Курганские

– Мое дело, – сказал неизвестный, – предупредить вас. Мы нормальные люди и не хотим неприятностей ни вам, ни вашим близким. Тем более что вы понимаете, если мы знаем ваш телефон, то, соответственно, знаем и адрес, и даже номер вашей машины.

Я понимал, что все сказанное относится к моей работе с Олегом. Но какую цель преследует неизвестный своим звонком, не понимал.

Наконец, после большой паузы, собеседник продолжил:

– Теперь самое главное. Мне очень бы не хотелось... Вернее, нам бы очень не хотелось, – поправился он, – чтобы вы проявляли активность в связи с какими-либо событиями в отношении вашего подзащитного. Вы понимаете меня?

– Да, понимаю, – ответил я. – Но это моя работа. Кто знает, каковы ее критерии и в чем заключается эта активность?

– Не нужно никакой активности вообще. А лучше всего постарайтесь забыть все и жить нормальной жизнью. Так оно спокойнее будет. Я правильно говорю? – сказал неизвестный, ожидая моего ответа.

Но я промолчал.

– Ну, всего хорошего. Желаю вам успехов и, главное, беречь свое здоровье, – закончил неизвестный. – Всего доброго.

В трубке послышались гудки отбоя.

Звонок был полной неожиданностью для меня. Вроде не угроза, а с другой стороны – предупреждение. Какова цель этого звонка? Что значит – не проявлять активность? Может быть, они знают о моем задании в Голландии, о том, что я должен привезти из банковской ячейки дневники и списки Олега? Тогда почему они ничего не сказали об этом, почему не требуют передачи номеров ячейки и названия банка? В чем заключается моя активность? Я выполняю свои обязанности – хожу в следственный изолятор, разговариваю с ним, ничего более. Да, конечно, я имел несколько встреч – с Борисом Петровичем, с коммерсантом. И что из того? Так все работают... Какая активность и к чему этот звонок?

Наконец наступил понедельник, 19 января 1998 года – этот день я запомнил надолго. Я подъехал к следственному изолятору. Быстро поднявшись на второй этаж, заполнив карточку вызова, протянул ее контролеру. Женщина взяла картотеку, вытащила листок, посмотрела на него и тут же перевела взгляд на меня:

– Вас просили подойти в кабинет номер шестнадцать.

– А что это за кабинет?

– Там находится заместитель начальника учреждения по режиму.

«Так, – подумал я. – Что-то случилось!» Медленно вышел из комнаты, где находилась картотека, и посмотрел по сторонам. Кабинет номер шестнадцать где-то за углом. Я пошел в ту сторону. Ноги будто налились свинцом. «Что же случилось? – думал я. – А вдруг это и для меня тоже опасно? Вдруг он совершил побег или убил кого-то? Вдруг меня сейчас задержат? Что стоит задержать адвоката? Ведь адвокат всегда на стороне подзащитного, а подзащитный – оппонент той организации, в которой он находится... Но в чем я виновен?» Но это моя версия. «Был бы человек, а статья для него всегда найдется», – вспомнил я слова известного специалиста шить дела Вышинского.

Я подошел к двери кабинета. Дверь была металлической, обитой кожзаменителем. С правой стороны висела табличка: «Заместитель начальника учреждения по режиму». Постучал. В кабинете молчали. Попробовал надавить на ручку – дверь была закрыта.

Я немного подождал. В кабинете никого не было. Опять мою голову заполнили неприятные мысли: что же могло случиться с Олегом? Ведь не случайно он выдвинул ультиматум... И имеет ли отношение к случившемуся Борис Петрович? Ну ладно, что гадать, надо набраться терпения. Сейчас я все узнаю, или, по крайней мере, все станет более определенным.

Я снова зашел в картотеку.

– Извините, – подошел я к окошку, – а в шестнадцатом кабинете никого нет.

– Значит, скоро подойдут, – ответила контролер.

– А у вас можно узнать – мой подзащитный жив-здоров?

– Он вам все скажет, – сказала женщина, показывая в сторону кабинета и дав понять, что разговор окончен.

Я вновь вернулся к кабинету зама по режиму.

За время моего отсутствия хозяин кабинета уже пришел. Из-за железной двери доносился его голос. Видимо, он разговаривал с кем-то по телефону. Прислушиваться не имело смысла. Я ждал окончания. Наконец наступила тишина. Я постучал и немного приоткрыл дверь.

За столом в большом кабинете сидел майор, с темными волосами и с усами. Он держал в руке телефонную трубку. Кивнув мне головой, майор сделал приглашающий жест.

Я прошел в кабинет. Майор продолжал держать телефонную трубку около уха. Видимо, молча слушал своего собеседника. Я сел на предложенный стул и огляделся. Кабинет был достаточно просторным, около двадцати пяти квадратных метров. Казенные шкафы, какие-то книги. Посредине – большой стол, у стены три кресла. На столе – три телефона. Два из них были внутренними. Рядом – телевизор с несколькими пультами. Экран телевизора был разделен на четыре части. Каждая часть показывала определенные отсеки следственного изолятора. Нетрудно было догадаться, что сюда выходили все видеокамеры, установленные в тюрьме. Время от времени они меняли режим и показывали разные отсеки: то стену, примыкающую к следственному изолятору, то какой-то коридор, то отсек, то двери следственных кабинетов, то коридор с дверями камер. Таким образом хозяин кабинета мог в течение короткого времени контролировать весь следственный изолятор.

Я стал смотреть на монитор. Хозяин кабинета, перехватив мой взгляд, повернул экран телевизора вправо, показав тем самым, что это не для посторонних взглядов.

Наконец он закончил разговор по телефону, положил трубку и, посмотрев на меня внимательно, сказал:

– Слушаю вас.

Я назвал свою фамилию. Он удивленно посмотрел на меня. Моя фамилия ему ни о чем не говорила.

– Я передал карточку вызова моего клиента, и мне велели зайти к вам.

– Да, да, – сказал майор, – я понял. Вы у нас кто будете?

– Я адвокат.

– Документы у вас есть?

– Конечно, – я достал из кармана свое удостоверение.

Майор взял его, внимательно рассмотрел, потом подвинул к себе папку. На ней я увидел имя, отчество и фамилию своего подзащитного. Майор открыл папку и стал просматривать какие-то находящиеся внутри листки. Я заметил, что в папке находятся все мои листки вызовов. Таким образом, все мои посещения за четыре месяца фиксировались.

Майор просмотрел бумаги. Там находились какие-то рапорты – видимо, конвоиров, коридорных. Их было несколько.

– Вы в курсе дела, что случилось? – спросил он меня.

– Нет. А что случилось?

– Давайте сначала поговорим о вашем клиенте. Вы ничего подозрительного не заметили, когда были у него последний раз? Кстати, когда это было?

Указав на листки в папке, я сказал:

– Вероятно, у вас все отмечено.

– Зачем же так говорить? Когда вы были у него в последний раз? – повторил свой вопрос майор.

– Я был у него в четверг.

– И в четверг вы ничего не заметили подозрительного в его поведении?

– Ничего подозрительного. А что все-таки случилось?

– Он ничем с вами не делился? – будто бы не заметил моего вопроса майор. – Не говорил о проблемах, о конфликтах в камере?

– Да нет, ничего не говорил.

– На волю ничего не просил передать?

– Нет, ничего.