Заплачено кровью. Трагические события первого года войны

– Да, кулак… Пять батальонов пехоты. А участок какой? На нем и всей дивизии было бы слишком просторно. И где точный рубеж развертывания?

– Ну, давай еще уставы вспоминать, – Гришин, зло кусая губы, затушил папиросу каблуком сапога. – Пойдем еще раз все прикинем по карте, и я к Смолину и Малыху, а ты за работу. Подумай, кого здесь оставить из штаба, пусть встречает остальных. Пехоту с артиллерией по общему маршруту, а тылы здесь попридержим.

Оба вошли в избу. Капитан Шапошников как раз ставил задачи командирам батальонов и батарей. Вдруг за окнами послышался громкий смех и крики, по-немецки, но женские.

– Что там такое? Похлебаев, посмотрите, – попросил Шапошников.

Через минуту в избу, едва сдерживаясь от смеха, вбежал старший лейтенант Похлебаев:

– Летчика со сбитого самолета привели, вернее – летчицу!

– Вот это да… – Шапошников, едва сдерживая улыбку, посмотрел на полковника Гришина.

– Да такая нахалка – кусается, царапается, орет! Куда ее?

– А Потехин где? Сдайте ее ему, – распорядился Шапошников. Старший лейтенант госбезопасности Потехин был уполномоченным особого отдела в полку Малинова.

К полуночи 771-й стрелковый полк вышел из Сухарей, держа направление строго на юго-запад. На улицах села остались огромные копны из скаток и вещмешков – для скорости решено было все лишнее оставить на месте. Дорог был каждый час, поэтому пехота то и дело переходила на бег, ездовые не жалели вожжей, подгоняя свои упряжки с орудиями. Незаметно наступил рассвет, поднялось жаркое июльское солнце, а колонны полка без привалов проходили маленькие деревушки, стараясь миновать их быстрее и выйти на лесные дороги. Но с каждым часом темп марша падал, сказывались многосуточная усталость и бессонные ночи.

После полудня стал слышен гул боя, пока еще отдаленный и слабый. Несколько раз мимо колонн проезжала машина с командиром дивизии, словно торопя людей, но и к вечеру полк не вошел в соприкосновение с противником, хотя ушел от Сухарей больше, чем на тридцать километров.

Полковник Гришин мысленно невольно радовался, что дивизия все еще не вступила в бой. Нетрудно было бы представить, что это за бой – прямо с марша. Объезжая колонны батальонов своей дивизии, он видел, как устали люди. Пехотинцы шли с мокрыми от пота спинами, с разводами соли на гимнастерках. Но все же и приятно было видеть, что колонны не растянулись, а шли компактно.

Вечером Гришин в какой-то деревушке встретил машину с командующим армией, он и сказал, что удар их корпуса не получился. Уточнить у него обстановку в деталях не удалось, генерал Ремизов сообщил только, что в контрударе приняли участие всего пять батальонов разных дивизий. Немцы наращивают силы на плацдарме, гонят через мосты на Днепре технику и в ближайшие часы главными силами могут двинуться вперед. Их разведгруппы на мотоциклах замечены были у станции Чаусы.

А к вечеру полковник Гришин узнал, что передовые части противника находятся всего в пяти-шести километрах от колонн его дивизии, и между ними никаких других наших войск нет.

– Товарищ капитан, из первой роты сообщили, что лейтенант Шажок прибыл, – подбежал к Шапошникову лейтенант Денисенко, начальник связи полка.

– Давай его сюда скорее, – Шапошников вышел из колонны, сел у березы, вытер платком лоб.

Несмотря на закалку пехотинца, Александр Васильевич устал: на ногах несколько суток подряд, и, как нарочно, жара все эти дни стояла просто немилосердная.

Через несколько минут к Шапошникову на взмыленном коне подскакал лейтенант Шажок, командир взвода конной разведки. Он тяжело слез с коня, доложил о прибытии и пилоткой вытер мокрое от пота лицо.

– Ну и жара… Эх, хоть посидеть на травке…

– Люди у тебя где? – спросил его Шапошников.

– Там, на лужайке. Потерь нет. Плохо дело, товарищ капитан. Плацдарм немцы захватили уже километров двадцать по фронту, все деревни забиты техникой.

– Ты рассказывай, что сам видел.

– Наших там почти нет, кое-где держатся по роте, не больше. И сплошной линии обороны нет, промежутки очень большие. То, что я видел сам с ребятами, это одних танков не менее трехсот единиц, несколько отрядов по тридцать-пятьдесят единиц. Артиллерии у них, правда, мало…

– Ну, триста! Как ты их считал? Не спутал танки с бронемашинами?

– Может быть, где-то и спутал, но считали в основном танки. Много грузовиков, мотоциклистов – трещат на все окрестности.

– Покажи по карте.

Шажок всмотрелся в названия деревень и начертания лесных дорог.

– Здесь и вот здесь стояло примерно по тридцать танков, а тут видели колонну в двадцать танков. Несколько раз опрашивали беженцев. Один дед сам видел переправу, говорит, что позавчера по ней за день прошло не менее полусотни танков. Проверить его сведения было невозможно, но и не поверить ему я не мог. В итоге, даже если мы что-то и подсчитали дважды, триста танков, как самое малое, есть. Товарищ капитан, не сегодня-завтра они рванут. Мотоциклисты вообще по дорогам гоняют, как у себя в Германии, в одних трусах.

Подъехали полковник Малинов и старший лейтенант Меркулов, начальник артиллерии полка. Шапошников коротко доложил им все, что рассказал ему Шажок, показал по карте. Малинов выслушал молча, но на его лице появились растерянность и недоумение.

– Надо останавливать полк, капитан, – сказал он Шапошникову. – Разворачивайте батальоны в боевые порядки. Если противник действительно в Червоном Осовце, то надо готовиться к бою. Пошлите вперед разведку, пусть уточнят расположение сил противника. Установите связь с майором Фроленковым, он идет левее километрах в пяти. Сосед справа тоже должен быть на подходе, Полтавская дивизия.

– Товарищ полковник, может быть, батальон Горбунова во втором эшелоне пока оставим? – спросил Шапошников Малинова.

– Да-да, а батареи обе – в батальоны, вперед. Я поеду к Гришину, вернусь часа через два.

Через полчаса батальоны 771-го стрелкового полка были остановлены и люди начали готовиться к бою.

Разведгруппы вернулись поздно вечером, пленных взять не удалось, но наблюдением было установлено, что в полосе полка, в селах Пустой и Червоный Осовец расположились на ночевку довольно крупные силы противника – до батальона мотопехоты с танками в каждом селе.

Часам к десяти вечера на командный пункт полка Малинова двое красноармейцев притащили катушки со связью. Быстро развернули аппарат, один из них подул в трубку и оглянулся, разыскивая глазами старшего по званию.

– «Волга», «Волга», я «Сосна», как слышите? Прием. Есть! Товарищ капитан, просят командира.

– Начальник штаба семьсот семьдесят первого полка капитан Шапошников. Да. Полковник Малинов уехал в штаб дивизии… Сведения, предварительно, такие: на плацдарме в районе Сидоровичи, Перекладовичи, Усохи установлено скопление танков противника до трехсот единиц… Считала разведгруппа лейтенанта Шажка, сведения сегодняшнего утра и дня.

– С кем ты? – спросил Шапошникова подошедший к связистам батальонный комиссар Васильчиков.

– Генерал Еремин, – прикрыл на секунду ладонью трубку Шапошников. – Полк занимает рубеж восемьсот метров восточнее Пустой Осовец и тысяча метров восточнее Червоный Осовец. Да, впереди точно противник, до двух батальонов мотопехоты, есть танки… Не удалось установить точно… Есть. Понял.

Шапошников положил трубку, посмотрел в глаза Васильчикову, немного помедлил и сказал:

– Не верит, что у немцев на плацдарме триста танков. Не может, говорит, этого быть. «Ты знаешь, сколько один танк стоит?» – повторил Шапошников вопрос командира корпуса. – А может быть, Шажок действительно что-то там напутал, – задумчиво и с тревогой произнес он. – Ну, пусть не триста, а двести, и часть из них бронемашины, это же как минимум две дивизии, даже с учетом потерь, что они понесли от границы. Кроме того, у Могилева одна танковая дивизия. А это уже корпус.

– Может быть, снова позвать Шажка? – спросил Васильчиков.

– Не надо, пусть отдохнет парень. Двое суток в седле.

Шапошников в глубине души тоже не верил, что против их дивизии стоят, готовые к броску, триста танков, но и сведениям Шажка не верить не мог. За год, что он его знал, много раз приходилось убеждаться в его исключительной добросовестности. Это был труженик, смельчак, да к тому же и с головой. Шапошников удивлялся, как это он за один день смог столько сделать. Пусть и на конях, но накрутили за день не меньше восьми десятков километров. Нет, в добросовестности Шажка он не сомневался, другое дело, что некоторые группы танков в той сумятице мог посчитать дважды.

«Завтра все станет ясно, – подумал Шапошников, но тревога в душе осталась. – Скорей бы начиналось…».

Почти две недели прошло, как полк выгрузился в Орше, но все это время были только изнурительные марши, нервотрепка, переходы казались бессмысленными, тем более, что вдоль фронта.

– Тюкаев, позовите Степанцева, – оторвался Шапошников от карты.

В блиндаж, светя фонариком, вошла группа командиров.

– Уже устроились? Быстро, – Шапошников по голосу узнал полковника Гришина. – Куда бы сесть?

Шапошников показал на чурбачки: