Третья планета от солнца

Бажен полностью поддерживал его. Оказывается, на их стороне был и Свенельдов сын.

– Княже, – воодушевлённо кричал Лют. – Перед нами богатая Таврика. Займём её…

– Рано нам с ромеями ратиться. Повременим маленько, – спокойно ответил ему Святослав. – Здесь, в Тмутаракани перезимуем, а весной пойдём воевать последнюю хазарскую крепость Саркел. Одари из захваченных сокровищ касогов и алан, и пусть до весны едут к себе. Мне Перун дал удачу и силу. Принесём бескровную жертву Богам, дарующим нам одну за другой победы над врагами.

– Да что же это такое, опять до крови кольчугой подмышки растёр, – плескался в тёплой воде Сурожского моря сотник Возгарь.

– Мала тебе кольчужка, закажи кузнецу колец добавить, – посоветовал страдальцу гридень Молчун.

– А у меня только ссадины от ударов хазарских сабель, – похвалился Бова. – Я восьмерых в бою завалил, – не краснея, бахвалился он.

– Сколькерых? – изумился Чиж.

– Шестерых, – немного уменьшил количество убиенных врагов гридень.

– Тьфу, хвастун. За медведем весь бой прятался.

– За Медведем спрячешься, рази? Он берсерк, сечёт всех, кого не попадя.

– Да не за вятича, а мишку скоморошьего, – захмыкал Чиж. – Ты, ноне, чёта умный такой. Видать от того, что тебя в Тмутаракани хазарин по башке булавой долбанул, вот мозгами и пораскинул. Бобёр, хватит нырять и рыбу зубами ловить, воевода Добровит на берегу призывно руками машет.

– Вот что, хлопцы, – довольно улыбался боярин. – Отдохнули чуток… Возгарь, что ты всё чешешься, подь сюда. Баранины вареной-жареной наелись от пуза? Про вино даже говорить не стану, а вот хрукты поменьше теперь жрите, потому как соглядатаи саркельские донесли, что арабские, персидские и, леший знает, какие ещё торговцы до печёнок напуганы нашим приходом в Тьмутараканов, и покидают город. На речной пристани, по словам прибежавших купцов-соглядатаев, круглосуточно идёт погрузка на суда нераспроданных товаров и другого богачества, – алчно дёрнул кадыком, сглатывая набежавшую слюну. – Устроим ловитву, – радостно хлопнул в ладоши. – Лезьте на ту вон лодью, где уже Горан с Богучаром копьями торчат, – показал рукой, на какую именно, – и встречайте гостей, что с часу на час устремятся прочь из Саркела по Дону в Сурожское море. Тут-то мы их, голубчиков, и расчехвостим, – мечтательно закатил глаза. – Корабли с товаром отымать, а купцов живота не лишать и отпускать на все четыре стороны. Которые на верблюдах по шляху удирать будут, тех вятичи во главе с Медведем переймут. Главное, хрукты на лодье не лопайте, – ещё раз предупредил гридей воевода. – Не отмоем потом посудину, а она мне принадлежит.

– Зима прошла, снег растаял, надежды на помощь у защитников Саркела тоже растаяли, как снег, пора, други, город штурмовать, – собрал по весне Совет во дворце бежавшего хазарского наместника, Святослав. – В Саркеле, кроме хазар, проживает много славян взятых когда-то в полон печенегами и проданных хазарам, или захваченных самими хазарами. Надо подбить их оказать помощь при штурме, а ещё лучше, уговорить – перебить стражу, растворить ночью ворота. Что скажете, братья?

– Дело говоришь, княже, – поднялся с деревянного, с резной спинкой, стула, Свенельд. – Пора поход заканчивать и двигаться домой.

– А мне и здесь ндравится, – оглядел стены из розового камня Добровит. – Жену только с детками привезти, и живи-радуйся…

– Ну, вот. Было время – громче всех супротив похода кричал, – довольно улыбнулся Святослав. – Мне тоже в Киев возвращаться не хочется. Где-то у моря стольный град ставить надо, – мечтательно потёр серьгу в ухе и поправил оселедец. – Продолжай, Свенельд.

– Саркел, в переводе с тарабарского, «Белая башня» означает, и находится на широком мысу, где Дон образовал излучину. Толщина стен впечатляет, но защитников ни так уж много. Недавно гриди захватили выбравшийся из города караван из двух десятков верблюдов, улепётывающих по степи подальше от Саркела. Купцы поведали, что хазарские всадники за зиму схарчили боевых скакунов и теперь варят в котлах похлёбку из их шкур. Да и колодцы в крепости пересохли. Я заслал в город своих людей. Ты прав, княже, надо уломать живущих там славян оказать нам помощь при штурме.

Через несколько дней лодьи русичей с развивающимися стягами подошли по Дону к Саркелу, и через седмицу крепость пала. Русичи захватили её с налёта, войдя в раскрытые славянами ворота.

– Всё, братья. Война с хазарами закончена. Пора вложить меч в ножны и возвращаться в Киев, – под рёв боевых рогов возвестил дружине князь.

Все ратники, кроме Клёна и Бажена, ликовали, а те не сумели разжиться в бою вражескими саблями, отчего дорога домой не радовала их.

В конце мая, на Совете, Святослав приказал воеводе Добровиту вернуться в Итиль, погрузить на струги и лодьи сундуки со златом-серебром, поволоки, тафту, оружие и другие ценные пожитки, вплоть до бухарских халатов, и Волго-Окским речным путём следовать на Русь.

– Как пришли по нему, так и домой уйдём. Плыть придётся против течения. На вёсла хазар посадим и славян, что были у них в плену. Пусть на родину вертаются. Их там немало. Ну и вои наши грести помогут. Я с частью дружины поднимусь вверх по Дону, и в том месте, где он ближе всего подходит к Волге, буду ожидать твои лодьи. Удерживать Итиль в своих руках не осилим – людей мало. А здесь, в Саркеле, оставим гридей, и к осени, думаю, заселим городище выходцами с Руси, северянами, скорее всего – Чернигов ближе других городов располагается к Саркелу, и назовём град «Белая Вежа». В Тмутаракани создадим русское княжество, а то скоро пойду ромеев воевать, – поразил воевод и старших гридей, – нам опорный пункт необходим. Ещё одна часть дружины на лодьях пойдёт на Русь по Северному Донцу. Печенеги нам сейчас дружественны… наверное… авось пропустят, хотя хан Куря обиду в сердце затаил…

*            *            *

Гонец с самого утра принёс княгине весть, что на Днепре появились лодьи Святослава.

«Счастье-то какое», – молилась она в часовне, отбивая поклоны перед иконами Божией Матушки и Иисуса Христа.

Помолившись, сделала строгий, как у Божией Матушки на иконе, лик, и вышла в теремной двор проследить за порядком.

Там вовсю кипела работа. Чадь, весело переговариваясь: «Выпили, поди, с утра, стервецы, прости Господи мою душу грешную, – перекрестилась княгиня, расставляли дубовые столы и скамейки. Их приятели, чего-то жуя, – так и есть, закусывают уже», – ставили рядом бочки с медовухой, пивом и брагой. Другие, шустро выбегая из поварни и уминая за обе щёки пирожки и другую стряпню, расставляли блюда и корзинки с печевом, на столах.

Узрев недовольно поджавшую губы княгиню, до этого мирно жующий гусятину тиун, сквозь набитый рот заорал:

– Ну, чаво, чаво вы, обалдуи древлянские, лепёшки и прочую мелочь на один стол валите? – размахивал в такт ору рукой с жареной гусиной лапкой, указывая на ивовые плетюхи с сочнями, пирогами и пышками. – О-ой, не могу от вашей дурости, – бросил остатки жареной лапки умильно глядящему на него и активно вертящему при этом хвостом, псу Тишке. – Орехи калёные рассыпал, дурень, – обругал низкорослого отрока. – По всем столам разносите, – проглотив, наконец, гусятину, подобострастно склонил перед княгиней голову.

Из поварни к ней, пыхтя и вытирая рушником с вышитыми петухами пот со лба и жирных щёк, спешил толстый повар.

– Матушка-княгиня, – с одышкой докладывал он, оттолкнув тощего тиуна, – я велел подсобным челядинцам-поварам на открытом огне зажарить двух бугаёв-кабанчиков, – ощерился, думая, что повеселил своей шуткой правительницу Киев-града.

Но та осталась серьёзна, по-прежнему сурово поджимая губы и хмуро разглядывая два костра с жарящимися на вертелах тушами свиней.

«Сам ты бугай-кабанчик», – рассудив, что дела идут как надо и без её пригляда, расслабилась, убрав недовольные складки со лба и разжала губы в подобие улыбки, слушая повара.

– …А в котлах, матушка-княгиня, варим баранину, медвежатину, оленину…

– Тьфу, пропасть тебя возьми, скажи ещё – конину, – вновь собрала на лбу складки недовольства, когда подошедший с другого бока тиун, протарахтел:

– Пир будет очень почестен, – вначале жизнерадостно хохотнул, затем покраснел от сурового взгляда княгини. – Я хотел сказать… – растерялся он.

Его выручил стремглав примчавшийся из поварни и передавший повару какой-то туесок мальчишка-поварёнок.

– Матушка-княгиня, глянь, как просвирки выпеклись прекрасно, – отвлёк её от уже не красного, а бледного тиуна повар, вертя в толстых пальцах пшеничную просфору. – А на верхней части очень приметный оттиск креста получился. А как чётко буковки вышли. Воинам-христианам по вкусу придутся. А тем, кто постится, рыбицы всяческой изжарили…

– Ладно, ладно, – на этот раз улыбнулась княгиня, разгладив на лице морщины и медленно направилась вдоль столов, махнув чади, чтоб не кланялись, а трудились.

Обернувшись к повару, произнесла:

– Пока я мимо амбаров, бань, погребов и конюшни пройду, приготовь мне туесок с просфорами и пирожками медовыми – внучатам отнесу потом, – прежде заглянула в конюшню, где конюхи чистили лошадей и сбрую, прошла к амбарам, проследив, как дворовые холопы сметают пыль, готовя кладовые к хранению добычи, что везёт князь из завоёванных земель: «Кругом пригляд нужен, – рассуждала она. – Балованный и беспутный народишко пошёл, а всё оттого, что в Христа не веруют и поклоняются Велесам всяким, да Перунам».

– Плыву-у-уть! Лодьи плыву-у-ть! – забежав во двор княжеского терема, истошно завопил мальчишка-поварёнок, успевший шустро сгонять к днепровской пристани и прибежать обратно.

Но рассказать челяди ничего не сумел, ибо был схвачен за ухо толстыми пальцами повара и под смех отроков уведён в поварню.

– Братцы, дружнее гребите, на нас весь Киев смотрит, – подбадривал горбатившихся за вёслами дружинников воевода Свенельд – бывшие славянские рабы отдыхали на палубе, с волнением глядя на плывущий навстречу бревенчатый град, напоминающий большое селище.

Святослав стоял на носу лодии, поставив ногу в красном сапоге на голову замысловатой сказочной зверюге, соединившей в себе одновременно черты волка, медведя и коршуна.

Чиж ещё говорил, что и бобра.

Собравшиеся у бревенчатого настила пристани, с которой их гнала киевская стража, смолокуры, кожемяки, кузнецы, селяне, гончары, их жёны и дети, приветственно заорали, узнав в стоявшем человеке Святослава.

Тот дружески помахал им рукой и коротко поклонился.

Толпа восторженно заревела и, поднапрягшись, опрокинула стражу в воду, заняв бревенчатый настил пристани. Правда, сжалившись, вытащили за шкирки тонущих стражей и вовремя, ибо первые лодьи, с поднятыми вверх вёслами, подходили к кромке пристани, легко ударяясь о дерево и тут же на их борта собравшийся народ стал подавать дощатые сходни.

Святослав в красном корзно, первым легко сбежал по сходням на пристань и под восторженный рёв толпы был подхвачен на руки и понесён по широкой, хорошо утоптанной дороге к киевским воротам, по пути с удовольствием вдыхая знакомые с детства запахи древесной стружки, берёзового дёгтя, сырых кож в дубильных чанах, жареного мяса и рыбы.