Страшная тайна братьев Кораблевых

– Поешь с дедом, Ваня? – спросил он, высунув свою лохматую голову на улицу. – Не обижай старика.

– Да, видимо, придется поесть, – мрачно произнес Иван. – Ты ведь старик хитрый. Вижу, что знаешь что-то… Серьезное что-то. А говоришь, как всегда, загадками.

– Ну вот и хорошо! – обрадовался дед Степан. – Ты заходи в дом, Ваня. В дому-то спокойней. Опять же, и комаров у меня не водится…

Когда Иван вошел в дом, то опять, как и во время всех прежних посещений деда, был удивлен пустотой его жилища. Ничего, кроме железной кровати и обеденного стола с укрепленным проволокой стулом, в нем не было. В ящике стола дед Степан хранил все свое имущество: железные и помятые миски-кружки, облезлые ножи-ложки, молоток, пилу-ножовку, топор, старые, ржавые гвозди и, конечно, рыболовные принадлежности в виде спутанных лесок, спичечных коробков с крючками и грузилами, самодельные поплавки… Правда, еще старинная, закопченная лампадкой икона висела в углу да лежал на широком подоконнике потрепанный и замусоленный молитвослов.

– Как ты живешь, дед! – не сдержал удивления Иван.

– Как живу? – отозвался дед Степан. – Хорошо живу. Пенсию большую получаю как участник войны. Всего хватает мне…

– На большую-то пенсию мог бы и мебель хорошую купить…

– А на что она мне? – возразил старик. – Мне и эта нравится.

– Какая – эта?! – натужно засмеялся Иван. – У тебя же, можно сказать, вовсе никакой и нет!

– Зато как хорошо помирать-то будет, Ваня! – вдруг радостно воскликнул дед Степан. – Легко будет помирать…

Иван знал, что почти всю свою пенсию дед Степан оставляет внукам: на каждого из них он завел сберкнижку и каждый месяц ходит на почту, чтобы перевести на эти книжки деньги. Всем поровну. С тех пор, как родились у его дочери близнецы Колька с Сашкой, и переводил. Сначала по одной тысяче рублей в месяц перечислял, а как пенсию ему после восьмидесяти лет прибавили, стал и по две тысячи перечислять. Только вот знал об этом один Иван, которому дед Степан строго-настрого наказал никому о том не говорить.

Сам Иван прознал об этом случайно. Как-то раз, минувшей зимой, дед Степан сильно захворал, собрался даже помирать, потому и поведал свою тайну ежедневно навещавшему его Ивану. И тетя Женя к отцу приходила, но, пробыв у больного не больше часа, выбежала из его избушки заплаканная. О чем они говорили – так никто, кроме Ивана, и не узнал. Иван же, услышав слова деда о сберкнижках, только и мог сказать:

– Да, дед, теперь мне понятно, почему наши парни жить без тайн не могут. Это им по наследству кровному передалось!

– А ты не смейся, Ваня, – прокашлял дед Степан. – И не бойся: все их тайны, как и моя, нестрашные…

«И верно, – вспомнил Иван, – Колька с Сашкой росли мальчишками добрыми, к хулиганству неспособными. Все их секреты заключали в себе всегда одно и то же стремление: сделать что-то такое, чтобы если не всем людям, если не всему Архарову, то хотя бы ребятам и учителям в школе или матери с отцом полегче жить стало. Потому-то и придумывали всякие хитрости, относящиеся больше к технике, к изобретениям. То „вечный двигатель“ в сарае мастерили из старого мотоцикла, который лет десять провалялся на улице, но после их стараний вдруг завелся, только, увы, проработал не вечно, а чуть меньше часа, но зато без капли бензина! То хотели построить электростанцию на месте впадения Свийки в замут, чтобы избавить всех селян от возраставшей с каждым месяцем платы за электричество. И ведь построили! Жаль только, что мощности ее хватило лишь на одну лампочку. Зато только они могли завести любую машину и даже трактор от простой батарейки для карманного фонарика! Как? До сих пор они хранили это в тайне, хотя их скутеры, купленные им Иваном в подарок на десятилетний день рождения, заводились именно от батареек.

Каждый день у Кольки с Сашкой возникали в головах новые проекты, и все они оставались их тайнами до тех пор, пока не признавались братьями годными к применению. А если годными не были, то никто о них и не знал».

Вот и теперь Иван думал услышать от деда Степана очередную такую тайну и ждал, искоса поглядывая на свои наручные часы, рассказа о каком-нибудь электромоторе для лодки или насосе для перекачки озерной воды в сельский водопровод.

Но дед Степан с рассказом не торопился. Он принес сковороду с окунями, поставил на стол, достал из вечного своего рюкзачка буханку ржаного хлеба и стал резать.

– Ну что ты томишь меня, дед? – не выдержал Иван, извлекая из ящика стола вилки. – Говори, наконец, зачем звал, да еще срочно!

– Ну так ты же пришел срочно? – спросил дед Степан. – Вот и молодец! Не заставил старика ворочаться в кровати всю ночь без сна.

– Значит, я тебе теперь буду нужен как лекарство от бессонницы?!

– Может быть, Ваня, может быть, – кивнул старик. – Но это если глупостей не наделаешь, а послушаешь моего совета…

– Какого совета? – насторожился Иван.

– Ты сперва рыбки моей отведай. Ты кушай и слушай. Только не перебивай, договорились?..

– Я знаю, что на турбазе живет один очень дурной человек, – начал дед Степан, наблюдая, как Иван управляется с окунями. – Он там то ли охраной командует, то ли самим директором. Носом его кличут. Я видел этого Носа. Он частенько стал на турбазовском катере у нашего берега ошиваться. Я еще, когда первый раз его в катере увидел, подумал, что он гадость какую-нибудь замыслил. Долго я думал, Ваня, однако не мог понять до сегодняшнего вечера, чего он хочет. А сегодня…

Дед Степан вдруг замолчал, вышел в сени, выглянул на улицу и плотно закрыл за собой дверь. После этого стал говорить так тихо, что Иван даже перестал жевать.

– А сегодня, когда я вот этих окуньков ловил на своем прикормленном местечке, в замуте, вдруг вышел случайным свидетелем разговора наших парней. То есть Коли с Сашей. И услышал я, Ваня, про новую их тайну…

– Нос-то тут при чем? – не вытерпел и перебил его Иван.

– Да при том, Ваня, что он предложил парням нашим дело. Понимаешь, о чем я говорю? Это уже не безобидная мальчишеская тайна, а…

Дед Степан опять прервал свою взволнованную речь, видимо подыскивая нужные слова.

– Ты слышал, какое именно дело он им предложил? – хмуро спросил Иван и бросил вилку на стол.

– Я, Ваня, в войну разведчиком был, – напомнил старик. – И после войны… всю жизнь прожил, как в разведке, за всеми вами – внуками моими и дочерью моей – наблюдая издалека. Поэтому мне многого слышать не надо. Нос этот им денег обещал. Много денег, Ваня. Это я расслышал. А за что? Думается мне, что не за добрые их глазки и схожие мордочки. Думается мне, что на серьезное преступление он их подбивает. Сказал, что только один раз привезти ему в лодке что-то стоит больше, чем они на комбайне за лето заработают.

– А они? – Иван даже резко встал со стула и подошел к окну, стал вглядываться в наступившую ночную темноту за ним. – Они-то что решили?

– Похоже, еще ничего не решили… – Дед Степан подошел к Ивану и заговорил шепотом: – Я ведь, Ваня, не боюсь, что они согласятся в этом деле участвовать, и… Как там говорят? Встанут на преступный путь. Я боюсь, что они сами надумают этого Носа обезвредить. Саша сразу заявил, что их не деньги большие интересуют, а… Таинственность! Поэтому я и позвал тебя, а не к участковому пошел.

– Понятно, – задумчиво произнес Иван. – Это ты правильно сделал, дед. Я сегодня же с ними поговорю. Расколю как миленьких! Заигрались парни! Я предчувствовал, что они доиграются!.. Ну ничего! Пришла пора с этим заканчивать… Самое время тайны эти выводить на чистую воду!..

В волнении Иван вновь присел к столу и набросился на рыбу так, словно неделю ничего не ел.

– Дурак! – забыв про осторожность, воскликнул старик. – Дурак ты, Ваня! Потому что, во-первых, сомневаюсь я, что ты их расколешь; во-вторых, предашь меня, старого разведчика; а в третьих… А в-третьих, Ваня, я еще не сказал тебе о том, что Нос этот им пригрозил: если кто-нибудь узнает, он их утопит. «И Иван вам не поможет», – сказал. То есть это Коля поведал брату про его угрозу…

Иван растерялся. Конечно, не обидное слово «дурак» вызвало его растерянность – только теперь до него дошло, какая беда нависла над братьями. И впервые в жизни он не знал, что делать, чтобы защитить от нее своих младших.

4. Нос

Нос появился на озере недавно, всего лишь год назад, но молва о нем сразу же пошла нехорошая. Откуда он взялся, где был до того, как стал на турбазе главным охранником, никто точно не знал. Однако с первого взгляда на него нетрудно было догадаться, что не школьным учителем работал, и не коров пас у какого-нибудь фермера, и даже не Чеченскую войну прошел, а был самым настоящим бандитом, или, как говорили в Архарове, «уркой». Детина он был здоровый и мог бы без особых усилий и землю плугом пахать, и лес в одиночку валить, но Нос нашел себе теплое местечко на турбазе, где отдыхала и летом, и зимой в основном спортивная молодежь: студенты, курсанты военного училища, команды пловцов, гребцов и лыжников.

Турбаза была построена на другом берегу озера, напротив Архарова, так давно, что даже дед Степан не мог сразу вспомнить, была она тут во времена его детства или нет. А когда все же память его не подводила, говорил, что была еще и в конце девятнадцатого века, только называлась не турбазой, а барской усадьбой.

С автотрассы дорога к ней шла через Архарово, а потом почти десять километров вдоль озерного берега. Но так как озеро находилось на самом краю области, то на него приезжали отдыхающие и из соседней губернии. Для своего удобства они проложили к берегу свою дорогу вдоль полей фермера Кутасова и по большому болоту за ними. По этой дороге кое-кто из кораблёвских соседей повадился проезжать и на трассу, сокращая путь к ней чуть ли не на сотню километров.

Поговаривали в селе, что сам фермер Кутасов не просто фермер, а наследник тех самых бар, которые когда-то владели усадьбой. Якобы поэтому он даже пытался отсудить себе турбазу, но ничего у него не вышло. Впрочем, он и без усадьбы устроился на бывшей колхозной земле неплохо, давая работу многим жителям Архарова, которые любили поспорить между собой о его настоящей фамилии. Одни пытались доказать, что он вовсе не Кутасов, а Архаров, отчего и село называется Архаровом. Другие кричали, что Архаровым он быть не может по той простой причине, что само-то их село когда-то давно именовалось Кутасовом. Охрипнув, но не придя к общему мнению, спорщики шли к самому старому в селе человеку, бабке Кораблихе, однако та отсылала их с этим вопросом к деду Степану, который, увы, так и не мог вспомнить, в каком же селе был рожден.

И только местный священник, отец Максим, разрешал их спор, показывая селянам лежавшую в густой траве на церковном кладбище, обросшую мхом могильную плиту, на которой было выбито: «Здесь покоится прах боголюбивого помещика села Архарова…» Продолжения надписи разобрать не было никакой возможности, но возбужденный спором народ вдруг успокаивался. Лишь самые горячие головы с досадой пожимали плечами, думая о том, что батюшка нагнал еще большего туману на их историческое самосознание.

Когда же на турбазе объявился этот самый Нос, который вдруг оказался не Носовым, а Архаровым, бессознательный страх заставил умолкнуть даже самых отчаянных защитников кутасовской версии происхождения названия их села. И хотя никто этого страха в себе явно не признавал, втайне многие считали, что именно Нос, а не Кутасов – истинный наследник барского имения. Более того, стало очевидно, что этот наследник обращаться с заявлением своих прав в сельскую администрацию не будет, а попытается отвоевать эти права каким-нибудь хитрым бандитским способом.

Между тем никому и в голову не пришло задуматься о том, почему его зовут на турбазе не по фамилии или по имени-отчеству, а всего лишь по внешнему признаку, да к тому же и не особенно выдающемуся. С первого взгляда на охранника не знающим его прозвища Нос казался вполне приличным молодым человеком, а некоторые архаровские девушки видели в нем даже того рыцаря, о встрече с которым мечтали с детских лет. Изредка приезжая в село на турбазовском автобусе или причаливая к берегу на катере, он был со всеми приветлив, в магазине покупал только минеральную воду и мороженое, которое тут же раздавал на улице детворе. Выглядел всегда интеллигентно и опрятно и носил не ставшую незаменимой для всего сельского мужского населения камуфляжную робу, а одевался по-городскому: в джинсы и обтягивающую его мощную мускулатуру майку или – зимой – в рыжую дубленку.

Однако всем без исключения после близкой встречи с ним на улице или в том же магазине хотелось назвать его не Ильей Муромцем и даже не давно известным всем, благодаря телевизору, американским супергероем Терминатором, а именно Носом. И причиной этому были вовсе не особенности его лица, а странная привычка постоянно к чему-то принюхиваться. При этом он умел так морщить нос или раздувать свои ноздри, что всякому становилось не по себе, словно он, сам того не ведая, вляпался ногой в коровью лепешку, а турбазовский охранник его в этой небрежности готов был уличить и пристыдить. Поэтому архаровцы старались не встречаться с ним – кто из-за чрезмерной стеснительности, а кто из-за тайной боязни.

Только братьям Кораблёвым Архаров не внушал ни страха, ни какого-либо неудобства, потому что Иван сразу, как только познакомился с ним, объявил, что человек этот, Нос, пустой, хотя и опасный. Чем он был опасен, Иван объяснять не стал, сказав лишь, что навидался таких Носов во время армейской службы.

И только теперь, разговаривая с дедом Степаном, Иван разъяснил старику, что к чему.

– Я давно за этим Носом наблюдаю, – проговорил он после того, как съел больше половины нажаренной дедом рыбы. – Сразу понял, что он за птица и чего у нас вынюхивает.