Постоянно пьем чинзано,
Постоянно сыто – пьяно,
Держим банко миллионо
И плеванто на законо …
жизнеутверждающе мурлыкал дуэт, и Веселов почувствовал себя почти на родине.
Вопреки ожиданиям, салат и пицца оказались на удивление вкусными, а апельсиновый сок в запотевшем бокале свежим и ароматным.
Мы пирато, гастролеро,
мы сеньоро де ля воро (о-йес),
И гражданто убеганто
В рассыпанто престо скоро (о-йес),
О-ля бенто дель бамбино,
Стея гранто гангстерино,
Умма мано, сав монето,
И стрелянто пистолето !
навевала песенка приятные мысли, а в высоком голубом небе, куда-то плыли облака.
Потом снова был гудящий под колесами автобан, мелькающие по сторонам зеленые рощи и поля, небольшие городки и далекий звон колокола, призывающего католиков к обеденной мессе.
Вечером Олег остановился на ночевку в придорожном мотеле, а на следующее утро въезжал в Парму.
Ее окрестности впечатляли расположенными в живописных местах виллами и средневековыми замками, а сам город Кафедральным собором, старинной архитектурой, и дыханием вечности.
– Белиссимо, – восхищенно протянул коммивояжер, – надо будет выбрать время и посмотреть, вслед за чем остановил ламборджини и поинтересовался у местного карабинера, как проехать к гостинице.
Страж порядка все подробно разъяснил, и вскоре Веселов припарковался на стоянке у выстроенного в стиле ренессанс двухэтажного здания, с бьющим перед входом фонтаном и окаймленного живой изгородью.
Там, назвавшись Полем Ферье, он снял одноместный номер, смыл с себя дорожную пыль, и, спустившись вниз, поинтересовался у портье, как найти в клинику доктора Северино Антони.
– О, это несложно, – последовал ответ, и служащий извлек из конторки новенький автомобильный атлас.
Клиника, располагалась в семи километрах от города, и туда вела автомобильная дорога.
– Грацие, синьор, – поблагодарил гость, после чего взял атлас, и, вручив портье двадцать евро, направился к выходу.
– Не иначе филантроп*, – понюхав новенькую купюру, пробормотал тот. – Сейчас такие редкость.
А «филантроп», весело насвистывая, запустил двигатель автомобиля, вырулил со стоянки и не спеша покатил по историческим улицам.
Далее он пересек мост через сонно текущую, одного имени с городом реку, выехал на ее противоположный берег и понесся в сторону синеющих вдали холмов.
Затем, перевалив невысокую, поросшую лесами гряду и петляя по извилистому серпантину, ламборджини спустился в зеленую, напоминающую Эдем долину, на одном из цветущих склонов которой раскинулось небольшое селение и паслось стадо белорунных овец, а на втором, у прыгающей по камням горной речки, виднелось в тени деревьев, помпезного вида белое здание, к которому вела мощеная старым булыжником дорога.
– Клиника, – подумал Веселов, и автомобиль запрыгал по ее неровностям.
Вблизи здание оказалось не столь белым и довольно обшарпанным, зеленой изгороди и лужайки перед ним, давно не касалась рука садовника, и никакой жизни, кроме воркованья голубей на высокой крыше, вокруг не наблюдалось.
Остановив ламборджини у высокого крыльца с расходящимися в стороны перилами, по бокам которого стояли два изваянных из мрамора сатира*, Веселов поднялся по истертым временем ступеням на широкую площадку и остановился перед высокой глухой дверью, с прорезанным в нем, закрытым окошком.
Чуть сбоку, на стене, виднелась медная позеленевшая табличка с надписью «Ospedale», а чуть ниже кнопка звонка. Веселов нажал ее, и спустя пару минут, внутри послышались шаркающие шаги старого человека.
Потом звякнул запор, крышка окошка опустилась внутрь, и в нем возникло сморщенное женское лицо в белом капоре.
– Мир тебе, сын мой, – прошамкала старушка. – Чего ты хочешь?
– Я желал бы видеть доктора Северино Антори, – со всей возможной почтительностью сказал Олег, приняв смеренную позу. – По очень важному делу.
– Его нет, – последовал ответ, и окошко затворилось. Затем вновь звякнул запор, и шаги потихоньку удалились.
– Не особо почтительно здесь встречают клиентов, – почесал затылок коммивояжер, и на него сверху какнул голубь.
– Твою мать! – выругался он по – русски, затем извлек из кармана носовой платок, стер белое пятно и огляделся по сторонам.
К речке, стуча копытцами и блея, спускалось уже виденное им стадо, а сзади шествовал смуглый курчавый мальчуган, лет двенадцати, наигрывая на свирели.
– Настоящий фавн*, – залюбовавшись пастушком, изрек Веселов, и направил туда свои стопы.
Увидев подходящего к нему незнакомца, мальчик прекратил игру и с интересом на него уставился, а Олег произнес слова приветствия, на что тот весело ответил.
– Скажи мне парень, – закурив сигарету, – поинтересовался Веселов, – ты не знаешь, где может быть доктор? – и показал в сторону дома.
– Еще бы! – ослепительно улыбнулся тот, – дон Антори сидит в тюрьме в Парме, за неуплату налогов.
– Как в тюрьме? А когда выйдет? – сделал большие глаза экс-шпион, и отпихнул от себя бородатого козла, который принялся жевать его брюки.
– Падре Антонио сказал завтра, – дал пинка наглецу мальчик, – а он все знает.
– А кто эта старая мегера, что так неприветливо меня встретила?
– Его мать, донна Крисченца.
– Они что, из дворян?
– Да, синьор, когда-то вся эта долина принадлежала семье Антори, потом уже нет, а теперь у них остался только этот большой дом, где живет маленький фашисто.
– Фашисто? – высоко вскинул брови Веселов. – Давай дальше, это интересно.