Крутой вираж…

Второй раунд Сеня начнет решительно, поскольку почувствует, что может выиграть. С моей стороны – снова глухая защита. А когда он уверует, что полностью ведет бой, я включаюсь и сыграю на опережение. Проведу контратакующую серию с несильными, но акцентированными ударами. И отход. Дальше – в зависимости от результата, но бой уже буду вести я. Показательно, на технику.

Полтора раунда бой проходил в точности с прогнозируемым Виктором сценарием. Но вот, когда в середине второго раунда Виктор провел подготовленную контратакующую серию, Сеня ситуацию оценил неверно – как случайную. Тут же полез вперед – пришлось вновь его жестко остановить. Потом еще раз, и Сеня поплыл. Виктор аккуратно довел бой до конца, стараясь не нанести нокаутирующий удар, поскольку Сеня стал раз за разом подставляться.

В целом, бой получился. Зрители и Полкан были довольны. Полкан шепнул на ухо Виктору:

– Молодец. Давно я хотел, чтобы его кто-нибудь поучил слегка, зазнается парень. – А Сеня расстроился:

– И как тебе удалось перехватить инициативу? Весь бой я вел, осталось чуток и – концовка. – Виктор загадочно улыбнулся:

– Кондратича больше слушай. По себе знаю: когда приходит чувство, что уже что-то можешь, слова тренера начинаешь мимо ушей пропускать. Техника у тебя в порядке. А по части тактики и стратегии, Кондратич тебе наш бой разложит по полочкам. Но в принципе, ты боец. В боксе, да и не только – это главное. Так, что – удачи тебе, Сеня!

Подошел Женька:

– И как ты удержался, чтобы ему не врезать? Как он на тебя попёр, нахал!

– Да ты что Женя? Бой то ведь не реальный – показательный! Если он парень умный, то, все, что я показывал, поймет. Полкан подскажет.

Женька сказал, что куда-то спешит и умотал. А Виктора бой умотал. Он давно не тренировался. Хорошо, что мудрый Полкан остановился только на двух раундах. На большее сил бы уже не хватило. Виктор разделся, взял полотенце и расслаблено побрел в душевые.

Проход из мужской раздевалки в душевые начинался за левым поворотом коридора. Повернув, он вдруг едва не столкнулся…Сначала он увидел узкие ступни ног с наманекюренными ногтями. Подняв глаза, – обомлел. Перед ним стояла стройная, спортивного вида девушка. Если для сокрытия тех или иных недостатков фигуры женский пол умело пользуется предметами женского туалета, покроем одежды, то настоящую красоту можно оценить, лишь убрав все лишнее. Что-то подобное у него промелькнуло в голове, когда он увидел ее. Ладно скроенную по всем законам естественной гармонии молодого женского тела. Лишь лоскут ткани едва прикрывал сокровенное место тела, покрытого густым золотистым загаром. Девушка выглядела столь ослепительно, что у Виктора случился ступор. Он тупо уставился на незнакомку и окаменел. Девушка не смутилась – стояла и улыбалась. Помахав перед его глазами рукой, попыталась оживить:

– Эй, отомри! Ты, что, никогда не видел девочек? Такой большой, пора бы. Будь проще, и народ к тебе потянется! Да тебе, наверное, нужен душ, мужской душ? – Он, молча закивал, не смея смотреть ей в глаза. Она продолжала стоять спокойно, предоставляя ему возможность любоваться собой и потешаясь над его оглупевшим видом.

Затем также невозмутимо произнесла:

– Поворачивай, если сможешь, хи-хи, назад, через два метра повернешь влево. Ты, просто прошел поворот, ведущий в мужской душ. Наверное, давно здесь не был. Теперь мужской душ там, где раньше был женский. Вдогонку крикнула:

– Знакомиться будем потом, подожди меня после душа на выходе.

Они познакомились. Света была волейболисткой и выступала за сборную юношескую команду Запорожья. А здесь как раз проходил чемпионат Украины. Команда проиграла в полуфинале и участницам соревнований теперь представились два дня свободной жизни. Смотрела его бой. Поняла, что он играл с соперником, «как кот с мышью»:

– Ты, что, мастер спорта?

– Первый разряд, но я старше и опытнее. Я курсант авиационного училища. Сейчас в отпуске. А бокс, так – хобби.

Они, как-то сразу почувствовали родственность душ. И их души просили общения. Вдруг она спросила:

– У тебя здесь есть девушка? Нет? Знаешь, в вашем городе я тоже никого не знаю. Давай сегодня я буду твоей девушкой. А ты пригласи меня куда-нибудь. У меня деньги есть, пойдем в ресторан?

– В ресторан? С удовольствием! Только, к сожалению, у меня с деньгами… Подумалось: «Вот дураки, тогда с Женькой все пропили» – Не гоже, когда приглашает девушка. Будем считать, что ты приглашаешь меня взаймы. Все следующие разы – за мной.

Вечер получился. Они много разговаривали, танцевали. Виктор давно не чувствовал себя таким спокойным и умиротворенным. Он проводил ее до гостиницы. Перед тем как расстаться, мучительно соображал: поцеловать – не поцеловать. Она сама приникла к нему:

– Пойдем ко мне? – После несложной комбинации с отвлечением консьержки они прошли на нужный этаж. Здесь сидела дежурная по этажу. Света шепнула ей на ухо необходимые слова, и они прошли в номер. Номер был двухместный. Света сняла обувь, бросила Виктору:

– Располагайся, а я приму душ, переоденусь.

– А как же…Он кивнул на вторую кровать, имея в виду, что в комнате должны проживать двое.

– Это уже не твоя забота. Не забыл, что сегодня я твоя девушка? – добавила: – на целые сутки!

И они нырнули в ночь, как в омут. В ночь нежданного блаженного безумия. Обнявшись, они не отпускали друг друга до утра. Виктор, проваливаясь в короткий сон, продолжал удерживать ее руку. Он впервые познал настоящее счастье близости с женщиной и упивался им вволю. С Настей было совсем по-другому. Недоставало полной открытости, наверное, безумия. Света уже имела некоторый опыт. Вела себя совершенно свободно и естественно. И он на это откликнулся тем же. Сумасшедшая ночь прошла быстро и при расставании их охватила искренняя грусть. К утру он уже признавался ей в любви и готов был провожать ее в родное Запорожье. Света еле отговорила его:

– Затоскуешь – напиши, – и оставила свой адрес. Ему было удивительно, но он не затосковал. Все произошло неожиданно быстро и как-то просто. Почти по-деловому. Период знакомства, ухаживания оказался слишком коротким. Тело ликовало, но в душе зарубки не осталось.

Вдохнув в отпуске глоток вольной жизни, в училище Виктор возвращался с большой неохотой. Когда оказался за забором, навалилась тоска. Приехали и остальные ребята. У всех подавленное настроение – снова казарменная, почти тюремная, жизнь. За пятнадцать минут до контрольного срока появился Генка – бодрый и веселый:

– Что, соколики, приуныли? Радоваться надо, теперь мы – выпускной курс. Это нужно отметить. Что бы вы без меня делали? После отбоя подползайте с закуской. – Генка умудрился притащить две бутылки самогона:

– Первач высшей пробы. Дед специально для сталинских соколят варил. Сам дед всю войну прошел авиамехаником. Летунов звал сталинскими соколами, а технарей – соколятами.

Командир роты Земков, почувствовав, что у курсантов после их отпуска появился некий дух вольности, решил закрутить гайки. Повод нашелся быстро. Обычно раз в месяц каждый взвод участвовал в хозяйственных работах. Чаще всего посылали на железнодорожную станцию, где требовалось разгрузить вагон угля. Почему-то такая работа выполнялась исключительно по ночам. Возможно, считалось неприличным показывать населению курсантов, выполняющих тяжелую грязную работу. В этот раз оказалось, что под разгрузку был подан не один вагон, а два – пришлось выполнять двойную норму. Если обычно часам к четырем утра работа заканчивалась и удавалось до завтрака несколько часов поспать, то в этот раз курсанты вернулись в казарму только к восьми утра. Вернулись уставшими, голодными и злыми.

Поступила команда:

– Умыться, переодеться и через десять минут построение на завтрак. В ответ недовольный ропот: «Дай передохнуть. Что за спешка?» Однако Хвэдя был неумолим:

– Отставить разговоры! Через десять минут построение.

Построились. Появляется сам Земков. Командует:

– На право! Шагом марш! Запевай!

Такой был заведен порядок: почти все передвижения строем должны производиться «с песней». Для этого в каждом взводе существовал штатный «запевала». У нас эту роль выполнял Сашка Бородин. Он заворчал. Тихо, но внятно:

– Он, что, охренел? Не то, что петь – жрать не хочется! Все же затянул:

«Там, где пехота не пройдет…(ать-два), где бронепоезд не промчится… (ать-два), угрюмый танк не проползет …(ать-два), там пролетит стальная птица».

Припев должны бодро подхватить остальные. Остальные молчат. Сашка вновь солирует: «Там, где пехота не пройдет…(ать-два), где бронепоезд не промчится…(ать-два), угрюмый танк не проползет…(ать-два), там пролетит стальная птица».

Новая команда Земкова:

– Взвод, кругом! На исходную позицию – шагом марш!

Земков возвращал взвод два раза. На третий раз он решил усилить силу воспитательного воздействия:

– Взвод! Разойдись! Через две минуты построение с противогазами! – И погнал взвод на трехкилометровый марш – бросок. В противогазах!

В столовой взвод появился через час. Без песни. Еще более злые и еще более усталые. Земков злорадно усмехался.

А зря! Борьба еще не была окончена. И ребята, сговорившись, выложили свой главный козырь – отказались от еды. Сели за столы, посидели положенное время и, не притронувшись к пище, встали и вышли из столовой. Прибежал дежурный офицер по училищу, попытался уговорить – не бузить и вернуться. Не помогло. Это было ЧП! В армии одно из самых серьезных. Доложили начальнику училища. Он обязан доложить еще выше. Обычная разборка с поиском виновных в этой ситуации ничего не давала – среди курсантов отсутствовал единоличный виновник! Зато он был налицо среди командиров. Слишком много он себе позволил. Нарушены были все нормы – работы, отдыха, сна, питания. Земков получил «предупреждение о не полном служебном соответствии».

После этого Земков с курсантами нашего взвода держал дистанцию. Командовал исключительно через своего взводного – старшего лейтенанта Дроздова, который появился у нас в конце первого курса. Дроздов – широкоплечий крепыш с бледно-голубыми глазами и зычным голосом. Настолько зычным, что когда он включал свои голосовые связки на полную мощность, казалось – воробьи с деревьев посыплются на землю. По крайней мере, когда такое случалось, то курсант Суслик обхватывал свою голову руками и наклонялся к земле. Тем ниже, чем зычнее звучал голос взводного. Суслик получил свою кличку не от своей фамилии – Суслов, а за щуплое телосложение и малый рост, при котором он был вынужден постоянно вытягиваться вверх, словно суслик, охраняющий свою норку от нападения копчика. Суслика не обижали. Парень он был простой, добрый и на редкость наивный. До такой степени, что никакого интереса у любителей позубоскалить не вызывал.

Дроздов же поначалу показался нам мужиком суровым, но справедливым. Когда он объявлял взыскание, обязательно уточнял: «Понятно?». И все разумели, что имелось в виду: «Понятно за что? Справедливо?». И тут уж лучше морду недовольно не корчить. А то, как гаркнет: «Чт-о-о?»

Однако вскоре у него обнаружилась одна странность, связанная с прежней профессиональной деятельностью. А служил он и воевал, как оказалось, в войсковой разведке. Ну, понятно, там главная работа: просочиться через линию фронта, языка взять и тому подобное. Вот и у нас он стал…В общем, как привык. Известно, что, при проверке постов, проверяющий должен подходить к часовому в сопровождении «разводящего» открыто, чтобы тот заранее мог обнаружить их приближение. Не дай бог часового «пугать»! Ночью. Многие стоят на посту и без того напуганные. Карабин часового заряжен боевыми патронами, с испугу может и пальнуть.