137-я стрелковая против танков Гудериана

В частях дивизии днём 22 июня прошли митинги, партийные и комсомольские собрания. Все командиры и красноармейцы давали клятву: не щадя жизни выполнить свой воинский долг. После митингов в штабе дивизии прошло совещание командного состава. К этому времени из штаба корпуса пришёл приказ готовиться к маршу на зимние квартиры.

497-й гаубичный, 278-й легко-артиллерийский, 624-й и 409-й стрелковые полки на места постоянной дислокации выехали эшелонами…

Афанасьев М. С.:

– Стали готовиться к возвращению на зимние квартиры в Муром. Там полк стал получать пополнение бойцов из города, посёлков и из районов Горьковской области. Всё это пополнение находилось в школе. Там проходили комиссию, получали обмундирование. Без команды из школы выходить было нельзя. А перед школой было ещё больше провожающих. Все ждали отправки, а она продлилась примерно три дня.

Полк забрал всю материальную часть со своих складов. Полковую школу расформировали по дивизионам полка. Я попал во второй дивизион, где командиром был капитан Найда.

Полк грузился на станции Муром-2. На платформы ставили трактора и орудия, закрепляли для транспортировки. Был такой случай: трактор, гружённый ящиками со снарядами, подъезжая к станции, попал в кювет и накренился на один бок. В кузове сидели три бойца, одного из них придавило ящиками и мне, как жителю Мурома, пришлось везти солдата в железнодорожную больницу.

771-й стреловый полк шёл из полевого лагеря на место постоянной дислокации пешим порядком…

Самойленко А. М., связист 2-го батальона 771-го полка, младший сержант:

– Вечером 22 июня наш полк из Гороховецких лагерей пешком пошёл в Горький, в Красные казармы. Сначала шли организованно, всем полком, но постепенно растянулись. Командиры поторапливали, но никто не реагировал: каждый ушёл в себя, думая о начавшейся войне. Медленно идут час за часом, в пути накапливается усталость. Одни засыпали на ходу, другие падали, где попало, во время коротких привалов, третьи начинали изобретать болезни. Были среди нас и другие ребята – выносливые, сильные, горевшие желанием скорей попасть на фронт. В этой группе нас вырвалось вперед несколько десятков человек. Мы отмеряли километр за километром, каждый старался не отстать, не оказаться слабым. Так минула ночь, наступил рассвет, поднялось солнце. Стала донимать жара, а дороге, казалось, нет конца. Показалась деревня, на ее окраине стоял колодец. Один или два красноармейца бросились к воде, но их остановили: «Товарищи, имейте выдержку, на нас смотрит народ». Действительно, полдеревни собралось у крайнего дома – женщины с детьми. Вдалеке показались отставшие однополчане. Чем ближе они подходили, тем неприглядней картина: многие едва плелись, а такие молодые! Кто-то натёр ноги и теперь поднимал пыль голыми пятками. А как кинулись к колодцу – всей толпой, лезут головами в корыто. Сзади подходят другие, толчея еще больше. Первые признаки войны, с её трудностями, падением нравов…

Наконец, казарма. Получили новое обмундирование, немного поднялось настроение, когда вместо ботинок с обмотками выдали кирзовые сапоги. Получили карабины и технику связи. Мне надо было работать на коротковолновой переносной радиостанции 6-ПК. Станешь ее настраивать – сплошной треск, шум, абонента не слышно…

Немедленно по прибытии на зимние квартиры началась подготовка к отправке дивизии на фронт. Предстояло за короткий срок решить массу проблем: дополучить приписной состав, технику, боеприпасы, продовольствие, лошадей, сено для них. Надо было всю технику и снаряжение быстро погрузить на платформы и в вагоны. Штабы дивизии и полков, все командиры в эти часы работали, не смыкая глаз.

«Быстро и без суеты…»

Федосеев И. А., командир взвода 238-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона, лейтенант:

– В пять часов утра 23 июня мне принесли повестку из военкомата. В то время я жил в Горьком на улице Соревнования, а военкомат находился на улице Маяковского. Не теряя времени, простился с родными и побежал в военкомат. Оттуда меня направили в часть. Наш дивизион формировался в школе на Караваихе. Быстро и без суеты взвод получил положенное по штату вооружение и вскоре был готов к отправке на фронт…

Червов А. А., радиотехник батальона связи дивизии, капитан в отставке:

– А я попал на войну, как говорится, «с корабля на бал»: ехал на теплоходе из Васильсурского дома отдыха. На подходе к Горькому услышал по радио сообщение о начале войны. Сошёл с трапа, быстро сбегал домой – повестка была уже на столе, собрался, и в часть…

Иванов Е. В., политрук батареи 45-миллиметровых орудий 771-го стрелкового полка, подполковник в отставке:

– Командиру нашей батареи лейтенанту Терещенко, старшине и мне, как политруку, хлопот в эти дни досталось особенно много, хотя все были и не новички в полку. Нужно было принять и обмундировать пополнение, получить новые орудия и боеприпасы на батарею, повозки, продовольствие на дорогу, сено для коней. Опыт и организаторские способности нашего старшины Петра Иванова проявились здесь в полной мере. Мне главное внимание в эти дни пришлось уделять политработе. Упор в ней делал на индивидуальное изучение каждого бойца. Почему это было важно? Дело в том, что костях батареи состоял из красноармейцев и сержантов призыва 39—40-го годов. Это были двадцатилетние парни, почти все комсомольцы. Все они получили хорошую армейскую закалку, буквально рвались в бой и вообще были настроены очень воинственно, о доме беспокоились меньше всего. Другое дело – бойцы из запаса, оставившие дома семьи. Часто вместе с такими призывниками в казарму приходили их жёны и дети, начинались слезы. Надо было успокоить людей, убедить их в неизбежности нашей победы, что «русские прусских всегда бивали»…

23 июня в казармы стали прибывать первые мобилизованные из рабочих районов Горького, из колхозов Павловского, Богородского, Дальне-Константиновского, Арзамасского районов области… Если бы знать тогда этим мужикам, еще вчера вкалывавшим на сенокосе, как сложатся их судьбы…

…Летом 1987 года я приехал в Павлово и зашёл в райвоенкомат. Спросил девушку-секретаря, можно ли найти списки мобилизованных в годы Великой Отечественной войны. Девушка, словно ждала вопроса, молча подала увесистый том. На первой же странице – список мобилизованных, в основном в 771-й стрелковый полк. За несколько часов переписал его полностью – все 940 фамилий. Очень редко в списке попадались отметки о гибели, хотя к тому времени я знал, что домой из полка вернулось очень мало. Потребовалось несколько лет упорной работы, чтобы с помощью Павловского районного совета ветеранов установить, как сложились судьбы этих солдат.

Из 940 павловчан, призванных в 137-ю дивизию, числятся погибшими в боях 206 человек, еще 14 – умершими от ран. Время и место гибели – от первых боев, до последнего дня войны, от Могилевской области, до Берлина. В плену погибли 33 человека, причем в основном это данные из гитлеровских концлагерей. С немецкой педантичностью отмечены дата и место гибели. Больше всех в списке оказалось без вести пропавших – 579 фамилий. Судьбы еще 68 человек установить не удалось. А домой вернулись лишь 40 человек. Немногие из них дожили до старости…

Усилиями энтузиастов удалось вернуть из забвения десятки имён погибших солдат-павловчан. Так в селе Абабково бывший секретарь сельсовета Анна Фёдоровна Сокрутанова нашла и сохранила 19 фотографий своих земляков, мобилизованных в 771-й полк. Сорок пять мужчин ушли тогда в полк из этого села. Домой вернулись только 8 человек.

В школе села Лаптево Павловского района создан музей 771-го полка. Учителя и школьники установили судьбы многих солдат-земляков, нашли их родственников.

Тяжко читать этот список из почти тысячи фамилий, где на каждой строчке: «Погиб… Пропал без вести… Умер в плену… Судьба неизвестна…»

Поисковики из арзамасского отряда «Рассвет» по данным райвоенкомата так же провели работу по установлению судеб 1120 призванных земляков в 624-й стрелковый и 278-й легко-артиллерийский полки: пропали без вести – 294 человека, погибли в плену – 22, погибли в боях или умерли от ран – 107, вернулись после войны домой – 22, судьба неизвестна – 674 человека.

И вот наступил день отправки дивизии на фронт – 26 июня…

«Многие плачут навзрыд…»

Шапошникова Татьяна Тихоновна, жена капитана Шапошникова:

– После возвращения домой из летних лагерей я не видела мужа четыре дня. Он забежал ночью, проститься. Похудевший, глаза ввалились. – «Три ночи не спал… Если не будешь плакать, – сказал, – то возьмём с собой на вокзал»… Но как я могла обещать не плакать…

Бельков П. И., политрук стрелковой роты 771-го полка, подполковник в отставке:

– Дали приказ на построение. Звучат команды, и вот батальоны из Красных казарм стройными колоннами идут к Московскому вокзалу. На улицах тысячи горьковчан, все понимают, что мы уходим на фронт, а уходили мы первыми. Нет-нет, да и оглянется кто-нибудь из бойцов на город: «Доведётся ли вернуться…». На вокзале прошёл митинг. Провожали нас первый секретарь Горьковского обкома партии Родионов, председатель облисполкома Третьяков и начальник гарнизона генерал-майор Ерёмин. Это были замечательные люди, сколько они сделали для дивизии, все мы знали хорошо, ничего для нас не жалели. Наконец, подали команду грузиться в эшелон, сводный оркестр заиграл выжимающий слёзы марш «Прощание славянки». Загудел паровоз, тронулся эшелон, набирая ход, замелькали платки, женщины со слезами на глазах…

Коробков А. А., телефонист 246-го отдельного батальона связи дивизии:

– А мы, несколько друзей, пока шла погрузка в эшелон и прощание, успели сбегать в привокзальный киоск и выпили «на посошок» по стакану красного вина. Я был уверен, что вина выпил последний раз в жизни: все равно убьют…

Так эшелон за эшелоном, из Горького, Арзамаса, Мурома и Саранска отправлялись на запад полки 137-й стрелковой дивизии…

Прощай, отчий край,
Ты нас вспоминай,
Прощай, милый взгляд,
Не все из нас придут назад…

Александров А. А.:

– Станция Арзамас-2 гудела, как растревоженный улей. В ожидании отправки эшелона играл духовой оркестр, люди танцевали, плясали под гармони, всюду были слышны песни. Лица тех, кто отправлялся на фронт и тех, кто провожал, были весёлыми, с оттенком некоторой грусти и тревоги. У эшелона то дело было слышно: «Арзамасцы! Земляки! Ждите нас, вернёмся с победой!» Наш эшелон уходил первым, около полуночи…

Набель Н. А., ветеринарный врач 624-го стрелкового полка, майор ветслужбы в отставке:

– Напряжение отправки нарастало с каждым часом. Мы уезжали четвёртым эшелоном, часов в шестнадцать. При погрузке большинство бойцов и командиров прощались со своими родными. Всюду плакали и причитали. На команду «По вагонам!» реагировали далеко не все. Паровоз пыхтел и свистел, призывая к посадке, но проводы продолжались. Наконец, эшелон тронулся и медленно пошёл вперёд. Со всех сторон к вагонам бегут люди, вскакивают на ходу на подножки. Женщины бегут за эшелоном, многие плачут навзрыд. Такого всеобщего плача я никогда ещё не видел, он долго словно висел в воздухе…

Мелёшин С. Г., фельдшер 497-го ГАП, майор медицинской службы:

– Еще до войны из состава полка была отозвана большая группа рядовых и младших командиров для обучения в артучилищах. Вместо убывших полк пополнился до штатов военного времени добровольцами и мобилизованными муромцами. Через три дня полк завершил мобилизацию, получил боевую технику, новое обмундирование, снаряжение и боеприпасы. Первый секретарь ВКП (б) г. Мурома Москвин отдал командиру полка майору Малых свою легковую машину.

27—28 июня отправились на фронт 1-й и 2-й дивизионы. Первый эшелон вели лучший машинист Муромского депо Георгий Матвеевич Чернов, ставший через два года Героем Социалистического труда, и Николай Иванович Зуев. 29 июня от станции Муром отошёл 3-й дивизион капитана П. П. Гусева. Правда, до места дислокации не добрался. Третий дивизион воевал на других участках фронта.

Набирая ход, эшелоны спешили на запад. Чтобы перебросить дивизию на фронт, потребовалось 36 эшелонов. К моменту отправки в 137-й стрелковой насчитывалось свыше 14 тысяч человек, около трех тысяч лошадей, до 200 орудий и минометов, сотни автомашин, тракторов, повозок. Это был огромный, сложный организм, и мощная боевая единица с хорошо подготовленным личным составом. Шесть командиров в дивизии имели звание полковника на момент отправки на фронт, резерв младших командиров составлял до 200 человек.

Терещенко Б. Т., командир батареи 45-миллиметровых орудий 771-го стрелкового полка, подполковник в отставке:

– Всех нас, конечно, интересовал вопрос: куда же мы попадём, на какой участок фронта. Строили самые различные предположения. В Москве наш эшелон встретил секретарь ВКП\б\ товарищ Щербаков. Спросил, как настроение, поговорил с бойцами, а потом обронил фразу: «Ну что, выдержат сапоги Пинские болота?» – «В Белоруссию едем!» – мелькнула у меня мысль.

Федосеев И. А.:

– Я ехал в одном вагоне с бойцами. Настроение у всех было хорошее, боевое, даже песни пели. Беседовали, как в семье. Я читал вслух книгу Николая Островского «Как закалялась сталь», которую взял с собой. Такая товарищеская атмосфера на пути к фронту помогла лучше узнать друг друга, а это потом помогло нам в боях…

Они были каждый со своими мыслями и надеждами. Никто из них не мог знать, какая выпадет судьба на войне. Ехали и пятеро друзей-артиллеристов, молодые лейтенанты Борис Терещенко, Евгений Иванов, Николай Агарышев, Василий Соса, Георгий Похлебаев. Могли ли они даже подумать тогда, что один из них погибнет в первом бою, и друзья, с которыми прожил два мирных года, сами похоронят его у пыльной белорусской дороги. Другой будет раздавлен танком, но чудом выживет, снова попадет на фронт, дойдёт до Берлина командиром полка и станет первым комендантом рейхсканцелярии. Третий погибнет через два месяца в разведке, и его даже не сумеют похоронить. Двое других пройдут всю войну до конца, но судьба их разведёт, и они снова встретятся спустя несколько десятилетий, седые и израненные…