Бандитские жены

– Пройдемте к нам, – предложили они.

Мы направились в обратную сторону и вошли в дверь с табличкой «Оперативники». «Все ясно, – подумал я, – опера хотят снять с меня какую-то информацию».

Мы молча вошли в кабинет.

– Садитесь, – предложили оперативники. – Мы – оперативные работники, ведущие это дело. Вы раньше знали свою подзащитную?

– Ее – нет.

– А ее мужа?

– Мужа тоже не знал.

Весь наш дальнейший разговор крутился вокруг мужа Кристины. Я узнал, что ее муж Игорь представлялся оперативникам лидером одной из самых кровавых группировок, точнее, бригады киллеров, действующей в последнее время в столице. На нем, как сказали они, несколько трупов, и он, соответственно, проходит по нескольким заказным убийствам.

– Понимаете, – обратился ко мне оперативник, – мы не будем скрывать, для нас большой интерес представляет именно он. Ему повезло – жена оказалась порядочной, взяла ствол на себя.

Я молчал.

– Так бы он у нас давно сидел, – продолжил оперативник.

– Раз вы так хорошо знаете, – вставил я, – что он представляет, почему же отпустили его?

– Да, тут мы лоханулись, – вставил второй опер, – растерялись. Не ожидали, что жена возьмет на себя ствол… Вот и пришлось его отпустить. А он сразу раз – и упорхнул. Теперь ищи ветра в поле! Но мы все равно его поймаем. У нас есть козырь – его собственная жена. Мы и не скрываем этого. Так что, если у вас будет возможность переговорить с ним, передайте ему, пусть явится на беседу – жену тут же выпустим.

– Конечно, передам, – сказал я, – если он мне позвонит.

– Вы сейчас в изолятор поедете?

– Да, если вы не против…

– Нет, мы не против. Это ваша работа.

Вскоре мы простились.

Я вышел из отделения милиции, сел в машину и направился в сторону изолятора. По дороге я думал о том, что, когда у двоих находят оружие и один из них «грузится», то есть признается, что оно принадлежит ему, для всех профессионалов и для меня также подобная ситуация не нова. Но тут – случай неординарный: муж – профессионал в своем деле, а жена, со слов Эдика, не у дел, совершенно не разбирающаяся в тонкостях его профессии женщина, вдруг ни с того ни с сего берет пистолет на себя. Очень интересная картина получается! Что же за человек она, Кристина?

Следственный изолятор номер шесть, так называемая женская тюрьма, находился в Текстильщиках. Раньше я там никогда не бывал. Адрес его – Шоссейная улица, дом 92, недалеко от метро «Текстильщики».

Вскоре я свернул на неширокую улицу. Это и была Шоссейная. Теперь оставалось найти дом 92. По всей длине улицы тянулись высокие заборы. Когда-то это была промышленная зона. Промелькнула небольшая церквушка. Может быть, где-то здесь?

Я знал, что изолятор построен недавно. Доехал до церкви и действительно увидел там необычный тюремный комплекс. Он представлял собой достаточно большой квадрат, огороженный металличеcкой оградой. Само здание следственного изолятора было из белого кирпича, по краям здания стояли круглые башенки, напоминающие шахматные ладьи, с небольшими оконцами-прорезями. Само здание прямоугольной формы, шестиэтажное, причем окна длинные, узкие и, казалось, служили лишь для того, чтобы разделять широкие бетонные плиты. Наверху находилось несколько мощных прожекторов. Забор был поверху оплетен несколькими рядами колючей проволоки. Сбоку – несколько вышек с часовыми-охранниками.

Подъехав к воротам, я увидел традиционную надпись: «ГУВД. Следственный изолятор № 6». Тяжелые ворота из черного металла, высотой около шести метров, слева – служебный вход. Я нажал на кнопку. Щелкнул замок зуммера. Дверь открылась.

Проходная была обычной – стеклянная будка, в ней – контролер. Я протянул ему удостоверение адвоката и разрешение следователя. Солдат молча взял мои документы, внимательно посмотрел на фотографию, проверил дату выдачи пропуска и так же молча протянул мне все обратно, нажав на кнопку, махнул мне рукой, показывая, что я могу пройти во внутренние помещения тюрьмы.

Я очутился в просторной комнате, напоминающей картотеку. Подойдя к окошку, протянул свое удостоверение и разрешение на встречу с клиентом. Женщина, сидящая в картотеке, взяла документы, сразу взглянула на фотографию, сличив ее с моим лицом, развернула направление и пододвинула ящик с карточками. Картотечный ящик был деревянным, в нем лежали многочисленные карточки заключенных, напоминающие обыкновенные почтовые открытки.

«Да, – мелькнула мысль, – я-то думал, здесь компьютер стоит. Нажмешь на кнопочку – тебе сразу все о заключенном. А тут – все по-старому: картотека, бумаги…»

Быстро отыскав нужную фамилию, женщина вытащила листок, вписала туда мои данные. Потом протянула мне листок с требованием.

– Заполните, пожалуйста.

Я заполнил стандартное требование: вызывается для беседы такая-то по разрешению следователя, выданному тем-то и тогда-то, и так далее. Протянул листок обратно. Женщина записала на нем номер камеры – 138 и вернула мне.

– Знаете, куда идти? – спросила она.

– Нет.

– Прямо по коридору, на второй этаж. Там следственные кабинеты.

Я взял документ и поднялся на второй этаж. Посредине стояла будка контролера. Женщина-контролер, в форме прапорщика внутренних войск, молча взяла из моих рук документы, выдала жетон:

– Идите в кабинет 41. Скоро ее приведут.

Я пошел по коридору отыскивать нужный кабинет. «Так же, как в Бутырке», – подумал я. Я знал, что до недавнего времени, еще три года назад, пока не была построена женская тюрьма, женщин содержали в следственном изоляторе номер два, в так называемой Бутырке, в женском отсеке, далеко не в хороших условиях. Лет пять назад камеры, как и мужские, были переполнены. В камере, рассчитанной на тридцать человек, находилось по 90. Когда открывали шестой изолятор и показывали по телевидению репортажи, в них хвастались, что это более современная тюрьма, приближенная к международным стандартам.

«Вот сейчас и увидим, насколько они приблизились к международным стандартам», – подумалось мне.

Вошел в кабинет, сел за стол, вокруг которого находились скамейки, намертво привинченные к полу металлическими скобами. Встал, подошел к окну. Окно было очень узеньким. Стены, в отличие от «Матроски» и Бутырки, были выкрашены не в темно-синий мрачный цвет, а в бежевый. «Почти как евростандарт», – ухмыльнувшись, подумал я.

Всегда, когда ждешь клиента, мысленно представляешь, какой человек появится перед тобой. Однако мои мысли не успели зайти далеко. Дверь открылась, и в кабинет вошла стройная девушка небольшого роста, в спортивном костюме. Она протянула мне листок вызова. Я указал ей на скамейку. Судя по всему, она подумала, что перед ней следователь или оперативник, а не адвокат.

Я посмотрел на нее внимательно. Кристина была лет двадцати – двадцати двух, невысокая, с короткими темными волосами, большими голубыми глазами и длинными ресницами. Лицо очень симпатичное, можно сказать, красивое. Сидела спокойно на уголке скамейки, положив руки на колени, молча, дожидаясь моих вопросов.

– Ну что, Кристина, давай знакомиться, – предложил я, сразу перейдя на «ты». – Я твой адвокат, – и назвал себя.

Кристина продолжала сидеть неподвижно, только кивнула головой. Я почувствовал, что она не верит мне. Вероятно, наслушалась рассказов мужа о тюрьмах, о возможных провокациях. Тогда я вспомнил о записке Эдика, молча полез в карман, достал листок бумаги и, зажав его в кулаке, посмотрел на потолок и на стены, отыскивая аппаратуру, установленную в следственном кабинете. Не увидев ничего подозрительного, я медленно протянул ей листок, показав на него глазами: это, мол, для тебя.

Кристина осторожно взяла листок, развернула, прочла записку. Я всматривался в ее лицо. Сначала она читала очень сосредоточенно. Наконец стало заметно, как расслабилось ее лицо. Она улыбнулась.

– Здравствуйте. А я вас знаю.

– Откуда? – удивился я.

– Мне муж про вас рассказывал, и Эдик тоже.

– Надеюсь, только хорошее? – пошутил я.

Она улыбнулась и кивнула головой.

– Ну как ты тут сидишь?

– Ничего, – сказала она. – Вначале было тяжело, конечно, непривычно.

– А в камере много народу? – задал я обычный вопрос.