Разведбат. Документальное повествование

«Зачем нам надо уезжать?»

Салех Агаев, заместитель командира батальона по воспитательной работе, майор:

– Эти ребята-срочники подходили ко мне, просили, чтобы их не отправляли на ППД (пункт постоянной дислокации – авт.): «Мы уже всё знаем, зачем нам надо уезжать?». Но приказ не обсуждается, решение было принято на государственном уровне. В сентябре-октябре надо было увольнять и ребят, которые отслужили. Хотя бывало, что и месяц ребята переслужили, никто не ныл.

«Многие даже плакали…»

Яков Чеботарёв, командир разведывательного взвода наблюдения:

– Меня с отделением оставили на какой-то кошаре под Горагорским охранять эту молодежь и ждать зам. командира батальона по вооружению майора Полякова. Заняли круговую оборону. Ребят было – человек тридцать, и все без оружия. У нас осталась БРДМ, пулемёт и моё личное оружие. К вечеру прислали нам на помощь старшего лейтенанта, вооруженца. Определили, где поставить посты. Ночью, чтобы было не так страшно – чёрт его знает, что может случиться – подвинулись к стоявшему рядом полку.

За себя не боялся, а вот за молодёжь – это было всегда. А как раз перед этим чеченцы вырезали в пехоте несколько человек, поэтому мы и боялись, знали, что они ночью с ножами вокруг ходят. Утром вернулись в кошару. Скоро приехал майор Поляков и забрал этих срочников с собой, увёз в Моздок. Как не хотелось этим солдатам уезжать из батальона – многие даже плакали. И стыдно им было перед ребятами, что всего их на полгода младше, а уезжают…

«Уезжали они со слезами…»

Елена Чиж, начальник медслужбы батальона, капитан:

– Когда этих мальчишек-срочников отправляли в Нижний Новгород, они все писали рапорта командиру, чтобы их оставили в батальоне. И ко мне подходили, просили, чтобы я уговорила комбата их оставить. Уезжали они со слезами. Как они не хотели уезжать!

«Были спасены десятки жизней…»

Владимир Самокруткин, командир батальона, подполковник:

– Отправка молодых солдат в казармы из зоны боевых действий – это было мудрое решение. Они были призваны в мае-июне, и мы не успели их подготовить. Этим решением были спасены десятки жизней. Хотя отмечу, что ребята практически все не хотели уходить из батальона. Для батальона эти сорок человек – потеря была не очень серьёзная, нам их сразу компенсировали контрактниками.

С приходом в батальон контрактников, или, как их часто называли – «контрабасов», моральный климат в части стал весьма существенно меняться…

«От законченных подонков до настоящих героев…»

Андрей Середин, заместитель командира разведдесантной роты по воспитательной работе, капитан:

– Первая партия контрактников пришла в батальон под Горагорским. Замена их на срочников, которые отслужили менее полугода, прошла в течение одного дня, поэтому мы не ощутили некомплекта. Многие из контрактников воевали в первой чеченской кампании. Пришли нормальные механики-водители, по крайней мере, такие, кто когда-то водил, сидел за штурвалом БМП, некоторые были из деревенских трактористов. Наводчики пришли – из тех, кто срочку служили на БМП.

В первой партии контрактников, по крайней мере, в РДР, были такие, что пришли воевать сознательно, реально отстаивать интересы Родины, защищать её, были идейно настроены. О том, что приехали сюда зарабатывать деньги, разговоров не было, тем более что конкретных обещаний денег пока и не было – всё на уровне слухов.

Владимир Самокруткин, командир батальона, подполковник:

– Контрактники, которых к нам присылали, все были разные. Контингент – от законченных подонков до настоящих героев. Мы вынуждены были брать тех, кого нам присылали, предварительно отбирать не могли. Есть, допустим, некомплект 30 человек – мне их и привозят на вертолёте. В батальоне с ними и знакомились, распределяли по ротам. Отсеивать непригодных мы не могли. Через 1—2 месяца такие сами уходили.

На боевые никто из контрактников ходить не отказывались, наоборот – рвались, даже из тыловых подразделений. Бывало, что прослужит контрактник месяц, два, три – и начинаются семейные проблемы. То жена заболела, то «кошка сдохла», хотя контракт подписывали на полгода. Приходили, просили расторгнуть контракт и отпустить домой…

«Выпить – дорогое удовольствие…»

Салех Агаев, заместитель командира батальона по воспитательной работе, майор:

– Были контрактники, что нас не устраивали. Однажды застали нетрезвыми двоих. Объявил от имени командира по десять суток ареста, они на это время были лишены «боевых». Рядовой получал в день 810 рублей, сержант – 830. Дорогое это было удовольствие – выпить.

«Надо же стресс снимать…»

Валерий Олиенко, командир отделения управления 2-й разведывательной роты, старшина:

– А расслабляться ведь тоже было надо, после того, как постреляешь, и в тебя постреляют. Понять-то можно. Надо же стресс снимать. Все – взрослые люди. Где находили? А для чего ОБМО существует? Они же ездили в Моздок.

Большинство контрактников – «солдаты удачи». Но некоторые быстро понимали, что здесь стреляют, и – обратно. Сходили один раз на боевые и всё – до свиданья. Написал рапорт, развернулся и поехал домой. Только вроде с человеком сработался, узнал его, а он – уезжает. Других прислали, опять знакомься, узнавай человека. У нас был один капитан внутренних войск, а воевал рядовым. У него на службе были какие-то проблемы. То ли его уволили, то ли сам ушёл. А ходил у нас простым разведчиком. Ну и что, что капитан, чем он отличается от других? Первый набор контрактников – все были классные пацаны, нормальные ребята. Некоторых выгоняли – раз залетел, второй. Сколько можно? Вот и выгоняли.

«Пренебрежения к молодым не было…»

Салех Агаев:

– Первый комплект контрактников был наиболее подготовленный. Ребята были солидные, многие служили в ВДВ, спецназе, разведке.

Контрактники себя «дедами» не чувствовали. Не было такого, чтобы – «Вы, срочники, идёте на боевые, а мы, контрактники, не пойдём». Пренебрежения к молодым не было. Фактов неуставных отношений вообще в той обстановке не было. В первой партии контрактников было много опытных солдат. Они увидели, что и наши солдаты-срочники многое умеют. Относились к ним не как к мальчишкам. Помню, как ко мне подошли контрактники и попросили: «Надо Липатова успокоить – опять хочет с нами идти на боевые». Старые солдаты его жалели, что парню скоро на дембель со срочной, должен остаться в живых, не стоит лишний раз жизнью рисковать.

А бравады не было. Бравада – у пехоты, ей это было больше присуще.

«На войну, как на заработки…»

Андрей Бирюков, начальник штаба батальона, майор:

– Мне запомнился один контрактник, было ему на вид 30 лет. «Живу, – говорит, – в деревне, летом по хозяйству, а зимой делать совершенно нечего. Пока идёт война, я полгода зимой здесь воюю, а на лето уезжаю в деревню». Раньше русские мужики на заработки ездили плотничать, что-нибудь строить, а теперь – воевать…

«Когда протрезвели, свалили по домам…»

Пётр Ерохин, заместитель командира взвода, старшина:

– В 1989 году меня призвали в ВДВ, после учебки попал сапёром в разведроту в Фергану. Знаю, что такое гасить межнациональные конфликты: участвовал в событиях в Узгене, в Оше. После срочной было Приднестровье, Абхазия, первая чеченская кампания. Распад Союза происходил на моих глазах, и параллельно – распад армии. За службу в ВДВ у меня было 54 прыжка – на воду, на ограниченную площадку, затяжные прыжки.

В разведбатальон пришёл по контракту. В Мулино, в казармах, нас собралось триста человек, на пополнение дивизии. Почти сразу же начались пьянки – некоторые водку жрали, как лошади. Орловцы начали панику наводить, что половина группировки в Чечне уже слегла, и нас на убой повезут, поэтому, дескать, давай деньги заберём, аванс, здесь побухаем, там они нам не понадобятся, последний раз погуляем. Нас, несколько человек, которые должны были идти в разведбат, перезнакомились, и я этих пацанов поднимаю на орловцев: «Мразь, вас, из кричащих, половина до Чечни не доедет, в своей блевотине сознание потеряете, остальные – после первого выстрела свалите». Я и Сергей Вихрев осадили этих истериков. Многие из них, когда протрезвели, то свалили по домам.

Через два-три дня пребывания в Чечне половина «контрабасов» стали собираться домой. У нас было два ящика лука заготовлено, я понимал, что впереди зима, пригодится. Так они стали луком кидаться! – «Ублюдки, – говорю, – вы что творите? Вы это добывали? Езжайте отсюда!». И они собираются, а один боец сказал мне, что эти балбесы, наверное, ради шутки напоследок сварили нам в отместку пулемётные ленты. По внешнему виду патронов не увидишь – сварены они или нет, надо проверять. Говорю об этом командиру роты старшему лейтенанту Гагарину: «Надо проверить, отстрелять по десять патронов с каждой ленты». – «Нет! Начнутся вопросы ко мне, почему стрельба! Идите так!». Нам завтра как раз идти на задание. – «Вы в своём уме? А если они сварены, и у меня два пулемёта не будут работать? Это же ляжет подразделение в бою!». Гагарин упёрся. Тогда я сам приказал пацанам отстрелять эти ленты.

На войну едут по разным причинам. Один от жены, кто-то от долгов, от тюрьмы. Причин – масса. Но там остаются только те, кто в голове своей держит цель, что эта война – за Родину. Большинство в батальоне это понимали. Кто хотел только денег, понял, что так тяжело они не зарабатываются, а можно и трупом оказаться. Кто бежал от проблем, тоже поняли, что здесь от них – не отдых, не прогулка. Остальные, у кого был стержень патриотизма, понимали, что это война с демонами за Россию. Чем больше их здесь ляжет, тем меньше будет взрывов в городах России. Только идея движет нормальным воином! Если ты её не найдёшь – тебе на войне делать нечего.

«С алкашом идти в разведку…»

Иван Кузнецов, командир взвода, старший прапорщик:

– Контрактники… Были такие, что прямо говорили: «Приехали за деньгами». С одной стороны их можно понять: развал Союза, безденежье. Были такие, что каждый день находили выпить, я некоторых и трезвыми не видел. Какую-то аптеку принесли, ящик спирта. Зайдёшь в палатку – он спит, проснётся, стакан махнёт, и спать. Майор Паков у таких просто рвал документы: «Уходи отсюда! Ты мне не нужен». Не дай бог с таким алкашом завтра идти в разведку.

А вот срочники, особенно механики-водители – приходят с боевых, и не есть садятся, а оружие чистить, технику готовить. И никто их не заставлял, сами понимали, что завтра тебе ехать на боевую операцию, подведёт оружие или техника – сам погибнешь и товарищей погубишь…

«Хотел заработать на жизнь, а получилось – на смерть…»

Евгений Липатов, старший разведчик-пулемётчик, рядовой:

– В нашей роте тех, кто отслужил год, осталось всего восемь человек, плюс полуторагодичники, тоже несколько человек. Пришли контрактники – кто в первую кампанию был в Чечне, кто в Абхазии, кто в Афгане. Были такие, что без войны уже не могли жить. Где какая-нибудь война – они туда.

У нас костяк из контрактников подобрался хороший. При первом задании – стычка, перестрелка, они сами уже соображали: стоит ли оставаться? И такие отсеивались. Оставались те, кто для себя решил конкретно. А потом нормально стало. Жалко было молодых погибших контрактников, кто только что семью завёл. Сидишь с ним, разговариваешь, а завтра – нет его. Для чего ты сюда приехал, за деньгами? Но мало ли что здесь может случиться! Ладно мы, срочники, ни семьи, ни детей. Хотел заработать на жизнь, а получалось – на смерть…