– Я не летчик. Был заместителем командира эскадрона, а не эскадрильи.
– Ничего, научим, было бы желание.
Но все же полетать Самойленко не удалось. Всю войну служил в стрелковой дивизии. Вскоре был назначен начальником отдела контрразведки «СМЕРШ» стрелкового полка. Победу встретил в Чехословакии. Потом была еще одна война – на Дальнем Востоке.
Если бы тогда, утром 22 июня 41-го, Георгию Самойленко сказали, что через пять лет он окажется на другом конце земли – в Порт-Артуре – живым и здоровым, начальником разведки 203-й стрелковой дивизии, а позади будут тысячи километров дорог с боями, три ранения, контузия и десятки возможностей погибнуть, он, наверное, не поверил бы в такой «роман».
СМЕРТЬ НА ВОЙНЕ
Первым о том, сколько людей потеряла наша страна в годы Великой Отечественной войны, сказал И. Сталин – 7 млн человек. В 1965 году Н. Хрущев назвал новую цифру – 20 млн. Долгие годы эта цифра никем не оспаривалась, хотя многие понимали, что абсолютно точной се назвать нельзя. Несколько лет назад стали говорить о 27 млн погибших, последнее время в ряде публикаций появились цифры 44, 46 и даже 50 млн потерь.
Сколько же на самом деле потеряла наша страна своих граждан в годы войны? Споры об этом до сих пор не утихают среди историков и специалистов.
По страницам многих изданий, перекочевывая из одного в другое, гуляют утверждения, что Красная Армия в войне с Германией «завалила ее трупами и залила кровью своих солдат». Приводятся соотношения боевых потерь 10 к 1 и даже 14 к 1 в пользу Германии.
Почти полвека прошло с окончания войны, но до сих пор сказать точно, сколько же погибшими мы потеряли на войне, очень трудно, хотя различных исследований проведено было много, и не только в нашей стране. Оценка общего числа потерь воюющих стран является одним из важнейших критериев уровня военного искусства. Наконец, нам необходима и правда о потерях без политической конъюнктуры.
Впервые цифры боевых потерь Красной Армии, о чем вообще можно было спорить, появились только на Западе в 1950 году от дезертировавшего полковника Калинова. Он сначала привел цифру в 13,6 млн, потом поднял ее до 14,7 млн. Потери Германии на Восточном фронте он оценивал в 3,2 млн. То есть соотношение потерь – 4,6 к 1 в пользу Германии. Интересно, что германские исследователи в то время соотношение потерь вывели как 4,5 к 1 в их пользу. Эти цифры потерь Красной Армии советские историки сочли завышенными.
Подсчет потерь нашей страны осложняется многими факторами. Начать хотя бы с того, что историки до сих пор приводят разные цифры, сколько же было у нас населения накануне войны, потому что перепись в то время не проводилась. Оценки самые разные: 191,7 и 194,1 млн в 1940 году, 197,1 и 200,1 млн к 22 июня 1941 года, и намного меньше – 189,8 млн. В 1945 году население СССР составило 168 млн человек, но это опять же оценка, а не по переписи. С учетом нереализованного естественного прироста в 10,38 млн демографические потери в войне составили 32 млн 163 тысячи. Но записывать неродившихся детей в боевые потери по меньшей мере нечестно, поэтому важно знать, сколько же точно потеряла в боях наша армия и сколько погибло мирных жителей. Иначе, если приплюсовывать к погибшим в боях солдатам мирных женщин, детей и стариков, уничтоженных карателями, то соотношение боевых потерь будет не в пользу Красной Армии и действительно очень значительным.
Очень непросто было подсчитать, сколько же погибло во время войны мирных жителей. Гитлеровцы уничтожали их целыми деревнями, не считая, в концлагерях, в гетто. Немало людей судьба разметала по разным странам мира. Так, считается, что не вернулись в СССР после войны более 450 тысяч человек, оказавшихся в западной зоне. Для страны они потеряны и вошли в число потерь, но ведь люди остались живы.
В целом же большое количество погибших в войну в нашей стране объясняется не только ошибками Сталина и командования, но и высокой технической оснащенностью воюющих сторон, большой огневой и разрушительной силой оружия и прежде всего тем, что гитлеровцы проводили чудовищный по своим масштабам геноцид в отношении мирного населения.
Особенно большие боевые потери Красная Армия понесла летом и осенью 1941 года. В процентном отношении это составляет 27,8 от их общего количества за войну. На 1942 год приходится 28,9 проц., на 1943-й – 20,5, 1944-й – 15,6, на 1945-й – 7,1 проц. При этом следует учесть, что Красная Армия из 4 лет войны наступала 3 года и прошла на запад вдвое большее расстояние, чем германская на восток в 41— 42-м годах.
Тяжелые потери нашей армии 1941 года усугубились частыми лобовыми атаками без должной подготовки, неподготовленностью операций в целом, не хватало и опыта. Кроме того, были допущены крупные ошибки высшего командования, которые привели к тому, что в окружение попадали большие массы войск. Именно этим объясняется, что в 1941 году огромное количество советских солдат попало в плен. Кстати, и эта цифра до сих пор точно не определена. По данным генштаба вермахта, всего было взято в плен 5 млн 734 тыс. 580 советских солдат. Однако советские исследователи считают, что эта цифра завышена, поскольку гитлеровцы включали в число пленных и значительное количество людей из мирного населения. У разных исследователей приводится и различное количество советских солдат, попавших в плен. Так, Б. Соколов приводит цифру 6,2 млн. По данным же американского генерала Вуда, проводившего свои исследования, в плен попали в общей сложности 4 млн советских солдат. По данным же советских исследователей, пропало без вести в годы войны 4,5 млн солдат; при этом считается, что 500 тысяч из них не были в плену, а перешли к партизанам или растворились среди местного населения. Разные цифры и по погибшим в плену. По одним данным – 2 млн, по другим – 3,3. Вернулись из плена 1,8 млн советских солдат, с неустановленной судьбой считаются от 1,9 до 3,6 млн военнопленных. Большинство их, очевидно, погибли. Особенно много советских военнопленных погибли в конце 41-го – начале 42-го: из 3,35 млн более 2 млн человек, по немецким данным. Ежедневно погибали в это время в плену в среднем 6 тысяч человек. Погибшие в плену отнесены, и это справедливо, к безвозвратным боевым потерям. Но ведь погибли эти солдаты не на поле боя, то есть зачитывать их в боевой успех германской армии будет несправедливо.
По немецким данным, только к 11 июля 1941 года в плен попали 360 тысяч советских солдат. В районе Белостока – Минска было взято в плен 323 тысячи человек, под Уманью – 102, в районе Смоленска – Рославля – 348 тысяч, под Киевом, по немецким данным опять же, 665 тысяч, в районе Вязьмы и Брянска – 662 тысячи. Это только наиболее крупные «котлы» 1941 года. Советские исследователи считают, что эти цифры значительно преувеличены. Так, под Киевом не могло столько человек попасть в плен, поскольку на фронте там было чуть более 450 тысяч бойцов, и многие из них погибли в боях или вырвались из окружения.
Учет попавших в плен не может быть точен и потому, что значительная часть солдат попадала в плен не один раз, после побегов, другие бежавшие попадали в партизаны или на фронт и могли быть дважды засчитаны, как попавшие в плен и погибшие.
Особенно сложно было вести учет потерь в 41-м году, поскольку в окружение попадали большие массы войск, где люди гибли или пропадали без вести, а документов об этом не сохранилось. Автору этих строк в 70-е годы довелось работать в Центральном архиве Министерства обороны над историей 137-й стрелковой дивизии, судьба которой во многом характерна для Красной Армии в целом. В то время исследователям категорически запрещено было выписывать из документов цифры потерь. Правда, это делалось тайком и условными обозначениями. Тогда удалось познакомиться и с историками, которые непосредственно работали над этой проблемой. Свои сведения они тоже держали в секрете. Вообще подсчет потерь – это адский труд: необходимо было изучить сводки всех воинских частей, а в Красной Армии только стрелковых дивизий было более.400. Многие документы не сохранились, так, в фонде 137-й стрелковой дивизии после трех окружений сводки потерь можно было брать только с ноября 41-го года.
По данным советских исследователей, только в 41-м году Красная Армия потеряла 5,3 млн убитыми и пропавшими без вести, а на 1 марта 42-го года потери составили 6,5 млн. При этом, правда, надо учесть, что больше половины из них – пропавшие без вести. Только за первые три недели войны 28 дивизий Красной Армии были полностью разгромлены, еще 72 дивизии потеряли более половины своего состава. Общие потери в людях только за это время составили более 800 тысяч человек.
Когда фронт относительно стабилизировался, учет боевых потерь был налажен. Есть точные сведения по 32 наступательным операциям, которые проводила Красная Армия в 42—45-м годах. В зимнюю кампанию 41-42-го года безвозвратные потери нашей армии составили 446,7 тысячи человек, у гитлеровцев за этот же период – 118,95 тысячи. Точных данных по потерям летней кампании 42-го года нет, но они составляют сотни тысяч с обеих сторон. Особенно большие потери были в Сталинградской битве. В зимней кампании 42-43-го года потери Красной Армии составили 286,88 тысячи, у гитлеровцев – 1000,78 тысячи, летом – осенью 43-го года – 590,7 тысячи и 145,1 тысячи соответственно. В зимне-весенней кампании 44-го потери соответственно – 377 и 284, 59 тысячи, в летне-осенней 44-го – 470 и 858,6 тысячи. В кампании 45-го года безвозвратные потери Красной Армии составили 376 тысячи человек, а гитлеровцев – 1 млн 277 тысячи, но следует учесть, что в число потерь Германии не входят потери ее союзников. Кроме того, на стороне Германии сражались и многочисленные формирования власовцев, украинских, прибалтийских и других националистов общей численностью свыше 100 тысяч человек. А сколько было полицаев, вообще сказать сложно. Эти люди до войны считались гражданами СССР, но их потери несправедливо было 6ы носить к потерям нашей страны в целом, поскольку они сражались на стороне противника. Все это опять же усложняет точные подсчеты потерь сторон.
После очень кропотливого труда можно, вывести общее количество боевых безвозвратных потерь воюющих сторон. Красная Армия потеряла в годы войны убитыми, погибшими в плену и умершими от ран в общей сложности 8 млн 668 тысяч 400 человек. Общие безвозвратна боевые потери Германии оцениваются в 8 млн 774 тысячи человек (в целом Германия потеря ла 13 млн 448 тысяч человек). Из них на советско-германском фронте погибло и было взято в плен 5 млн 151 тысяча человек. Общее же количество пленных, взятых Красной Армией, составляет 4,5 млн человек, из них 2,5 млн и немцев. Кроме потерь немцев, надо учитывать и потери их союзников. Здесь цифры разные: от 974 тысячи, или 1 млн 5 тысяч. Это имеются в виду румынские войска, финские, венгерские, итальянские и различные другие формирования.
Соотношение потерь в кампаниях войны менялось следующим образом: в первом периоде 5,5 к 1 в пользу Германии, во 2-м – 1 к 1,2 в пользу Красной Армии, в 3-м – 4,1 к в ползу Германии, в 4-м – 1,3 к 1, в 5-м – 1 к 1,8 и в 6-м – 1 к 3,4 в пользу СССР. Успех летне-осенней кампании 1944 года был оплачен в три раза меньшей кровью, чем в 1943 году, хотя территория была освобождена примерно такой же площади. В 1945 году при освобождении стран Европы и в боях на территории Германии успех был оплачен в 3,5 раза меньшей кровь, чем при изгнании врага с такой же площади, чем в 41-43-м годах. К концу войны безвозвратные потери Германии втрое превзошли потери Красной Армии, и это яркое свидетельство, что победа была одержана не числом, а умением. Следует учесть и то, что гитлеровцы сражались с отчаянием обреченных вплоть до капитуляции, и, как правило, массовой сдачи в плен не было. Во многих операциях, таких как Корсунь-Шевченковская, Ясско-Кишиневская, Белорусская, Висло-Одерская, Берлинская, потери противника значительно превосходили потери Красной Армии. В этих операциях наша армия сполна расплатилась с противником за тяжкие потери в 41 -42-м годах.
Общее же соотношение потерь в ходе войны составляет не 10 или 14 к 1, а 1,6 к 1 в пользу Германии. При этом следует учесть, что очень большое количество потерь приходится у нас на первые полгода войны, а среди погибших больше половины пленные.
Находясь в равных условиях с противником в середине и особенно в конце войны, Красная Армия, как правило, одерживала победы, причем с меньшими для себя потерями.
Поэтому можно точно утверждать, что выражение «мы завалили Германию трупами и кровью» не соответствуют действительности. Да, крови и смертей с нашей сторон было много, но и противник терял не меньше. И объяснялось это не громадным численным превосходством Красной Армии, а прежде всего постоянно возраставшими умением воевать и технической» оснащенностью.
Говорят, гибель одного человека – трагедия, гибель миллионов – статистика войны. И рано еще ставить точку в исследованиях потерь и нашей страны, и Германии. Но уже сейчас можно сказать уверенно, что на поле боя потери сторон в ходе войны в итоге были примерно равными.
А говорить о точной цифре мирных жителей в результате геноцида гитлеровцев рано, она составляет от 13 до 15 миллионов человек.
«Тот самый длинный день в году» 22 июня 1941-го принес нашей стране неисчислимые страдания и жертвы. Память людская еще долго будет возвращаться к событиям войны, потому что главное на войне все же – смерть, родных и близких, а в широком смысле – граждан нашего государства.
ПОЛКОВНИК, ПРОПАВШИЙ БЕЗ ВЕСТИ
1118 командиров Красной армии в звании полковника пропали без вести в годы Великой Отечественной войны. За этими цифрами – не только неизвестные судьбы конкретных людей, но и частей, соединений, которыми они командовали.
Командир не мог остаться один
Полковник может командовать не только полком, но и бригадой, дивизией, возглавлять штабы соединений. Ясно, что вокруг него на войне всегда есть люди, его подчиненные. Каким же был размах сражений, если столько было пропавших без вести полковников, ведь и количество погибших командиров в этом звании – несколько тысяч… Не мог же полковник в бою остаться совсем один! Где же были в тот момент его подчиненные, однополчане?
Наш земляк командир 771-го полка 137-й Горьковской стрелковой дивизии полковник Иван Малинов – один из этих 1118, пропавших без вести. Судьба этого человека долгие годы волновала его однополчан, но до сих пор, несмотря на все попытки найти истину, так и не удалось точно установить, что же с ним случилось тогда, в первые недели войны. Как это ни странно, но есть несколько вполне достоверных версий его исчезновения.
Иван Малинов родился в 1896 году в крестьянской семье в селе Федурино ныне Вачского района. В годы Первой мировой войны был призван в царскую армию, служил прапорщиком. В одном из боев попал в плен к немцам. Вернулся на Родину после окончания Гражданской войны и служил в Красной армии на командных должностях. В конце 30-х годов служил начальником полковой школы 17-й стрелковой дивизии, а когда на ее базе осенью 1939 года была сформирована 137-я дивизия, был назначен командиром ее 771-го стрелкового полка. Репрессии в армии 1937 года его не коснулись.
С полком выехал из Горького на фронт на третий день войны, а при прорыве из окружения 19—20 июля 41-го пропал без вести.
Еще в 70-е годы мне удалось разыскать и опросить несколько человек, однополчан полковника Малинова, которые видели его в те драматические июльские дни 41-го, когда полк прорывался из окружения в районе города Пропойска (ныне Славгород Могилевской области Белоруссии) через Варшавское шоссе за реку Сож. Пытался по часам восстановить действия полковника Малинова в этот день 19 июля, но картина получилась предельно противоречивой.
«Он нас бросил…»
Помощник начальника тыла 20-го стрелкового корпуса полковник Исаак Цвик, в который входила 137-я дивизия, рассказал мне, что вечером 18 июля, накануне прорыва из окружения, он с группой командиров, в которой был и полковник Малинов, ходили на подступы к Варшавскому шоссе на рекогносцировку. Их обстреляли немцы, и группа отошла. Малинова с ними после перестрелки не было. Утащили ли его, раненого, немцы, или труп не смогли найти наши разведчики, посланные на поиски полковника, осталось тогда неясным. Это первая версия исчезновения полковника Малинова.
По воспоминаниям сотрудника особого отдела дивизии Андрея Бородина, полковник Малинов пропал без вести в это же время, но при других обстоятельствах. «Это было в лесу вечером 18 июля накануне прорыва, – рассказал Андрей Карпов. – Нас было двенадцать человек, в том числе и Малинов. С нами была одна женщина, кажется, машинистка штаба 771-го полка. Она переоделась в гражданскую одежду, и мы отправили ее на разведку к шоссе. Действия Малинова показались мне тогда подозрительными, и они оправдались. Ночью, когда мы все заснули, Малинов и еще один или двое командиров исчезли, не дождавшись возвращения женщины из разведки. Я считаю, что он нас бросил как подлый трус».
Этот эпизод – вторая версия исчезновения полковника Малинова.
«Мне самому тесно…»
Однако на следующий день, 19 июля, Ивана Малинова видели несколько человек, причем в расположении наших войск.
Помощник начальника штаба 771-го полка, в то время лейтенант Вениамин Тюкаев, рассказал мне: «В день прорыва полка из окружения мои встречи с Малиновым были при таких обстоятельствах… Начштаба полка капитан Шапошников послал меня на исходное положение подразделений полка разыскать там полковника Малинова и доложить ему, что один батальон уже пробился из окружения через шоссе на реку Сож. Найти Малинова тогда удалось довольно быстро. Он дал мне свою машину „Эмку“, чтобы я съездил в другие два батальона уточнить задачи на прорыв. Когда я выполнил этот приказ, Малинов приказал мне ждать его в машине, а сам куда-то ушел. Ждали мы его с адъютантом весь день 19 июля и ночь на 20-е. На рассвете все же поехали искать своего командира полка, но попали в засаду, и нашу машину немцы сожгли. У деревни Александровка 1-я, которая стоит перед шоссе, через которую мы прорывались из окружения, мы снова встретили полковника Малинова. Вид у него был хмурый и усталый. Мы с его адъютантом доложили, что нашу машину сожгли немцы, спросили, что нам делать дальше. Малинов пошел к броневику, мы спросили: „Нам с вами, товарищ полковник?“ – „Мне самому тесно“, – отрубил он и поехал на броневике по направлению к шоссе. Мы с адъютантом полковника присоединились к группе бойцов и командиров и дальше прорывались из окружения с ними. Больше Малинова я не видел».
Этот рассказ дает основания считать, что пропавший, по двум версиям, накануне прорыва из окружения полковник Малинов на следующий день все же был в расположении наших войск, которые еще не пробились из окружения.
«Это же предательство!»
Капитан Федор Лукъянюк, командир батальона связи 137-й дивизии, дает свою версию исчезновения полковника Малинова: «В тот вечер, 18 июля, командир нашего 20-го корпуса генерал Еремин лично, при мне, ставил задачу командиру 771-го полка Малинову, где конкретно выйти с полком на шоссе. Командир 137-й дивизии полковник Гришин приказал мне немедленно организовать надежную связь с полком, который пошел на прорыв. Я подошел к полковнику Малинову и спросил: «Как вы будете двигаться?» Он мне показал на машину: «Поеду через пять минут». Я отдал приказ моему командиру роты старшему лейтенанту Никитаеву: «От этого дерева тяните проводную связь за полковником Малиновым, не отставайте от него ни на шаг, а то можете заблудиться, потому что темнеет. Через одну-две катушки включайте аппарат и прозванивайте линию». Мои связисты пошли за машиной Малинова, а через некоторое время телефонист, который был на моем конце линии, просит подойти меня к аппарату. Старший лейтенант Никитаев, очень волнуясь, доложил мне, что видит, как полковник Малинов вышел из машины и сдался подошедшим к нему немцам в плен. Я тут же передал трубку аппарата командиру дивизии полковнику Гришину. Никитаев повторил ему эти слова, и тот тут же доложил о случившемся командиру корпуса. Генерал Еремин возмутился: «Это же предательство! Надо немедленно уходить из этого места!» Я тут же приказал Никитаеву сматывать линию связи и возвращаться ко мне. Но он не дошел: был убит немцами по дороге в лесу. После этого случая полковник Гришин вызвал по телефону начальника штаба 771-го капитана Шапошникова и приказал ему командовать полком.
Буквально через час после ухода Малинова немцы открыли по нашему месторасположению точный огонь артиллерии и минометов. Штаб корпуса понес большие потери – так быстро сменить его дислокацию не удалось. О сдаче Малинова в плен в его полк мы не сообщали, даже Шапошников этого не знал.
Во время артналета немцев мы потеряли командира корпуса, и командир 137-й дивизии полковник Гришин решил, что ждать больше нельзя, надо прорываться через шоссе самостоятельно. Я собрал своих людей, поставил задачу, и мы пошли к шоссе на прорыв. По нам вели огонь немецкие мотоциклисты, но мы их разогнали огнем. Шоссе перешли без потерь, а за нами прошел и штаб дивизии вместе с ее командиром полковником Гришиным».
Итак, это третья версия исчезновения полковника Малинова. Осталось только загадкой: сам ли он сдался немцам в плен или все же был ими схвачен, когда вышел из машины перед шоссе. Казалось бы, на этом версии исчезновения полковника Малинова должны закончиться. Но дальше события развивались как в детективной повести…
«В Африке ваш Малинов…»