где дорога иноземцев уже могла не беспокоить.
Проехав знакомый заброшенный завод, где на одной из двух труб проявлялись цифры «1970», путешественники не заметили, как от края примыкающей к основной дороге у забора, ограждающего остатки разрушенного дома, затихший белый Logan начал движение.
– …Боб, следи за дорогой, в Техасе расслабимся, – человек в строгом сером костюме сделал замечание водителю белого Renault, заметив, сидя справа от него, как тот провожал взглядом девушку в короткой джинсовой юбке.
Боб выкинул недокуренную сигарету, и они вырулили на главную дорогу. Но, проехав минут десять, водитель заволновался.
– Мне кажется, Фрэнк, или эта колымага ускорилась, – Боб оживился.
– Да, Роберт, если ты сейчас заметил, молодец, – съязвил непоколебимый напарник водителя.
***
Фэргат помнил, о чем они вели разговор с Юрием, увеличил скорость.
Фильчигана клонило ко сну, но мысленно он уже разговаривал со служителем церкви, что не позволяло ему расслабиться. Сквайр Нильсон, видя задумчивый вид товарища, решил отвлечься, наблюдая за проносившейся вдоль двухполосной дороги кустарной и рослой зеленью, бегущей по обеим сторонам , а по встречной полосе расположенный ряд заброшенных деревянных домов. Его лицо оставалось невозмутимым и спокойным до тех пор, пока водитель не свернул резко в сторону, чтобы обогнать идущую перед ними машину. Внезапный поворот машины в сторону словно вывел тело Нильсона из оцепенения, и, пытаясь вспомнить хоть какие-то слова по-русски, позабыв на миг, что он не в Штатах, узнать у Фэргата основания для неожиданного маневра.
– Что, что произошло?! – спросил он, выровнявшись на сиденье, наблюдая через заднее окно за удаляющимся транспортом.
Фэргат словно не слышал сквайра или просто не понимал, что тот ему говорит, не отрываясь от дороги, мчал автомобиль вперед, обогнав отходивший от остановки автобус. Водитель автобуса резко нажал на педаль тормоза, чтобы не допустить аварию, едва заслышав гудевшего мимо проезжавшего азербайджанца.
Водитель черной «пятерки», проводив взглядом через зеркало заднего вида набиравший ход автотранспорт, не снижая скорости с девяноста километров в час, вновь перестроился на дорогу, как только на подставке-чехле в телефоне заиграла мелодичная, напоминавшая восточную музыку мелодия.
Немного сбавив скорость, Фэргат включил мобильный телефон и тут же нажал на другую расположенную рядом клавишу. В маленьком динамике раздался знакомый американцам голос.
– Ну, Фэр, как дела? – спросил голос.
– Хочу кое-что правэрить, Юрий, – сказал азербайджанец, по-прежнему не отводя взгляд от дороги, обогнал еще одну машину.
– Что, зацепило?! – спросили в телефоне.
Сорокалетний азербайджанец не спешил с ответом.
– Я уточню, если повернусь, – сказал обычно спокойный Фэргат, казалось, вошедший в раж.
– Ладно, делай, что хочешь, Фэргат, только привези мне их в сохранности, не хватало, чтобы я лишился клиентов и был оформлен как нелегал, мне нужны права, Фэр, и тебе деньги, ведь так?
Фэргат оценил юмор своего коллеги и приятеля, ухмыльнувшись, он, увеличил скорость, когда тот отключился.
У иностранцев не хватало времени, для того чтобы сосредоточиться и обсудить между собой, что происходит. Но у обоих путешественников составилось мнение, что что-то происходит и этот водитель с иной религиозной верой в российской глубинке делает все, что необходимо.
Проскочив примыкавшую дорогу и тут же фигурную стелу в виде буквы “С”, черного цвета «Жигули» свернули налево между двумя разделительными лесополосами с посаженными на них в ряд березами.
Уже предполагая, где ему развернуться в обратную сторону, Фэргат заметил с левой части дороги мчавшийся белый автомобиль Renault Logan. не показывая свой интерес, он перевел взор на зеркало заднего вида, где отражался разворот иномарки, представляя, что автомобиль действительно преследовал иностранцев. Оставалось несколько минут до центральной дороги. В обзоре зеркала появилось недоуменное лицо Фильчигана.
«Где-то я уже видел этого мужика, или он похож на кого-то…» – подумал Фэргат и выдавил дружелюбную улыбку, создавая впечатление, что все хорошо и под контролем.
Он хотел снять обеспокоенность человека, отражавшегося на заднем сиденье. Но социологу так не показалось. Он бросил короткий взгляд в сторону следовавшей за ними машины и вновь вернулся на отражавшийся в зеркале лоб водителя.
– Why, – начал было задавать вопрос Андреас, но вовремя остановился, принялся подбирать нужные слова, – что есть… почему ми back, обратно?!
Азербайджанец вновь выдавил улыбку.
– Такие здесь правила, – сказал он на исковерканном русском и вновь уставился на дорожное полотно.
Фильчиган снова посмотрел назад, автомобиль до сих пор оставался позади, немного успокоился, но остался в недоумении. Бросил быстрый взгляд на товарища, который в этот момент, уморенный солнечным днем и свежим влажным воздухом, упоенно прикрыв веки, находился в расслабленном состоянии, держась рукой за ручку над дверью.
Наконец «Жигули» черного цвета, вернувшись на свою трассу, спустя тридцать минут были уже в центре города. Проехав площадь, минут через десять, свернув направо, машина остановилась возле недавно отремонтированного дома, ставшего теперь музеем, принадлежавшего больше ста лет назад купчихе. По указанному направлению Фэргата путешественники поспешили к ближайшей церкви.
Никольская церковь входила в архитектуру Соловецкого подворья, образованного после Новодвинской крепости, начиная с переименования этого некогда поселения Новохолмогорска Иваном IV в Архангельск. Церковь полностью соответствовала православно-христианскому строению – позолоченные купола, двухступенчатая проходная пристройка, где незаметно для прохожих стоял человек с подаянием в руках в бедняцкой одежде. Фильчигану на улицах своей родины, как и в Нью-Йорке, ему попадались люди такого потрепанного вида.
Попав внутрь храма, Фильчиган тут же поспешил стать в угол, чтобы быть менее заметным. Внутри было тускло, свет исходил лишь от разноцветных окон, изображающих святого высоко над полом, и мерцания свечей, зажигаемых время от времени прихожанами на подсвечниках.
Ему, жившему на побережьях Атлантики, никогда не приходилось бывать в русской церкви, но по мере учебы в колледже он был немного знаком с христианскими обрядами на Руси и во избежание какиой-либо нелепости решил вначале понаблюдать за их действиями. На потолке изображалась тема бытия, Господа с ангелами. На стенах около четырех метров высотой были, по всей вероятности, отреставрированные образы святых и сюжеты из Библии. При всем этом виде Фильчигана охватило ощущение некоего стеснения и в то же время безопасности. Люди здесь, кто просто постояв, поставив свечу, кто отойдя от иконы, перекрестившись, находясь возле Андреаса, повторно другихсотворив крестное знамение, словно не замечая американца, выходили наружу, открывая массивные двери. Заметив в углу картинку с нарисованным мобильным телефоном, зачеркнутым двумя линиями, Фильчиган поспешил отключить свой сотовик.
Сориентировавшись и обдумав действия, американец подошел к женщине, торговавшей церковной утварью, не решаясь заговорить с ней. Объясняясь жестами, Фильчиган купил у нее свечку чуть тоньше мизинца.
На часах Нильсона было без четверти четыре дня, когда он оказался под аркой цокольного входа, остановившись посмотреть на часы. Тот же легкий ветерок трепал давно потерявшие свою укладку приглаженные волосы, воздух ему казался прохладным, но, наслаждаясь совершенно другой свободой этого старинного русского города, сквайр затянул жилетку, одетую поверх свитера-безрукавки.
Фэргат, из кабины водителя наблюдая за гостем города, не решался подойти к нему, когда рядом с Нильсоном появился второй американец, того словно вытолкнуло из машины. Оглядевшись еще раз вокруг, он на ломаном русском языке, сдерживаясь в жестах, чтобы не выдать себя, попытался объяснить, что происходит.
– Одна машина вас преследует, – сказал он.
Американцы не поняли, но поблагодарили, по их пониманию.
В номере американских путешественников было уже темно, прихожую озарил ярко-желтый свет, едва рука Нильсона нащупала выключатель.
– У-у, – удивился сквайр, посмотрев на дисплей мобильного телефона, найденного в жилетке, – уже одиннадцать м-минут ночи.
Он попытался присвистнуть, но, сдавленный телом Фильчигана, которого он волок на себе, выдул только воздух.
Поправив ношу, Нильсон донес своего изрядно выпившего друга до его кровати и, едва удержавшись между ними, направился в ванную комнату. В отличие от коллеги, предусмотрительный Бенджамин Фицджеральд Нильсон реже стал поддерживать компанию, состоявшую из его коллеги, русского актера, который, встретив их еще утром в столовой отеля, вновь столкнувшись с ними, пригласил их «задержаться», открыв тему об американской киноиндустрии. Далее как после водки пошел коньяк, тактичный Нильсон, мало интересовавшийся жизнью актеров Голливуда, задумавшись, решил проявить некоторую сдержанность. В отличие от него, практически никогда не употреблявшего, Фильчиган, увлекшись рассказами Михаила на его ломанном английском языке, по предложению актера, «для лучшего усваивания языков», не замечал увеличения алкогольной дозы.
Эсквайр проснулся от легкого стука в дверь. По реакции скаута он посмотрел на электронные часы, находившиеся на тумбе стоявшей между стеной и его кроватью, время было 03:43. Немного отрезвев, в первую очередь он бросил кроткий взгляд на своего соседа, Фильчиган залез под одеяло. Свежий воздух из приоткрытого балкона практически удалил неприятный запах. Подойдя к двери скорее из интереса, открыл ее. Нильсон понимал, что он находится в номере, иначе бы поинтересовался целью ночных гостей, прежде чем открыть дверь. Доверчивость Нильсона была обыкновенна.
За дверью стоял человек очень худощавый, рост которого весьма превышал рост Нильсона, темный костюм, облегавший его тело, выделял короткие седые волосы.
– Сэр Нильсон? – спросил незнакомец, выждав несколько секунд, заметив помятое состояние американца.
