Записки бандитского адвоката

– Да, возможно. Но учтите, что у вашего подзащитного есть еще и такие серьезные проблемы, которые могут негативно сказаться на вашей безопасности.

– Даже так? Вы, наверное, пытаетесь меня запугать?

– Нет, нет! – возразил Уткин. – Это не по нашей линии.

Он протянул мне две страницы процессуальных документов, а сам начал печатать разрешение на свидание с моим клиентом.

Итак, из обвинения и протокола задержания следовало, что Солоник, под именем Валерий Максимов, был задержан тремя работниками милиции (потом выяснилось, что это сотрудники специальной службы при ГУВД Москвы) – капитаном Игорем Нечаевым, лейтенантом Сергеем Ермаковым и Юрием Киселевым – для выяснения личности. Когда они появились в офисе рынка с целью проверки документов, то Солоник и его подельник Алексей Монин неожиданно вытащили пистолеты и начали стрелять, тяжело ранив троих вышеуказанных милиционеров и сотрудника охранного бюро «Бумеранг» Александра Заярского. Кроме того, они сумели ранить еще двоих сотрудников той же фирмы. Одному из преступников удалось скрыться в Ботаническом саду. Другого, Александра Солоника, настигла пуля, и его смогли задержать. У него был обнаружен девятимиллиметровый пистолет иностранного производства «глок». Вскоре пострадавшие вместе с Солоником были доставлены в институт Склифосовского. Здесь скончались Нечаев, раненный в голову, Ермаков, получивший пулю в живот, и сотрудник «Бумеранга».

Я молча отложил документы в сторону. Присутствующие внимательно следили за моей реакцией.

– Вот видите, товарищ адвокат, – прервал паузу Уткин, – какого негодяя и подлеца вы беретесь защищать! Как вы, вообще, можете его защищать?

Чуть помолчав, я сказал:

– Я понимаю тяжесть обвинения, предъявленного моему клиенту. Но дело в том, что моя функция оговорена в праве каждого на защиту, и меня направило государство. Да, я могу выйти из этого дела, но на мое место придет кто-нибудь другой. Ведь любому, кто подозревается в убийстве, по закону полагается защитник, и вы это знаете не хуже меня.

Уткин смутился, но тут же нашелся:

– А как же ваши моральные принципы? Вы же видите, что он убийца, но не отказываетесь от дела.

– Давайте разберемся, – ответил я, – может быть, он не столь опасен. Ведь он мог убить не всех троих. Это мог сделать и его напарник Алексей Монин или кто-то еще во время перестрелки.

Уткин протянул мне разрешение на визит в следственный изолятор, где находился Солоник. Я взял свое удостоверение, попрощался и вышел из кабинета. В коридоре меня догнал сидевший перед монитором человек и попросил задержаться.

– Я хочу вас предостеречь, – сказал он. – Для вас существует еще одна опасность.

– Какая опасность? – удивился я. – Вы хотите сказать, что работники милиции не простят убийства своих коллег?

– Я этого не отрицаю, – сказал мой собеседник, явно оперативник из МУРа. – И это может случиться. Но главная опасность в том, что ваш клиент сознался, под видеокамерой, на больничной койке, в том, что совершил заказные убийства очень серьезных людей из уголовного мира. Может, это убедит вас не вести дело? – И оперативник продолжил: – Вам о чем-нибудь говорят имена Валерия Длугача, Анатолия Семенова, Владислава Ваннера, Николая Причинина, Виктора Никифорова?

Имена, конечно же, о многом говорили. Валерий Длугач был вор в законе по кличке Глобус, главарь бауманской группировки, пользующийся колоссальным авторитетом в элите преступного мира. Анатолий Семенов, по кличке Рембо, соратник Длугача из той же группировки. Владислав Ваннер, по кличке Бобон, – продолжатель дела Глобуса. Виктор Никифоров – вор в законе по кличке Калина. Ходило очень много слухов о том, что Калина чуть ли не приемный сын самого Япончика – Вячеслава Иванькова. Николай Причинин – лидер ишимской группировки из Тюмени. Это были одни из серьезнейших людей уголовной элиты. Так что моему клиенту грозила большая опасность со стороны «кровников», да и для меня она была реальной.

– Кроме того, – добавил оперативник, – ваш клиент совершил два побега: один из зала суда, при провозглашении первого приговора, а другой – из колонии. Так что вы и сами понимаете, что ему грозит смертная казнь. Никто ему убийства трех милиционеров не простит. Поэтому вашему клиенту терять нечего, и он может решиться даже на то, что захватит кого-либо в заложники, и мне бы очень не хотелось, чтобы этим заложником оказались вы. Впрочем, все решать вам. Мы не собираемся на вас влиять. Но имейте в виду, что развалить это дело или направить его на доследование вам никто не позволит. Поэтому, пожалуйста, решайте сами: хотите работать с ним – работайте…

Первая встреча с Солоником

Из Московской прокуратуры я поехал в «Матросскую тишину» – СИЗО-1. Здесь во внутреннем специальном девятом корпусе и сидел Александр Солоник. Спецкорпус принадлежал некогда КГБ и по-прежнему отличался особой охраной и режимом и практически был тюрьмой в тюрьме. Всю дорогу до «Матросской тишины» я думал только о перспективе оказаться в заложниках. Перед моими глазами маячили телекадры, недавно показанные в криминальной хронике: уголовники в колонии берут в заложники медсестер, работников охраны, посетителей комнат свиданий. Мое воображение сгущало краски, и я видел, как ОМОН или СОБР, вызванные для освобождения заложников, расстреливали не только похитителей, но и жертв. На душе было муторно и от мучивших меня сомнений: а что, если у моего клиента действительно нет никаких шансов? Нетрудно догадаться, что его ждут три приговора: суд, скорее всего, гарантирует ему смертную казнь; работники милиции уберут его прямо в следственном изоляторе (я знал, были такие случаи); наконец, его может не миновать и месть воров в законе и уголовных авторитетов.

Ничего обнадеживающего не приходило в голову, пока я ехал к следственному изолятору. Что за человек мой клиент, я пока не знал, но почему-то представлял его рослым детиной, коротко стриженным, со зловещим лицом, разрисованным татуировками, – такой и глазом не моргнет, схватит меня, приставит заточку или нож к горлу и будет держать в заложниках. Это видение назойливо маячило передо мной, и я даже притормозил у какого-то киоска и купил газовый баллончик. Мне не впервой было сталкиваться с обвиняемыми в убийстве, и в какой-то мере я привык к ним. Но на этот раз меня обуревали противоречивые и тревожные чувства. С таким вот настроением я и приехал в «Матросскую тишину».

На втором этаже я предъявил удостоверение и заполнил карточку вызова на двух моих новых клиентов: Рафика А. и Александра Солоника. Сотрудница изолятора молча взяла карточки и сверила их с записанными в картотеке данными. Красным карандашом она перечеркнула листок вызова Солоника, – это означало, что подследственный особо опасен и склонен к побегу – и тут же приписала ручкой: «Обязательно наручники!»

Час от часу не легче! Сотрудница изолятора спросила:

– Кого первого вызывать?

Как бы раздумывая, я ответил:

– Ну, давайте Рафика, а потом уже второго.

Я поднялся на четвертый этаж в указанный мне кабинет и стал ждать Рафика А. Я вызвал его первым, может быть, потому, что хотел оттянуть встречу с Александром Солоником, как-то успокоиться, подготовиться и настроиться на встрече с ним, освоиться с обстановкой.

Наконец Рафик А. вошел. Он принадлежал к какой-то бандитской группировке и обвинялся в убийстве другого бандита. Парень был не робкого десятка, лет тридцати – тридцати пяти. Злое лицо его вызывало ужас, отталкивало, а одного глаза у него вообще не было. Я заметил на его лице синяки.

Рафик А. вошел с палочкой, одетый в дорогой спортивный костюм и, молча кивнув мне, сразу же сел за стол. Он достал платок и что-то из него вытащил. Это был искусственный глаз.

– Что случилось? – спросил я у него.

– Да вот, вчера заехал в камеру и с ребятами чуть-чуть помахался. Они выбили мне глаз, сучары! Ну ничего, я с ними еще разберусь!

От увиденного легче мне не стало…

Позже, когда удалось выпустить Рафика под залог, я случайно встретил его в Центре международной торговли. Передо мной был спокойный, респектабельный, с шиком одетый мужчина. Мне даже смешно стало: у страха действительно глаза велики, и тогда я просто здорово струсил.

Рафик вручил мне свое предварительное обвинение. Я стал внимательно читать. Гражданин Раф А. находился в вечернее время в одном из ресторанов на Тимирязевской улице после его закрытия. Поссорившись с гражданином С., оказавшимся при последующем опознании авторитетом одной из преступных группировок, он нанес тому три ножевых ранения, после чего гражданин С. через пять часов скончался в Боткинской больнице.

Не успел я дочитать обвинение, как Рафик неожиданно спросил меня:

– А вы давно Машку видели? Когда вы ее увидите?

– Может быть, сегодня увидимся.

– Было бы очень хорошо, это важно. – И, наклонившись ко мне, прошептал на ухо: – Обязательно скажите ей, пусть встретится с иваном[5 - Иван – старший (жарг.).] и узнает: Труба вор или не вор? Пусть пришлет мне постановочную маляву[6 - Малява – записка (жарг.).] с разъяснением. А то я не знаю, как себя вести.

В то время в «Матросской тишине» находился вор в законе Труба, однако обитатели «Матроски» как бы разделились во мнениях: одни признавали Трубу за вора, другие отрицали. Для Рафа было крайне важно это уточнить, потому что если он, по всем воровским криминальным «понятиям», принимает самозванца за вора, то совершает тем самым прокол.

– Обязательно свяжитесь с Машкой, – повторил Раф, – пусть узнает через ребят или на старшего выйдет, но только срочно.

Ну и дела, просто уму непостижимо: человек обвиняется в серьезном преступлении – в убийстве! – и думать бы ему о своем спасении, смягчении наказания, а он волнуется, вор Труба или не вор?

Немного успокоившись, я понял, что сейчас для Рафа важно, конечно, правильно себя преподнести, утвердиться среди сокамерников, а потом уже думать о своей реабилитации.

Дверь неожиданно открылась, и вошел конвоир с листком в руках. Я узнал свой почерк.

– Солоника на допрос вы вызывали? – обратился он ко мне.

Раф вопросительно посмотрел на меня. Я поправил конвоира:

– Не на допрос, а на беседу. Я адвокат.

– Ну да, на беседу, – поправился конвоир, взглянув еще раз на листок.

– Я.

– Так вот, вы должны сначала… Не положено двоих заключенных в одном кабинете держать, поэтому… Когда вы освободитесь?

– Да мы в принципе закончили, так что вводите. А этого можно забрать. – И я показал на Рафа.