Тот, суча ногами, попытался вырваться – не получилось.
– Ладно, сдаюсь.
– Ну, тогда топайте отсюда (поднялся).
– И больше не попадайтесь, еще наваляем, – угрожающе сопя, добавил Колька.
Отойдя на сотню метров, кто-то из тройки прокричал, – ничего, еще сочтемся!
В ответ Шурка засунул в рот два пальца и пронзительно засвистел.
– Моя бабка говорит, драться нехорошо. – Бог накажет, – потрогал распухшее ухо Ленька.
– Брехня, бога нету, – откликнулся Колька. – Мне батька так сказал.
Его родитель считался у мальчишек авторитетом: работал в ЧК, имел орден «Красного Знамени» и ходил с наганом в кобуре.
Когда ополоснули лица в морской воде, у Сашки под глазом начал синеть фингал. Рыжий все-таки его достал.
– Да-а, – протянул Ленька. – Нужно приложить пятак.
– Пройдет и так, – махнул рукой.
Возвращались в первых сумерках. Когда поднимались вверх по своей улице, та пахла жареной рыбой и вареной кукурузой. У Сашкиного дома распрощались, договорившись назавтра идти в порт.
Под деревом во дворе, на лавках сидели несколько мужиков и забивали «козла»*. Слышался стук костяшек, дымили папиросы. Чуть дальше, у сарая, играла дворовая мелкота, на натянутых веревках террасы сушилось белье и перекликались соседки.
Сашка поднялся скрипучей лестницей наверх, отворил вторую по ходу дверь и вошел в квартиру, где проживал вместе с родителями и младшей сестренкой. Состояла она из двух комнат с кухней. Там, за столом во главе с отцом, ужинала семья.
– Вот, принес рыбы, – приподнял Сашка вверх кукан.
– Будет завтра на обед, – встала навстречу мать и нахмурилась, – опять, таки дрался?
– Ерунда, – шмыгнул носом.
– И с кем? – поднял голову от тарелки отец, а сестренка с интересом уставилась на брата.
– С приморскими. Они начали первыми.
– Ну-ну, – разгладил усы и продолжил щербать борщ.
Отца Сашка глубоко уважал. Его звали Иван Алексеевич, был родом из Бессарабии*. В молодости несколько лет служил на румынском миноносце кочегаром. На одной из вахт офицер дал ему ни за что пощечину, матрос в ответ свернул кулаком лейтенанту челюсть. Его тут же взяли под арест и посадили в карцер* (грозил расстрел).
Ночью выпустил стоявший на часах* товарищ.
Вместе прыгнули за борт, и переплыли Дунай. Товарищ остался в Бессарабии, а Иван двинул в Малороссию*. Кусок хлеба имел всегда, поскольку хорошо знал машины и был мастером на все руки. На Полтавщине встретил чернобровую дивчину, поженились и уехали в Одессу. Там нашел работу по специальности – машинистом, вскоре в семье появились дети: Сашка и Валя.
– Мой руки и садись ужинать, – забрала мать у сына улов, определив в кладовку.
Поплескавшись под рукомойником в углу, уселся на свободную табуретку и тоже принялся уплетать постный борщ, заедая горбушкой хлеба натертой чесноком.
Опорожнив миску, сказал «дякую мамо» и отправился в закуток на террасе. Летом любил спать на свежем воздухе. Раздевшись, улегся на койку, укрывшись тонким одеялом, через несколько минут свистел носом. В небе пушисто мерцали звезды, висела желтая луна, на дворе скрипели цикады.
В десять утра вся компания подходила к порту. Его строительство более сотни лет назад начал адмирал Иосиф Де Рибас, а продолжил Одесский губернатор Воронцов. К порту вела помпезная гранитная лестница в двести ступеней, именовавшаяся Потемкинской, весело переговариваясь, сбежали вниз.
Еще шла Гражданская война, торговых судов в порту было мало, но уже ходили пассажирские. Направились к одному из причалов, где стояло такое. На палубе прогуливалась публика, судно готовилось к выходу.
Раздевшись на парапете, попрыгали в воду, замелькали саженками к корме.
– Дядя, брось монету, достанем! – поднял голову вверх Сашка.
С палубы вниз серебристо мелькнуло, мальчишки шустро нырнули туда, где возник всплеск. Пассажиры, опершись о леера*, с интересом наблюдали. Через минуту мальчишки всплыли наверх.
– Есть! – радостно закричал Сашка, демонстрируя полтинник зрителям, после чего сунул его в рот.
С кормы повторили еще несколько раз, ребята ловко доставали со дна добычу. Потом пароход дал длинный гудок, готовясь отойти, матросы отогнали ныряльщиков, те вернулись на берег. Там, отряхнувшись от воды, надели майки со штанами, и двинулись вдоль набережной.
Понаблюдали за работой портового крана и разгрузкой шаланд с рыбой и астраханскими кавунами*, сперев по пути один. Отойдя к дальнему складу, присели в холодке. Имевшимся у Леньки складнем взрезали и зачавкали хрустящей сладостью.
Завершив, утерли щеки руками, а руки о штаны, вернулись к лестнице и неспешно поднялись наверх. Оттуда отправились на Дерибасовскую, где прокатились «зайцами» на трамвае, а потом в Александровский сад. Когда вернулись на Приморский бульвар, часы на здании городской биржи пробили полдень.
– Так, пацаны, – взглянул на циферблат Сашка. – Вы гуляйте дальше, а я домой. Надо сходить с мамкой по делам.
По пути за серебряный четвертак он купил сестренке леденец в бумажной цветной обертке и стакан семечек. Лузгая, пошагал дальше.
Спустя час, вместе с матерью отправились на Молдаванку. Она несла в кошелке отрез «чертовой кожи»*, шли к знакомому портному. Осенью Сашке предстояло идти в школу, нужно было сшить первый костюм.
Звали портного Моисей Павлович Зац, проживал с семьей в полуподвальной квартире трехэтажного доходного дома. Встретил радушно, выслушал, и, обмерив мальчишку, принял заказ, назвав цену. Мать согласилась, просил зайти через неделю. На обратной дороге зашли на Привоз*, там купили картошки, муки и подсолнечного масла.
В следующее воскресенье, ближе к вечеру, к отцу в гости зашел близкий друг отца Иван Степанович Колодин. При царе служил рулевым-сигнальщиком на броненосце «Потемкин»*, участвовал в революции, а теперь плавал шкипером* на буксире
Мать наварила вареников с картошкой, к ним поджарила бычков, гость принес бутылку водки и душистую дыню-канталупу. Валечку, вручив сочный ломоть, отправили гулять во двор. Сашка со своим пристроился в сторонке, взрослые расселись вокруг стола.
Шкипер, выбив ладонью пробку, разлил водку по стаканам, мужчины выпили до дна (мать пригубила), начали закусывать. Затем она ушла на кухню, гость с хозяином приняли по второй, закурили.
– Ну, как дела, козак? – пробасил Колодин, обращаясь к Сашке? Чем займаешься?
– Добрэ, дядь Вань, – кивнул тот чубчиком. – Купаемся с пацанами в море и ловим рыбу.
– А еще дерется, – добавил отец. – Весь в меня, стервец.
– То добре, – распушил усы гость. – И за что же?
– Просто так, – пожал плечами Сашка.
– Драться нужно только за правду и справедливость. Все остальное баловство. Уразумел, сынок?
– Ага.