Эхо войны

– заменить скоропортящиеся рыбные и другие консервы на тушенку и сало;

– каждого десантника снабдить элементарной медицинской аптечкой.

В заключение выступил Илья Дмитриевич Полозков, который отметил, что батальон пополнился бойцами, имеющими боевой опыт действий в тылу врага. Его необходимо использовать во всех подразделениях. Основная задача – готовиться к очередным выбросам за линию фронта. С учетом этого будут пересмотрены все планы боевой подготовки и учтены пожелания, вернувшихся с задания. Командованию бригады и фронта будет доложено о готовности батальона к новым боевым операциям.

На следующий день батальон передислоцировался в район Сухиничей, где в густом лесу мы оборудовали палаточный городок и приступили к активной боевой подготовке.

Часто вечерами, сидя у палаток, вспоминали свой первый бой и не вернувшихся с задания товарищей. Как сложилась их судьба? Живые ребята, или мертвые?

Я отлично помнил, как при отходе от МТС мы встретили двух десантников из другого самолета, активно ведших бой. Это были Дима Мартыновский и Володя Шаулин. Впоследствии Мартыновский рассказал, что десантирование с их самолета почему-то произошло не совсем гладко.

Сначала прыгнули они с Шаулиным, а затем случилась заминка и основная группа приземлилась в полукилометре от объекта диверсии.

В результате он с товарищем присоединился к нам. Как сложилась судьба той группы – неизвестно. Преодолеть столь значительное расстояние на открытой местности под шквальным огнем противника было практически невозможно. С его слов, при отходе к станции Темный лес, они встретили только троих своих, которые тоже были в неведении об участи остальных.

Не раз мы возвращались и к вопросу, все ли было сделано для выполнения боевой задачи в том десанте. В этих беседах принимал участие и Иванченко.

Говорил он мало, но последнее слово всегда оставалось за командиром.

Как-то Николай Сафронов высказал мысль о том, правильно ли поступило командование фронтом, выбросив десант сразу после бомбежки, то – есть на верную гибель.

Возник серьезный спор, в котором многие, в том числе и я, выступили за правильность этого решения. Мы доказывали, что после бомбометания еще оставалось достаточно неповрежденной вражеской техники, которую нам и удалось уничтожить, свалившись немцам как снег на голову. Оппоненты же поддерживали Сафронова и заявляли, что если бы десант был высажен ночью, без шума, мы смогли бы сделать еще больше и со значительно меньшими потерями. На таких позициях стояли, например, Бойцов и Курочкин. Имелись и другие мнения.

В конце беседы Иванченко резюмировал:

– Все вы, дорогие товарищи, по своему, правы, однако не знаете одной очень важной детали. Именно в тот день немцы планировали отправить 80 танков под Смоленск. Это и заставило командование фронтом срочно высадить десант, чтобы сорвать планы фашистов. Конечно,– продолжил он,– высадка десанта была осуществлена с большим опозданием по времени.

Если бы мы приземлились в темное время, у нас было бы больше успеха и меньше потерь. Одно меня радует – среди бойцов отряда не было ни малейшего колебания в необходимости выполнения такого сложного задания. Мы исполнили свой воинский долг с честью.

Между тем, боевая подготовка в подразделении, была теперь организована с учетом опыта первого десанта. Мы активно занимались подрывным делом и изучали новые электровзрыватели. Отрабатывались приемы нападения на часового и другие навыки рукопашного боя. Продолжались тренировочные прыжки на парашютах, особенно в ночное время и с грузом до 40 килограммов.

Особое внимание уделялось ориентированию на местности.

Ежедневно, по два часа стали изучать немецкий язык.

Многим ребятам он давался с трудом. Наш силач Коля Сафронов, в прошлом колхозный бригадир из Курска, как-то заявил, – мне фрица проще задавить, чем спросить его имя. Во взводе он был единственным, кто имел жену и дочь, которых безумно любил.

Когда сестра из Свердловска написала брату, что те нашлись и едут к ней на жительство, Николай от радости обхватил руками и свалил березу диаметром сантиметров в двадцать. Та грохнулась на лужайку и едва не убила политрука Диденко, который готовился там к политинформации. Мы кое-как упросили Иванченко не наказывать Сафронова. После этого случая к нему пристала кличка «Танк».

В то время все мы были восхищены неутомимостью и энергией нашего комбата Полозкова, командира роты Романенко и лейтенанта Иванченко, которые день и ночь вели тщательную подготовку десантников к новой заброске в тыл врага.

Их стараниями нам выдали новые автоматы ППШ, добротное обмундирование и обувь. Врач батальона Андрей Ефимович Кузьменко снабдил каждого десантника медицинской аптечкой и провел самый тщательный инструктаж о правилах пользования ею. Андрей Ефимович закончил Алма-Атинский мединститут и существовавшую при нем парашютно-планерную школу. Это помогло ему в службе в десантных войсках.

В составе подразделений бригады наш врач многократно выбрасывался в тыл противника. В одном из боев был тяжело ранен, и после выздоровления, по состоянию здоровья переведен в танковые войска. Принимал участие в штурме Берлина. Награжден орденами Отечественной войны 1 и 2 степеней, Красной Звезды и многими медалями. В 1966 году демобилизовался и работал врачом в Днепропетровске.

Рядом с нашим батальоном, в лесу, располагался банно-прачечный комбинат, укомплектованный в основном девушками-москвичками.

Врача своего в нем не было и Кузьменко приглашали туда для лечения ожогов, травм и прочих заболеваний. Девушки часто приходили к нам в кино, а мы наведывались к ним на танцы. Расположение неподалеку такого большого числа молодых девчат отрицательно сказалось на состоянии дисциплины в батальоне. Появились самовольные отлучки среди бойцов.

Командование приняло строгие меры к их пресечению и организовало патрули, призванные выявлять и отлавливать самовольщиков. Особенно трудно приходилось с девушками – они не признавали никаких команд, прорывались к комбату и просили того сменить гнев на милость.

Тот – ни в какую.

Порядок в итоге навели, но врагов себе нажили. Перед самой выброской командование банно-прачечного комбината уговорило Полозкова передать им для стирки белье всех бойцов и командиров, обещая вернуть его через сутки.

Белье сдали, оставшись в гимнастерках и бриджах. Проходит день, второй, третий, а белье не возвращают – мол, сгорело при дезинфекции. И только за день до выброски нам привезли новое – со складов. Вот такая девичья месть за бойкотирование их внимания.

Не могу не рассказать о жизни и судьбе нашего командира батальона Полозкова.

Рано оставшись без родителей, Илья прошел школу беспризорников. Встретившиеся на пути хорошие люди помогли устроиться парнишке на Архангельский лесопильный завод. Работал сначала учеником, а затем слесарем. В 1923 голу вступил в комсомол и был призван на флот. Служил на ледоколе «Малыгин». Суровые льды Арктики и железная морская дисциплина сформировали у него бойцовский характер. Через шесть лет, здесь же, на корабле, был принят в партию.

А в 1929 году коммунист Полозков вместе с сотнями других, по решению партии едет в деревню создавать колхозы.

– Дело это было совершенно новое, – рассказывал он, – да и опасное, кулаки нам ничего не прощали, но мы молодые, горячие головы, сознавая всю важность порученного дела, действовали активно, подчас опрометчиво. Потеряли из-за этого много хороших товарищей.

Затем воздушно-десантное училище и жизнь парашютиста. К 41-му году совершил 352 прыжка. С началом Великой Отечественной войны, командуя батальоном, проявил себя как грамотный командир, требовательный к себе и подчиненным.

Илья Дмитриевич четырежды выбрасывался на парашюте в тыл противника, показал себя смелым, решительным и находчивым командиром. Был несколько раз ранен и контужен.

В 1942-м году Полозков был признан инвалидом войны со второй степенью нетрудоспособности, однако добился назначения в спецотряд, где подготовил 28 разведывательно – диверсионных групп парашютистов. Война ожидалась длинной.

Огненные мили

Год 2005-й. Москва. Небольшая уютная квартира в Теплом Стане.

А в ней миниатюрная светлая старушка, с удивительно чистым голосом и доброй улыбкой.

Это Анна Николаевна Сафронова. И вот ее личные слова, записанные на репортерский диктофон…

«Родилась я на Дону, в селе Стригунки 24 сентября 1919 года, в крестьянской семье. Затем мы переехали в город Белев Тульской области.

Там я закончила десять классов местной школы и решив стать летчицей, подала документы в Ленинградскую военно-воздушную инженерную академию им. К.Е. Ворошилова.

Однако по состоянию здоровья к вступительным экзаменам в нее я допущена не была и решила поступить в железнодорожный институт. Туда не прошла по конкурсу и по рекомендации своего дяди, в 1939 году поступила на работу в Гатчинский отдел НКВД. Через некоторое я была избрана секретарем гатчинского, а еще спустя непродолжительное время, членом бюро ленинградского обкома комсомола. Приходилось много ездить по области, общаться с самыми разными людьми и эта работа была мне по душе.

В одной из поездок, мой близкий знакомый – начальник Особого отдела базирующейся под Ленинградом авиационной дивизии, предложил мне перейти к нему на работу и переехать в Таллин.

Весну 1941 года я встретила секретарем-шифровальщиком Особого отдела Таллиннского военного гарнизона. Подчинялись мы Особому отделу Балтийского флота, значительная часть которого, и в том числе лидер «Киров», базировалась в столице Эстонии.

22 июня началась Великая Отечественная война.

С первых же дней Таллин стала бомбить немецкая авиация, которой активно противодействовали стоящие на рейде корабли. Особенно мощно отражал эти атаки крейсер «Киров», от залпов которого сотрясался весь рейд. По ночам это была страшная картина – город горел.

28 августа 1941 года мы получили приказ об эвакуации. Упаковали в металлические шкатулки секретные документы и шифркоды, после чего в порту все сотрудники Особого отдела флота погрузились на плавмастерскую «Серп и Молот». Это было огромное судно, загруженное людьми и военным снаряжением «под завязку».

Отходили под непрерывными бомбежками. Через некоторое время судно получило несколько пробоин, стало крениться, и нам приказали подняться на верхнюю палубу без вещей. С собой, в противогазной сумке, я смогла унести только мое любимое крепсатеновое синее платьице с кружевным воротничком.

Весь залив был усеян движущимися под взрывами кораблями. Рядом с нами проходил эсминец, с курсантами Фрунзенского военно-морского училища, откуда раздался крик, – Нюра, Нюра Казакова, это я, Женя!