Цветение яблонь

– А какие виды яблок тебе больше всего нравятся? – спросил Саша, справившись с волнением.

– Коробовка, но люблю попробовать все, а у нас их больше десяти видов.

– У нас в саду всего пять яблонь. Кстати, коробовка тоже есть, но уже старенькая. Зимой один большой сук отломался, и я его хотел отпилить, но передумал, и не зря. Оказывается, сейчас он цветёт, как никогда. А ведь держится только на коре. Так я его постарался подлечить, замазал варом, замотал. Может быть, доживёт и до следующего года. Я смотрю, и дома у нас почти одинаковые.

– Ещё когда-то совхоз их строил по типовым проектам. А ты видел, какой дом отгрохал Мишка Давыдов? Не дом, а настоящий дворец.

Саша вздохнул.

– Да, но я слышал, что он чем-то нехорошим занимается. Какие-то тёмные дела делает на границе с Россией. Я бы тоже хотел жить в таких хоромах. А ты?

– Большой дом – это неплохо. Но его же убирать, содержать, отапливать надо. Другое дело, была бы семья большая, а так, как у Мишки, семье из трёх человек, зачем такой дом? По мне лучше жить в квартире со всеми удобствами в большом городе. Ладно, пойдём в дом, что-нибудь вкусненькое съедим, – Катя дёрнула парня за руку.

За столом всё та же, но повеселевшая компания вела разговоры на вечную тему – о работе. Любовь Николаевна жаловалась:

– Если произойдёт ограбление моего заведения, то скорой помощи от милиции не дождёшься. Пока наряд приедет из центра, преступников и след простынет. Я почему про это подумала? На днях пришёл в отделение бывший заключённый Женька Платов и давай меня расспрашивать, мол, сколько долларов за один раз может обменять, а сколько купить? И можно ли это сделать в один день? Он мне так задурил голову, что я сказала ему: «Вот когда принесёшь баксы, тогда и будем разговаривать». Если честно сказать, не нравится он мне. Может, банк собирается ограбить?

Лукьянов посуровел.

– Я с ним поговорю. Хватит ему болтаться без дела по посёлку. Будет у меня гайки в тракторах крутить.

– А может, я на него напрасно наговариваю. Губит его водка, из-за которой и докатился однажды до хулиганских действий.

Сергей Иванович поинтересовался:

– У тебя же там, наверное, сейф надёжный для денег стоит?

– Сейф надёжный, но устаревший. Начальство обещало поменять.

– В нашем посёлке некому грабить банки, – сказал Алексей Григорьевич, доливая водки в недопитые стопки, – в криминальном плане у нас тихо. Таких, как Женька, ещё пару наберётся. Есть вернувшихся из заключения ещё пару хулиганов, вы их хорошо знаете. И всё. Пока все они ведут себя тихо. Правда, есть несколько молодых парней, которые мутят воду на границе, но их связи идут в областной центр. Им не до банков. Да, чуть не забыл: пару человек в посёлке занимаются спиртом. Их все знают, в том числе и милиция, но почему-то никто этих ребят не ловит. Но главная беда в нашем посёлке, как и везде, – это пьянство. Народ спивается. Скоро не с кем будет работать. Я тут однажды взял грех на душу, отстегал хворостиной одного землепашца. Приехал я тогда на поле и вижу, как трактор еле ползает, правда, ровно. Я помахал рукой трактористу, тот не замечает, я тогда к нему по пахоте и снова машу, в ответ никакой реакции. Тогда я на ходу залез в трактор, а там дядя Ваня «неживой», но за руль крепко держится. Доехали мы до края поля, отломал я хворостину и давай ей ходить по спине пьяного в стельку тракториста. Теперь он меня стороной обходит. Даже, мне кажется, злобу на меня затаил. А сын его, Васька, кстати, за кражу сидел. Так вот я подумываю ввести в своём хозяйстве что-то наподобие сухого закона. Будет запрещено появление на работе даже с перегаром. А кому приспичит выпить, тот пусть берёт отгул за свой счёт и пьёт сколько влезет.

– Ты прав, Алексей Григорьевич, с пьянством народа надо что-то делать, с пьяницами светлое будущее не построишь, – сказал Сергей Иванович.

– Друзья, давайте в такой чудесный вечер прогуляемся до озера, полюбуемся закатом, цветением яблонь, а потом вернёмся и продолжим приятное застолье, – предложила Любовь Николаевна.

– Мы согласны, – за всех ответила Ирина Матвеевна.

– А молодёжь с вашего позволения останется дома, – сказала Катя.

Алексей Григорьевич взмахнул рукой.

– Прежде чем пойти на прогулку, я хотел бы поделиться некоторыми своими мыслями, о которых ещё никому не говорил. Вы все прекрасно знаете, что весна для меня – напряжённая пора года, и это, прежде всего, из-за посевной. Но в эту пору я в душе ощущаю тревогу, особенно в период цветения садов. И стала она у меня появляться после исповеди одного интересного и в какой-то степени несчастного человека. Однажды он мне сказал, что во время цветения садов, быть может, происходит наивысшее обострение всех или отдельных чувств человека, которые провоцируют его на самые неожиданные поступки и действия. Терпкие, густые, тонкие ароматы садов пьянят голову, душу человека, который под воздействием этого влюбляется, признаётся в любви, открывает в себе таланты, ставит перед собой реальные и нереальные цели. В душе человека появляется ощущение, что он может сделать всё, даже невозможное. Такое ощущение души подхватывают мысли, которые иногда становятся навязчивыми и болезненными, мешающими другим мыслям трезво оценивать возможности и силы. Человек, пленённый роем таких мыслей, решается иногда переступить черту дозволенного, совершает жестокое преступление ради ускорения достижения цели в жизни. И потом, когда сады отцветают и исчезает опьяняющий аромат яблонь, вишен, слив, человек начинает понимать, что совершил страшную, непоправимую ошибку в жизни и что цели можно было достичь, не совершая преступления, а делая праведные, целеустремлённые шаги навстречу к ней. Но бывает уже поздно, человека, вместо исполнения желания, ждёт суровое наказание, – Алексей Григорьевич посмотрел на молодых людей и продолжил. – теперь человек, который мне об этом рассказал, отбывает наказание за убийство женщины с целью обогащения. Не знаю, для чего я это вам поведал, может быть, для пополнения вашего жизненного опыта. Но с тех пор, когда я смотрю на цветущие яблони, в душе появляется тревога, и я сразу вспоминаю рассказ этого странного человека, который был хорошим моим приятелем.

– Твой приятель был психически нездоровым человеком. И весной, особенно в период цветения садов, у него происходило обострение болезни, вылечить которую медицина пока бессильна. Врачи её могут лишь приглушить сильнодействующими препаратами. Слава Богу, у нас в посёлке пока таких людей не наблюдается, хотя я всех пьяниц и тем более алкоголиков считаю психически нездоровыми людьми. К ним же можно причислить и заядлых курильщиков. Алкоголики, в отличие от твоего знакомого, из-за бутылки водки могут совершить преступление и в трескучий мороз, и в жару, – сказала Любовь Николаевна.

– Не будем о грустном. Я, например, заядлый рыбак и иногда думаю про себя, когда сижу зимой над лункой целый день, чтобы поймать ёршика, что у меня с головой тоже не всё в порядке. Все мы немного психически того, – Алексей Григорьевич покрутил пальцем у виска.

– А я заядлый охотник, и тоже могу ползать целый день по кустам и сугробам в поисках добычи. И, наползавшись так, что уже ни ноги ни руки тебя не слушаются, даешь себе обещание больше на охоту не ходить, но уже на следующий день душа вновь зовёт на звериную тропу. Очевидно, у меня тоже с головой не всё в порядке, – сказал Сергей Иванович.

– Из всех этих разговоров я сделала вывод, что самые здоровые в психическом плане – это женщины. Хотя я уже начинаю сомневаться в этом, видя, как женщина, отработав на производстве, бежит в магазин, из магазина с тяжёлыми сумками домой на кухню, чтобы приготовить еду, после этого в доме наводит порядок, занимается с детьми, ласкает мужа, стирает его носки и так далее и тому подобное, – сказала Ирина Матвеевна.

– Дорогие товарищи, давайте выпьем и продолжим дискуссию на эту тему на берегу озера, а лучше поговорим там о любви, о прекрасной нашей земле, – предложил Алексей Григорьевич.

Через некоторое время, когда в доме стало тихо, Катя обратилась к Саше:

– Пошли я покажу тебе свою комнату.

От этих слов парня бросило в жар. У него возникло такое ощущение, что девушка предложила ему посмотреть на её обнажённое тело. Войдя в комнату, Саша, прежде всего, заметил в ней идеальный порядок и пять предметов мебели: кровать, покрытую цветным покрывалом, на котором красовались три пуховые подушки; тумбочку; столик со стулом для подготовки к урокам; шкаф для одежды, на боковой стенке которого висело большое продолговатое зеркало, и книжную полку с книгами отечественных и зарубежных писателей, угрожающе висящую над кроватью. Рядом с полкой висел портрет Сергея Есенина.

Катя, не задумываясь, плюхнулась на кровать, обнажив выше колен красивые ноги. Весеннее солнце ещё не успело замаскировать их ослепительную белизну. Бедный мальчик растерянно смотрел на прекрасную принцессу и не знал, что сказать. Катя, видя замешательство парня, показала ему на стул.

– Ну, как моя комната?

– Уютно. И ты что, всё время поддерживаешь такой порядок?

– А ты как думаешь?

– Я думаю, что это невозможно.

Девушка улыбнулась.

– Правильно мыслишь. Это я специально его навела к вашему приходу. А так у меня сам чёрт ногу сломает.

– Я уж испугался, подумав: «Ну и чистюля эта Катя». Меня родители за бардак в комнате постоянно ругают.

– И мне иногда достаётся.

Саша, всё ещё рассматривая комнату, на тумбочке заметил листок бумаги, в котором прочитал:

Не позволяй себя ты обижать,

себе упасть до метки падших

и быть униженным и унижать

всех на пути твоём представших.

Не позволяй и оскорблять страну,

хоть как бы ты о ней не думал…

Саша удивлённо посмотрел на Катю.

– Неужели ты и это написала сама?

– Как видишь, но ещё не сочинила до конца.

– Катя, можно я сяду рядом с тобой? Что же мне сделать, чтобы быть достойным тебя?